В бытность министром культуры Владимир Мединский заявил, что его ведомство будет финансировать фильмы, отвечающие интересам государства. Например, о героях войны. Двум начинающим режиссерам это помогло запустить в производство сценарий о событиях 1941 года.
Первым режиссерским опытом Кима Дружинина (тогда — студента театральной академии) и сценариста Андрея Шальопы стал хоррор «Поймать ведьму» — продолжение американской истории «Ведьма из Блэр», снятое в 2008 году в лесах под Выборгом на бытовую видеокамеру в псевдодокументальном жанре mockumentary. Кадры с улиц Беркитсвилля (штат Мэриленд, США) им прислали американские друзья. На премьеру в питерском кинотеатре «Восход» авторы позвали дистрибьюторов и журналистов, пишущих о кино, включая Дмитрия Пучкова (Гоблина). В рецензии Гоблин похвалил сюжет/диалоги/монтаж/игру актеров, добавив, впрочем, что заработать на прокате фильма не удастся, но лучше снимать такое кино, чем пилить государственные бюджеты.
Деньги Минкультуры Дружинин и Шальопа получили в следующий раз.
Не миф, а легенда
— От фильма про ведьму, где вымысел выдается за документ, вы перешли к истории о 28 панфиловцах, вокруг которой тоже много мифов. Почему решили взяться за военную тему?
— Мы с Андреем просто хотели пойти в кинотеатр и посмотреть хороший фильм о Великой Отечественной войне, но не нашли ничего подходящего и решили восполнить этот пробел. В поисках темы вспомнили про 28 панфиловцев. Казалось бы, такой бренд, такая трагическая история, а кино до сих пор не сняли, есть только эпизод в эпопее Юрия Озерова «Битва за Москву». Андрей взялся написать сценарий — он тогда уже работал как профессиональный сценарист, а я только начинал заниматься режиссурой и снимал сериалы. Прочитав готовый текст, я подумал, что масштабный проект с батальными сценами, танками, пулеметами, взрывами нам не поднять. Это большое дорогое кино. Но постепенно мы втянулись в работу и потратили на эту историю семь лет.
— Вы действительно хотели снять комикс вроде «300 спартанцев»?
— Мы думали о таком стилистическом решении, пока не было сценария, потому что рассказывать историю нужно языком, понятным зрителю. Но чем больше мы работали с архивными документами и воспоминаниями фронтовиков, тем очевиднее становилось, что нужно просто придерживаться фактов. То, что вы называете мифами вокруг этой истории, все эти споры — было/не было — возникли потому, что свидетелей не осталось. Приехал в расположение части корреспондент «Красной звезды» Александр Кривицкий, сказал: мне нужен подвиг, нужны герои — покажите мне их. Ему ответили — четвертая рота стояла насмерть, танки не пропустила, все бойцы погибли. Идите, пишите. Кривицкий встретился с лейтенантом Павлом Гундиловичем, раненным после первого артобстрела, — он лежал в госпитале и не видел, как погибла его рота. Гундилович назвал по памяти 28 фамилий (сначала их было 29, одна выпала). Уже потом выяснили, что погибли не все бойцы, шестеро уцелели, трое из них попали в плен к немцам, их судьбы сложились по-разному.
— Поэтому у фильма были противники, говорившие, что официальная версия о подвиге панфиловцев расходится с правдой жизни.
— В общем, никто не знает, как все происходило и почему людям, у которых из оружия было только две пушки, два противотанковых ружья, пулемет, гранаты и бутылки с зажигательной смесью, удалось задержать немцев. Мы не столько фантазировали, сколько изучали опыт истребления танков во время Великой Отечественной. Съездили в Волоколамск на место событий, увидели местный ландшафт, лес, железную дорогу и поняли, что ребятам на самом деле повезло — у разъезда Дубосеково было бутылочное горлышко. Подбив несколько машин, бойцы создали пробку и потом крошили танки как могли. Немцы тоже огрызались — их было намного больше, технически они были лучше оснащены и этот рубеж все же прорвали, но только на следующий день. Запас времени позволил нашим собрать резервы и остановить немцев в 30 километрах от Москвы. Но факт остается — четвертая рота уничтожила 18 немецких танков. Мы рассказали свою версию, и теперь зритель, выходя из кинотеатра, понимает, что подвиг 28 панфиловцев — не миф, а абсолютная реальность.
Что писали критики о фильме «28 панфиловцев»
— По словам Гоблина, после того как фильмы Никиты Михалкова с большими бюджетами провалились в прокате, Минкультуры боялось рисковать и вам пришлось начать с краудфандинга.
