оглавление канала
Елезарову сдавило грудь, и он тяжело дышал, стараясь вдыхать воздух маленькими глотками. Потом дрожащей рукой вылил все содержимое графинчика в бокал, и несколькими большими глотками опорожнил его, словно воду выпил. Затем непроизвольно сморщился, вдыхая носом воздух. Он не очень-то привык пить таким способом этот благородный напиток. Зато почти сразу, через несколько секунд, он почувствовал, как по всему телу разливается мягкое тепло, и тугой клубок ужаса, распирающего его изнутри, начал медленно растворяться, давая наконец ему возможность нормально дышать. А в голове мелькнула тоскливая мысль. Неужели все опять повторится, и все его кошмары опять возвращались? Этого только не хватало!! Нет, только не это!! Но живительное тепло коньяка уже разлилось по всему телу, расслабляя нервы. Дышать становилось легче. Надо брать себя в руки! Уже немного успокоенный, он допил остывший чай, рассчитался с официантом, дав ему значительные чаевые, и чуть пошатываясь, то ли от выпитого коньяка, то ли от неровного, на стрелках, движения вагона, отправился в свое купе. Ему необходимо было отдохнуть. Он предполагал, что завтра будет непростой день.
Лежа уже на полке двухместного купе, он закрыл глаза и заставил переключить свое внимание на размеренный стук колес. В их ровном, ритмичном перестуке ему чудился другой звук, голос домашних ходиков, которые висели на стене в старом деревенском доме его бабушки. На него стали наползать воспоминания детства, убаюкивающие его лучше всяких таблеток.
В Заводское они приехали около одиннадцати часов. На маленьком вокзале их встречал юркий человечек, похожий на какого-то зверька. Только вот, Сергей никак не мог понять, на какого. И к его удивлению, он повел их не на выход из вокзала, а куда-то назад по путям. Там стоял небольшой паровозик, напоминающий детский, на которых катали малышню в городских парках на аттракционах, только чуть побольше размером. К нему был прицеплен один единственный вагон, куда их и пригласили. К удивлению Елезарова, это был один из старинных пульмановских вагонов, которые, как он думал, остались только в музеях. Этот вагон был предназначен не более чем для пяти-шести человек. Здесь было все, три спальных купе, салон, в котором можно было с удобствами работать, и даже своя ванная комната с туалетом. Дом на колесах. Но какой дом!! Прекрасно отреставрированный, он имел такой вид, как будто приехал прямиком из девятнадцатого века. Красное лакированное дерево, хрустальные светильники, мягкая кожаная мебель, между окнами несколько миниатюр старых голландских мастеров. Сергей не очень хорошо разбирался в живописи, но по дорогим багетным рамам понял, что это, скорее всего, оригиналы. Он чуть не присвистнул от всего этого неожиданного великолепия. Да, чего-чего, а умения красиво жить у Паукова отнять было нельзя. А хозяин этого чуда (не иначе, как украденного в одном из музеев), с нескрываемой гордостью провел широким жестом руки вокруг и проговорил:
- Милости прошу, в мой дом на колесах. – Скинув свое пальто на руки подоспевшему человечку, сопровождавшему их, уселся в одно из кресел, и слегка хвастливым, делано-небрежным тоном проговорил. – Люблю красивые вещи. А потом, я решил, чем строить здесь, в этой глуши себе жилье, лучше так, на колесах. Удобно, комфортно, мобильно.
Елезаров с усмешкой проговорил:
- Умеете вы удивить, Виктор Анатольевич…
Пауков довольно улыбнулся, и загадочно прошептал:
- Ты еще пока не знаешь ГЛАВНОГО преимущества этого жилища. Но, думаю, ты это скоро сумеешь оценить по достоинству. А теперь мы отправимся на комбинат, и ты, наконец, увидишь мое детище.
Пауков сознательно интриговал, заставляя Сергея чувствовать себя неуверенно, нестабильно. С одной стороны Елезарова это раздражало, но с другой – все это заставляло чувствовать себя на острие неких событий, которые только ему откроют некую тайну, к открытию которой он подсознательно рвался всю свою жизнь. Вагон слабо дернулся, хрусталь на светильниках зазвенел холодно и мелодично. Тот же суетливый человечек, подал им завтрак, больше похожий уже на обед, и тут же удалился за дверь, словно юркнул в свою норку. Сергей наконец-то понял, какого зверя он ему напомнил. Он был похож на хорька, быстрого, неуловимого, выскальзывающего из рук, и, в то же время, очень опасного. При этой мысли его слегка передернуло. Вот же компания подбиралась! Но тут, Пауков заговорил, и эти неуютные мысли покинули Елизарова. Он полностью сосредоточился на словах его, теперь уже не шефа, а компаньона.
- Я хочу, Сережа, чтобы ты поговорил с нашими пленниками. Пообщайся с ними, так сказать, по-свойски. Ведь ты уже входил в их врата и вышел оттуда живой. Не требуй, проси… Скажи, что тебе сны покоя не дают, поведай о своей жажде знаний. И ты не должен к ним войти, как хозяин положения. Ты будешь подсадной уткой! – Пауков рассмеялся, довольный таким сравнением. – Можешь смело рассказывать, что ты знаком с Одином, и что это он тебя проводил во врата, отнесшись с пониманием к твоей жажде знаний. Думаю, сыграть роль такого простодушного человека тебе не составит труда. Много не говори. Хоть их мозг и находится под влиянием нашего чудо-аппарата, но все же на некоторые врожденные способности их мозга он повлиять не может. Ложь они смогут распознать. Мы должны выстроить с тобой правдоподобную легенду всего произошедшего в Медвежьем Яру, а также твою роль во всем этом. А пока..., - Он поднялся из глубокого кресла, подошел к письменному столу из того же красного дерева, которым был обшит весь вагон изнутри, и вынул из ящика маленькую черную коробочку, поблескивающую матовым металлическим блеском. Протянул ее Сергею, и снова сел в кресло. – Возьми это.
Елезаров, не открывая коробочку, спросил:
- Что это?
Пауков с покровительственной улыбкой, проговорил:
- Открой…
Сергей осторожно открыл черную крышечку. Внутри, утопая в мягком поролоне того же угольного цвета, что и сам футляр, лежало два маленьких, похожие на бусинки, шарика.