В свои двадцать девять лет Гриша глядел на мир широко распахнутыми васильковыми глазами холостяка. Крупные частые кудряшки делали его голову похожей на большой золотистый одуванчик. К возрасту, когда мужчины заматерев, приобретают массивные фигуры и мясистые красные загривки, Гриша сохранил мальчишескую подвижность и стройное, почти изящное телосложение. Во всей внешности его было что-то романтически-есенинское, правда в отличие от великого поэта Григорий ни пьяницей, ни забиякой не был.
То-есть, выпить он конечно мог, но не до одури. И обязательно потом спать по-раньше, ведь с утра, ещё до рассвета за баранку.
Гриша работал водилой в совхозе-миллионере. От начальства всегда имел уважение и поощрения за безотказность и покладистость. В любое время дня и ночи готов был ехать хоть на край света, а выходных и отпусков не признавал вовсе. С детства ему нравился запах машинного масла и бензина. Пацаном ещё, он не шёл играть в футбол со сверстниками, если можно было покрутиться возле соседа, ремонтировавшего старый раздолбанный Студебеккер. До армии закончил Досааф, всю срочную службу шоферил и вернувшись на родной хутор, устроился водителем в совхоз им. Ворошилова.
Газон свой Гриша любил, как бабу. Холил, лелеял, украшал. Руль своего ненаглядного транспортного средства он художественно оплёл телефонным проводом в три цвета. Головку рычага переключения скоростей ему выточил из латуни токарь в заводе. Отполированная гришиной мозолистой рукой она блестела как золотая. Сидение было покрыто всегда новой цветной ряднушкой, а если доводилось везти агронома или завгара, или ещё кого из начальства, то Гриша застилал сидение чёрной козлиной шкурой. И ремонтировал всегда сам, не доверяя совхозным механикам. Если у завгара не имелось в наличии необходимых запчастей, покупал из собственных средств. Благо денежки водились. В совхозе, владея Газоном, всегда можно было сколымить. Гриша не жадничал, со своих и вовсе никогда денег не брал, но всё равно собиралось - где складометр дров, где поллитра, а где трояк.
Жил Гриша с матерью - маленькой живой старушкой, которая ухаживала за сыном как за малым ребёнком. Грише это нравилось, но на людях он ужасно стеснялся материнской нежности. В семье он был младшим. Три старших сестры жили отдельно, с мужьями. Во время войны, немцы угнали их в рабство в Германию. Все трое, однако, остались живы. Две - Ксения и Галя вернулись на Родину, а Маша вышла замуж за валлона и осталась в Европе, в Бельгии. Вообще, война оставила в их семье страшный след, из одиннадцати материных братьев восемь погибли. Отец умер сразу после Победы, даже не дождавшись возвращения дочерей. Тогда Грише казалось, что мамины глаза вытекут вместе со слезами.
Время шло, за пятнадцать послевоенных лет жизнь наладилась. Они никогда ещё не жили в таком достатке. В огороде росли яблоки, вишни, сливы, жердели, смородина, малина, крыжовник, картошка, морковка, буряки, лук, чеснок и помидоры. Мешок зерна или картошки в совхозе для него, как для передовика производства любой бригадир выпишет совершенно свободно, поэтому по двору ходило пол-сотни кур, а в свинарнике сыто похрюкивали свиньи. Мать откармливала, как правило, трёх-четырёх поросят так, что перед забоем они не могли подняться на задние ноги. Сало с них получалось в пять пальцев толщиной. На удивление соседей Гриша посадил рядом с домом хорасанскую абрикосу, на которой, как обещал агроном, должны вырасти необычайно крупные и ароматные продолговатые плоды. Ещё посадил саженцы грецкого ореха и диковинной болгароны.
Одним словом, катался Гриша как сыр в масле. Он и сам это понимал. Купил себе охотничье ружьё - великолепную тульскую двустволку шестнадцатого калибра. Всегда возил её в кабине, на случай если увидит в степи лису или зайца. На речке по сезону, бил утку в камышах. Бывало, в холодные зимы, из степи к человеческому жилью выходили волки и резали лошадей или овец прямо в загонах, утаскивали по ночам собак из будок, обрывая цепи. Тогда Охотсоюз мобилизовывал охотников для отстрела обнаглевших хищников и Гриша принимал участие в этих облавах, но волка ему подстрелить не довелось ещё ни разу.
Гриша любил приврать. Не для получения какой-то выгоды, а чтобы похвастать, пустить пыль в глаза. Ну или просто из любви к искусству приукрасить свой рассказ, сделав его более увлекательным. За эту черту от Кольки он получил кличку "Звонарь". Николай был мужем Гали, младшей из гришиных сестёр. Шурин - высоченный могучий блондин со светло-голубыми глазами, крупными резкими чертами лица напоминал немца. Кулак у Кольки, пожалуй побольше пивного бокала, так что обижаться на него трудно.