— Мы обращались в разные ведомства, включая Министерство культуры, но ничего не получили. Это неудивительно. Представьте — приходят два человека, которых никто не знает, и просят деньги. Было бы странно, если бы нам сразу выделили бюджет — идите, снимайте. Поэтому мы объявили краудфандинг, попросили сначала небольшую сумму, чтобы продолжить работу — пошить костюмы или договориться с артистами за умеренную плату. За месяц собрали 3,5 миллиона. В принципе, этого уже хватало, чтобы делать кино на коленке, но мы решили рискнуть и на все деньги сняли одну сцену, зато по-взрослому. Смонтировали, озвучили, выложили в интернет, и за два-три дня граждане перечислили еще 3,5 миллиона. Стало понятно, что общество нашу работу одобряет и снимать нужно именно большое кино. Мы начали считать, какая сумма понадобится, подключилось Министерство культуры вместе с Мединским, и все завертелось.
— Сколько вам удалось собрать из всех источников?
— Общий бюджет был 150 миллионов (для военного кино это немного — средний российский фильм обходится примерно в 100 миллионов). 30 выделило Минкультуры, 35 — Казахстан (панфиловская дивизия формировалась в Алма-Ате, там много казахов сражалось и для них бой у разъезда Дубосеково — совсем даже не миф). Потом нам еще помогла компания Gaijin Entertainment — разработчик военной онлайн-игры War Thunder. И деньгами, и технической помощью.
— Что сказал Мединский, когда прочитал сценарий?
— Мединскому сценарий не понравился, он предлагал многое изменить. Мы сказали: переписывать ничего не станем, если хотите — помогайте, если не хотите — обойдемся без вас. Он не стал настаивать и позже, когда выступал на премьере фильма в Волоколамске, признал, что мы все сделали правильно.
— Зато критики потом написали, что «28 панфиловцев» — не художественное кино, а реконструкция событий.
— Мне сложно что-то сказать об этом. Может, и реконструкция. Но если фильм вызывает у зрителей эмоции, почему бы и нет? Это вопрос терминологии. Было много нареканий, что в фильме нет главного героя, любовной линии и чего-то там еще. А потом Кристофер Нолан снял военную драму «Дюнкерк», где тоже ничего этого не было, но всем зашло — Нолану никто вопросов не задавал. Так что тема пророка в своем отечестве никуда не делась.
— Когда ваши оппоненты говорят, что все было не так, они ссылаются на фразу бойца в фильме: мы сожгли 18 танков, но для внуков можем приврать.
— Обычно так и происходит. Рассказ о героическом событии, который передают из уст в уста, обрастает дополнительными подробностями. Ничего плохого в этом нет, потому что событие на поле боя длится, может быть, секунду — оперировать этой секундой нельзя, но мы вправе создать образ, который надолго — может быть, на века — останется в памяти людей. Я бы сказал, это не мифы, а легенды — они, в общем-то, и составляют наш культурный слой.
— В итоге вместо комикса у вас получился такой олдскульный советский фильм.
— По сути, мы и хотели снять советское кино о войне, используя новые технологии и современный изобразительный язык. Для себя мы определили, что это — фильм-памятник. Отсюда и выбор ракурсов, и движения камеры, подчеркивающие общую монументальность, и артистов мы выбирали с такими суровыми лицами, усиливающими впечатление от происходящего на экране. При этом они оставались живыми людьми, а не ходульными типажами.
Сказочный Сталин
— Идею снять комикс вы реализовали в фильме «Танки»?
— Абсолютно. Даже не столько комикс, все-таки комиксы — не наше изобретение, а я вырос на старом советском кино и получал от него огромное удовольствие. «Танки» мы делали в забытом жанре детского приключенческого фильма наподобие «Неуловимых мстителей». Он основан на реальных событиях, там действуют исторические персонажи, но в целом история вымышленная.
— В действительности танки перегоняли в марте сорокового года, когда стояли морозы. Одну машину по дороге утопили, а конструктор простыл и потом умер от воспаления легких.
— Если бы мы снимали эту историю зимой, в монохромных пейзажах, никакого детского фильма не получилось бы. На самом деле это сказка чистой воды. Еще Александр Митта говорил, что во всех его картинах (в частности, в «Экипаже») действуют сказочные персонажи. Я тогда подумал — это очень хороший ключ. Когда ты раскладываешь сюжет как сказку, жанр определяет все поступки героев. Так у нас появились условные Кощей Бессмертный (специалист по танкам из Германии), Василиса Прекрасная (женщина-металлург), Иван-дурак (лейтенант НКВД) и два огнедышащих дракона — танки, на которых путешествуют участники этого роуд-муви.
— Идею для сюжета «Танков» подсказал Мединский?
