Я родилась на самом юге нашей огромной страны. Всё моё детство прошло у Чёрного моря. Всё то, о чём пишут в стихах и поют в песнях всегда было со мной - и чёрные ночи, и белый прибой, и горячий песок, и бесконечное тёплое лето, и цветущие акации, и арбузная свежесть светлой осени... Не было только зимы. Вся эта "зимушка-зима снегу намела"и "мороз невелик, а стоять не велит" до пятнадцати лет оставались для меня загадкой.
И вот так сложилась жизнь, что моя мама решила переехать в среднюю полосу России. Ну, и меня с собой привезла. Случилось это в ноябре, и следующие десять лет я не могла согреться даже на час - внутри меня всегда был леденящий холод. Но тот ноябрь остался в памяти навсегда - у меня глаза как замерзли при выходе из вагона поезда, так и не оттаяли до самой весны. Я не могла заставить себя выйти из дома, но и дома не могла согреться. Я не могла жить без солнечного света, но даже в окно смотреть мне было больно - серость и сырость, бесконечный холод и безнадёжность - вот что сковало мою юную душу. Тогда, тридцать лет назад, я не знала, что существует душа, и что ей может быть холодно. Я не знала ничего о стрессах, депрессиях, сложных жизненных ситуациях и даже переходном возрасте. Мне просто было холодно.
Однажды мама, чтобы развеять тоску в моих глазах, решила приодеть меня на ближайшем городском рынке. Ехать нужно было на электричке с пересадкой. А рынок был самый настоящий, классический - с картонкой и шторочкой. А зеркало, слегка надтреснувшее, было одно на четыре палатки, и нужно было занимать очередь, чтобы посмотреться. В общем, кто знает, тот помнит, а кто не помнит - тому не объяснишь.
Дело к новому году. Везде мишура, ёлочные игрушки, вечерние платья (с блёстками, суперкороткие, в обтяжечку - чудо как хороши, и отлично поднимают настроение угрюмому подростку, по мнению моей мамы). А мне для примерки нужно снять куртку, довольно хлипкую для этих широт. Но всё таки это куртка. И тут мне в голову пришла изумительная в своей простоте идея - "Мама, не нужно мне это платье, купи мне лучше пуховик!", - которая моей маме показалась совсем неуместной. Цены-то на платьице и пуховик существенно отличались! Но, к счастью, в те времена дикого рынка в нашу жизнь пришло такое понятие как "предновогодняя распродажа", и к ещё большему счастью, мама моя верила в то, что это, действительно, распродажа. Подошли к палатке с тёплыми вещами и ужаснулись ценам! Были, конечно, и попроще вещицы, но телосложение моё требовало Турцию. Притом настоящую - если по росту ещё можно было что-то подобрать более-менее приличное и соответствующее возрасту (рост 178см), то руки торчали из всех бюджетных вариантов. Прилично так торчали. И только заветные турецкие пуховики были пошиты на "нормальных" людей - размер соответствовал росту, и рукава тоже. И цена тоже была соответственная... Тётка-продавщица, видя мамину беду, решила всё-таки убедить её сделать правильный выбор, не жмотиться и купить дитю нормальную одежду, пока оно (дитё) не посинело. И как последний аргумент предложила в нагрузку совершенно бесплатно слегка обшорканую куртку моего размера, видимо, не один сезон ожидающую меня на вешалке, но очень хорошего качества. Летнюю куртку. Летнюю. Куртку. Она прям так и сказала.
До меня не сразу дошло, что именно она имела в виду - я ж говорю, вся нутрь отморожена, включая мозги. Сначала я просто обрадовалась, что мне можно не снимать этот чудесный тёмно-серый, шуршащий на весь рынок пуховик. У него капюшон такой был - глубокий, с мехом ( а как же!). На несколько минут я погрузилась в тепло и появилась надежда, что я, наконец-то, согреюсь. А потом, мама как раз уже расплатилась с доброй тёткой, до меня дошло. Летняя куртка!
Я шла по рынку, размазывая слёзы по щекам, и чувствуя, как они покрывают моё лицо ледяной коркой. И мою душу. С хмурого неба сыпался ненавистный снег - белый, пушистый, как на новогодних открытках. Пахло мандаринами и ёлками, жареными семечками и ликёром "Амаретто". В общем - пахло отчаянием и безнадёгой. Я навсегда останусь в этом ненавистном холодном мире, где вот уже семь недель не было ни одного солнечного дня, даже часа, где нужно иметь две пары сапог, чтобы они успевали просохнуть от бесконечной сырости, где у каждого человека просто обязана быть летняя куртка. И всю оставшуюся жизнь, каждое лето, все лета моей убогой жизни я буду ходить не в шортах, не в сарафанах, не в джинсовой юбочке посюда. Я буду носить куртку. Летнюю. Возможно, нужно ещё о шапке подуммать. Тоже летней.
Всю обратную дорогу я не говорила ни слова - боялась, что мои слёзы превратятся в рыдания, и я не смогу остановиться никогда. В тот день моя мама смертельно обиделась на меня. Навсегда. Она отдала все деньги за этот чёртов пуховик, а я сказала только "спасибо" и кислой миной и слезами испортила ей настроение не только до праздника, но и на всю жизнь. В тот день я плакала последний раз. Не скажу, что в жизни, ведь она ещё продолжается, кто знает, что ждёт меня впереди... Если бы, если бы только можно было бы мне сегодняшней на пять минут попасть в тот день! Я бы сумела согреть ту девочку, рассказать, какая чудесная жизнь её ждёт, сколько жарких дней и тёплых воспоминаний будет у неё. Я бы сказала ей, что летнюю куртку она будет носить тридцать лет (это правда, куртка та до сих пор жива!) сначала с ненавистью, потом от безысходности, потом по привычке, а потом по любви... Я бы сказала ей, что всё проходит в этом мире, и что человек ко всему привыкает. И что мир огромен, и люди в нём разные, большей частью - хорошие. И я бы помогла ей сделать правильные выводы из всей этой жуткой, леденящей её юную душу, истории. Но самый главный вывод она сделала сама, за нас обеих. И вся моя (или её?) жизнь сложилась так, как сложилась именно в тот день, когда она решила для себя "Никогда, никогда, никогда не променяю я детей на любовь! Никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах не увезу детей из их дома! Никогда, никогда не будут они без защиты отца!".
Это был 91 год. По воспоминаниям тех, кто тогда жил рядом со мной, погода той осенью и зимой была нормальная, никакого аномального холода не было. Не было ни жути особой, ни сырости - обычное предзимье, обычная зима... Но холод, сковавший меня на долгие годы, не давал мне забыть самое главное - как беззащитны перед нами наши дети...