Есть счастливчики, которым от рождения до смерти судьба дарит женскую любовь. В этом смысле Гриша был избранным. В детстве, мать и сёстры наперебой спешили ласкать и баловать белокурого ангелочка с лукавыми, озорными чёртиками в круглых синих глазах. Когда же он повзрослел, то от девчат отбою не стало. "Зовсим з глузду зъихалы"- ворчала мать, сама втайне гордясь красавцем. Девки, да и многие замужние молодухи босиком бы по снегу побежали, если бы Гриша позвал. Он же серьёзные отношения заводить не торопился, ловко пользуясь положением женского любимца. Горе было той дурёхе, что покупалась на наивно-простецкое выражение смазливой физиономии. Плакать ей горючими слезами, что не послушалась она предостережений от уже обжёгшихся подружек.
Коварный соблазнитель, весь в белом - от кепки до парусиновых туфель приходил на танцы в совхозный клуб или заводской дом культуры и с кошачьим прищуром, не торопясь выбирал себе очередную жертву среди новеньких, недавно приехавших девушек. За такое волокитство Гришу несколько раз хотели побить, но природное чутьё помогало ему обходить расставленные капканы.
Мать чуть не каждый день пилила Гришу, за распутный образ жизни. Сперва : "Гришка! Женится тебе надо!" Позже:"Гриша - жениться пора уже! Не остепенишься никак!" Потом говорила:"Гришенька, ну когда же ты женишься! На деток твоих посмотреть хочу!" У сестёр у всех были дети. У Гали двое - мальчик и девочка, у Ксении дочь, а у Марии в Бельгии два сына. Кстати назвали русскими именами - Дима и Игорь.
Григорий Миронович ( с некоторых пор он в мыслях называл себя по имени-отчеству) был убеждённым, завзятым холостяком. Любил подначивать женатых товарищей, называя их "каблуками". Последний год, однако, он всерьёз стал задумываться о женитьбе. Мать старела и хозяйству требовались молодые женские руки, да и любовные похождения с возрастом несколько утратили привлекательность. Охотничий азарт ушёл, кровь поостыла, уже хотелось тишины и домашнего уюта. Гриша, раз за разом перебирал в памяти свою огромную "коллекцию" в поисках достойного кандидата на роль спутницы жизни и с удивлением обнаружил, что большую часть своих амурных похождений вспоминать ему попросту неприятно. Те немногие о которых думалось хорошо, либо вышли замуж и понарожали детей, либо давно потерялись из виду. Была ещё одна - при воспоминании о которой сладко ныло в груди и по телу расходилась жаркая истома, но на ней жениться - не приведи Господь, уж больно ветрена и шалависта!
Богатый опыт общения с противоположным полом сделал Гришу весьма привередливым. Сполна познав переменчивую женскую натуру он давно не верил в любовь и верность. Даже посоветоваться было не с кем. Дружки, над которыми он вечно подшучивал на смех поднимут, разговаривать с ними на эту тему равнозначно капитуляции. Мать и сестра Галка вместо того, чтобы серьёзно отнестись к его сомнениям начинали сватать ему каких-то бестолковых дур. Одним словом, Григорий Миронович от тяжких дум весь аж извёлся.
Конец лета для колхозников горячая пора. Страда, битва за урожай. Спал в кабине, порой навалившись на руль, чтобы как только постучат ладонью по капоту опять нестись на склады, на элеватор или в порт. Гриша две недели толком не был дома, заезжая раз в два-три дня сменить сорочку, поесть горячего, да вытянувшись на скрипучей панцирной кровати, провалиться в мёртвый сон.
Каким-то непостижимым образом мать умудрялась сделать так, что когда бы Гришенька не заехал домой у неё всегда была наготове миска горячего борща. Вот и сейчас,в одиннадцатом часу вечера, он лишь успел вымыть руки, а мама уже накрыла на стол борщ со сметаной, большую краюху серого хлеба и нарезанный ломтиками шмат сала, одуряюще пахнущего чесноком. Гриша неторопливо, со вкусом ел, а мать возилась рядом с ним на маленькой кухне, нарочно грохоча посудой и без надобности громко хлопая печной грубкой. Гриша приготовился к обычным причитаниям, что она уже старая, больная, что помрёт, а не увидит от него внуков, что он не мужик, а кобель блудливый, но вместо этого заметил блеснувшую слезинку в уголке её глаза. Кусок стал поперёк горла. Он не видел маминых слёз уже много лет, думал, что закончились все ещё тогда, как сёстры вернулись из Германии. Мать молчала...
Все последующие события Гриша вспоминал какими-то чередующимися тёмными провалами и яркими вспышками.
...Словно в помутнении он вылез из-за стола и вышел из хаты, тихонько притворив за собой дверь, почти бегом вскочил в машину, завёлся и погнал свой Газон в ночь...
...Лихо - со скрипом затормозив, Гриша остановился под окнами нового женского общежития. Несмотря на позднее время почти во всех окнах, распахнутых настежь по случаю жары, горел свет. Студентки Механико-Металлургического техникума только собирались к началу нового учебного года. Набрав полную грудь воздуха, словно собираясь нырнуть, Григорий Миронович посигналил, издав клаксоном несколько злых коротких гудков. Незамедлительно из открытых окон высунулись десятка полтора девичьих голов и с любопытством уставились на нарушителя ночной тишины. "Девки! Кто хочет замуж?"- громко спросил Гриша. Послышался смех и шутки.