— Владимир Ростиславович сообщил: есть проект — его нужно сделать. Поскольку он помог нам с «панфиловцами», я согласился, особо не раздумывая. Сценарий к тому времени уже написали. Прочитав его, я сильно удивился — это была жесткая и кровавая история, рассказанная на полном серьезе. Тогда как у нас один из главных героев — генеральный конструктор танка Т-34 Михаил Кошкин. Мне показалось, для его образа это будет не полезно. Хотя о самом Кошкине мало что известно — снимать байопик о нем было бы очень сложно. Мы делали кино о гениальном решении устроить танковый пробег. По сюжету харьковскому заводу запрещают везти танки в Москву и показывать Сталину, потому что машинам не хватило испытательного пробега. Кошкин сказал: пусть танки едут 800 километров своим ходом, заодно мы проверим их надежность. Ему разрешили. Но больше ничего интересного в этом сюжете не было. Все остальное мы придумали.
— Немцы и недобитые белогвардейцы, которые бродят по российским дорогам (действие происходит в 1940 году) и чинят препятствия Кошкину и его спутникам, уже были в сценарии?
— Бандитов придумали мы. Помимо немецких диверсантов, которые по заданию абвера охотятся за новой разработкой Кошкина, требовались еще дополнительные антагонисты. Например, староверы, которые прячутся от советской власти на болотах и команда Кошкина попадает в их логово. Сказка, как я уже говорил.
— Сценарий назывался «Увидеть Сталина»?
— Да, сначала было такое название. Не очень понятное. Увидеть Сталина — и что? И умереть? В сценарии Сталин был такой архетипический — поджидал Кошкина в Москве, чтобы его расстрелять. Мы решили уйти от штампов.
Что писали критики о фильме «Танки»
— С одной стороны, Министерство культуры борется с фальсификацией истории — так написано в перечне тем, под которые выделяют деньги. С другой стороны, Мединский предлагает вам снять сказку о конструкторе танков. Нет ли здесь противоречия?
— Ну, мы же не занимались фальсификацией. Фальсификация — это сознательная подмена, а мы просто позволили себе немного пофантазировать. Если обратиться к реальной истории, танкопробег Кошкина — это, в общем-то, результат внутриведомственных разборок. Потому что разные заводы выпускали свои танки, между ними была конкуренция, борьба кланов, заинтересованных, чтобы армия взяла на вооружение их технику. Об этом тоже можно снять картину, но она будет другой. Фильм может выглядеть как угодно, и содержание его может быть любым. Главное, чтобы он вызывал эмоции. Никто ведь не упрекает Тарантино за то, что он переписывает историю — расстреливает Гитлера или возвращает к жизни актрису, которую убили сектанты. Все только рады. Массовому зрителю нужна реальность, отличная от жизни — масштабная, яркая и красивая. Иначе он перестанет смотреть кино. Как раз это сейчас и происходит, потому что российские кинотеатры остались без голливудских фильмов, а заменить их нечем.
— Патриотические фильмы выполняют свою миссию, если собирают большую аудиторию, делают кассу и расходятся на цитаты, как «Неуловимые мстители». Тогда можно сказать, что это — народное кино. «Танки» справились с этой задачей?
— Не думаю, что фильм «Танки» стал событием. Честно говоря, приступая к работе над картиной, я не питал иллюзий, что получится народное кино. В отличие от «28 панфиловцев», которых действительно цитируют, «Танки» не вызвали ажиотажа в прокате, но для своей аудитории собрали нормальную кассу.
— Было время, когда кино о войне снимали фронтовики, потом — режиссеры, воспроизводившие атмосферу тех лет по рассказам фронтовиков. Сейчас ни тех, ни других нет в живых. Война так далеко от нас, что уже мало кто помнит, как все было.
— Сложно говорить, что далеко, а что близко. Война просто затаилась на семьдесят лет, а сейчас снова превратилась из холодной в горячую. Это бесконечная история — Первая мировая, Вторая мировая, недавно начали говорить о третьей мировой. Мир ходит по спирали — это не проблема отдельных государств, а проблема нашей цивилизации. Если очаг напряженности далеко от России — где-нибудь в Африке или Сирии, нас это не сильно беспокоит, хотя по сути ничего не меняется. Сейчас мы все эмоционально вовлечены в события, связанные со спецоперацией, потому что бои идут рядом и в них участвуют наши люди. Одни говорят, что это плохо, другие — что мы обязаны были это сделать. Кто из них прав, я не берусь судить. Про себя я знаю одно — нужно сохранять спокойствие и делать то, что ты хорошо умеешь. Если обстоятельства будут ухудшаться, придется к ним приспосабливаться и стараться жить нормальной жизнью.