- Все хотят! Всех что-ли оптом возьмёшь?
- Ишь, к ночи как распалился жениться! До утра хоть потерпи!
- Смотрите какой торопыга! Сначала в кино своди!
Григорий Миронович растерялся. Потом, совершенно некстати вспомнил, что он одет не в свой ослепительный белый наряд, а в запылённые рабочие ботинки и полинялую заплатанную спецовку. Теперь почти всё наличествующее население женского общежития (ЦПХ - как между собой ребята его называли) смотрело из окон, обмениваясь мнениями и отпуская шуточки в сторону странного жениха. "Ну, чего зубы скалите, я же серьёзно!"- с обидой в голосе прокричал Гриша, чем вызвал лишь новую волну глумления.
Одна из самых бойких, с первого этажа, выскочила на улицу : "Я хочу замуж, забирай прямо сейчас!" Егоза Грише понравилась - шустрая, глазастая, невысокая, но с ладной фигурой и стройными ножками. Вот тут и пригодились в полной мере его навыки записного сердцееда. Он ловко выпрыгнул из кабины и поймав озорницу за руку посмотрел ей в глаза долгим пронзительным взглядом.
- Вот прямо сейчас и заберу- сказал Гриша тихо, так чтобы слышала только она.
- Честно? Не шуткуешь? - спросила она, растеряв под его взглядом смелость и даже как-то сникнув.
- Тебя как зовут?
- Надя.
- А меня Гриша. Слушай Надя, всё по-честному. Собирай вещи. Сейчас отвезу тебя к маме, а сам на работу поеду. Ночь и завтра весь день буду зерно в порт возить, а в понедельник возьму выходной и пойдём распишемся.
- Ух! Ну мне хоть бы матери сказать...
- Телеграмму завтра отправишь. Давай шустрей, мне на работу надо.
- Да я быстро, у меня даже сумки не распакованы... Гриш, ну правда что-ли? -девушка сама вдруг испугалась собственной смелости и необычайно скорого сватовства.
- Правда-правда! - он снова надолго удержал глазами её взгляд - Неси сумки, жду!
Газон подбрасывало на ухабах пыльной просёлочной дороги. Краем глаза Гриша видел, как Надя искоса поглядывает на него. Девушка заметно нервничала, поэтому он начал неторопливо, с лёгкой иронией и шутками рассказывать о себе, о своём хозяйстве, о матери и сёстрах. Короткое по моде, ситцевое платьице в голубой горошек не могло скрыть высокую грудь и спрятать коленки, поэтому Гриша изо всех сил старался не разглядывать девушку, чтобы не напугать. Поначалу она волновалась, теребила пальцами светло-русый завиток короткой - чуть ниже уха стрижки, но потом, успокоенная весёлыми рассказами и уважительным отношением, стала улыбаться, оживилась и сама стала рассказывать о себе и своей семье. На хутор они подъезжали уже непринуждённо болтая и дружно хохоча.
Жаркая южная ночь пахла степными травами, пылью, близкой рекой, звенела на тысячи голосов от стрекотания насекомых. Взошедшая луна светила так ярко, что на улице можно было читать газету и резкие чёрные тени от верхушек деревьев кружевом лежали на дороге. Крупные и блестящие как надраенные медные пятаки звёзды, частой россыпью сияли на синем бархате неба. Злющий лохматый пёс Дружок, сидевший на цепи межу калиткой и крыльцом и не дававший проходу никому чужому, даже не поднял морду, когда Гриша с Надей завалились во двор.
После Гришиного внезапного побега мать села на табурет посреди кухни. Выпрямив спину и положив на колени натруженные руки, она ожидала непонятно чего. Так и застала её шумная, весёлая молодёжь. Гриша в миг посерьёзнев сказал: "Вот мама, принимайте. Это моя жена Надя. " А мама внимательно и строго посмотрев на потупившуюся, зардевшуюся девушку встала и заулыбавшись вдруг пригласила её : "Ну заходи дочка, не стесняйся!" "Ладно, знакомьтесь тут, а мне на работу надо"- с облегчением выдохнул Гриша и вышел в ночь.
"Гриш, погоди!"- Надя догнала его возле калитки. Суровый страж домашнего очага Дружок, враз признав её за хозяйку, вилял хвостом и как будто даже кланялся, припадая на передние лапы. "Ты, это, приходи скорее, я тебя ждать буду"- сказала она, чмокнула его в небритую щёку и убежал в дом.
Грузовик, погромыхивая на кочках, катил по степи. Яркий свет фар выхватывал из тьмы высокие полуголые акации лесополос, чахлые кусты и гигантские стога соломы. Григорий Миронович что-то бормотал себе под нос, время от времени прикасался ладонью к щеке и покачивал головой - так взволновал его поцелуй этой в сущности незнакомой ему девушки, хотя нет -его невесты, уже почти жены.
Электричка, г. Фрязево, 2018 г.
Возможно Вам понравиться: