Смутное время
26 декабря 1991 года (после сложения первым и единственным Президентом СССР своих полномочий) была принята декларация о прекращении существования нашей страны. Удивительно, что эту декларацию принял так называемый Совет Республик Верховного Совета СССР, невзирая на то, что на референдуме большинство населения проголосовало за сохранение страны. Кого мы там навыбирали в депутаты? Только после таких событий понимаешь, как это важно, чтобы у власти оказались адекватные и честные люди.
Республики радостно отделились и срочно стали вводить свою валюту.
В 1993 году в России произошла денежная реформа, которая сильно ударила по сбережениям россиян. Она была проведена как обмен денежных купюр из-за того, что в то время ходили деньги, напечатанные в 1961-1992 годах. Их было много разных. Сначала дали две недели на обмен, ограничив сумму принимаемых к обмену банкнот в 35 000 рублей на человека. Потом, правда, когда народ заволновался, срок обмена увеличили. Самое забавное, что купюры достоинством в 10 000 рублей обменивали без ограничения. А у кого они были, такие деньги? Только у богатеньких. И у бандитов. То есть этот обмен был очень несправедливый во всех отношениях для самых незащищённых слоёв населения. Да ещё рыночная экономика воцарилась, инфляция была такая бешеная, что властям приходилось увеличивать зарплату, на которую, правда ничего нельзя было приобрести. Не потому, что товаров не было, а потому что цены росли катастрофически. Многие бюджетники в то время были миллионерами.
[Автор, работавшая в то время учителем в школе, получала зарплату больше миллиона. Но её постоянно задерживали, бюджетники перманентно бастовали. Это было страшное время. Напоминаю тем нытикам, которые говорят, что сейчас мы плохо живём]. Через пять лет, в 1998 году государству пришлось провести деноминацию —реформу уже с обменом денежных знаков с коэффициентом 1000:1. Миллионеров стало сразу меньше.
Маша, осознав, что она чистокровная еврейка, решила на всякий случай поменять фамилию на материнскую. А что, Мария Гершензон звучит не хуже, чем Мария Устинова. С обменом документов вообще-то не было никаких трудностей. Только подождать немного пришлось, потому что поменяли всё, начиная со свидетельства о рождении до диплома о высшем образовании. Вот ведь как интересно: получается, что один гражданин как будто исчез, а другой вдруг появился. Зато у гражданки России по фамилии Гершензон вскоре появился и израильский паспорт. Иметь двойное гражданство было очень удобно во всех отношениях. Маша садилась в Тель-Авиве с израильским паспортом, дарконом, в Шереметьево выходила —с российским загранпаспортом. А в кармане был ещё российский внутренний. До 1997 года в нём была графа с национальностью. Там значилось «еврейка». После тотальной замены паспортов эта графа исчезла. Маше это не нравилось, она считала, что национальная самоидентификация человека должна быть отмечена в документе. Но, видимо, где-то наверху были найдены иные резоны.
Маша ещё в Москве посещала курсы в еврейском обществе, где изучала иврит. Но эффективнее всего в плане освоения языка оказалось замужество. Не первое у Маши, но ставшее причиной появления первого штампа в новеньком паспорте. Мария вышла замуж за состоятельного еврея, эмигрировавшего в Израиль из Нидерландов. Русского языка он не знал, поэтому их общение происходило на иврите, смешанном с английским, который оба изучали когда-то. Обоим страшно нравилось разговаривать, но на самом деле для настоящей любви абсолютно не важен язык вербального общения. Маше было чуть за сорок, Давиду —на два года больше. Он был разведён, имел взрослую дочь, которая осталась с мамой в Голландии. Маша не удивлялась, как такой ценный кадр оставался холостяком столько лет после репатриации, учитывая место, где они познакомились. На это Давид уверял, что он просто ждал её, свою Марию. В общем, у них была идиллия.
Варечка, окончив школу, поступила в МГУ на биологический факультет. Сначала она хотела пойти по стопам отца и готовилась на медицинский. Но, побывав на экскурсии в анатомичке, где ей сильно не понравилось, поняла, что если она поступит на медфак, ей придётся ходить сюда регулярно, нюхать формалин, ковыряться во внутренностях трупов. А биология— совсем другое. Маша пыталась отговорить её от биофака, приводя в качестве довода, что студенты- биологи тоже вскрывают тела животных. Она точно знала, что лягушек препарировать Варе придётся, потому что одноклассница Маши работала в Нижнем Новгороде на биофаке, Маша с ней консультировалась. Но Варя, как и все Устиновы, была упряма, поэтому выбор в пользу биологии не изменила.
Аня, Варечкина мама, оставшись без работы после роспуска КПСС, приехала в Москву. Как бы она осталась в Улан-Удэ, где на неё смотрели, как на прокажённую? Она пыталась устроиться на работу в школу, ведь первая запись в трудовой книжке у неё была подходящая— учитель. И образование профильное—педагогический институт. Но директора школ, когда видели последнюю запись, почему-то начинали придумывать причины, чтобы не брать Анну Степановну на работу. А ведь сами-то тоже в большинстве своём состояли в партии. И вообще Конституционный Суд РФ признал неконституционным запрет на деятельность первичных партийных организаций. Но к тому времени конфискованное имущество было уже удачно «прихватизировано» бывшими партийными функционерами, а в обществе осталось стойкое негативное отношение к этой публике.
Анна Степановна подалась к золовке ( бывших родственников не бывает, да и фамилия у них была одна до Машиной перемены). Все дороги ведут в Москву. Даже Чеховские три сестры туда стремились. Столица всегда была особым местом—«государством в государстве». Здесь было особое снабжение, особая атмосфера, особые люди. Правда, население Москвы пополнялось исключительно «понаехавшими», но во втором поколении они уже были москвичи. И в Москве можно было найти работу.
Аня, кандидат политических наук, довольно быстро устроилась в Академию общественных наук. Помогла и рекомендация её научного руководителя. Анну Степановну избрали по конкурсу старшим преподавателем кафедры политэкономии, через пять лет она стала уже доцентом.
Маша уехала в Израиль на ПМЖ, так что Аня с дочкой остались в её квартире. Аня чувствовала, как будто вернулось время, когда она училась в ВПШ, а Варечка только что пошла в первый класс. Но всё было не так просто, как в то время. Ну почему дети растут так быстро?
У матери с дочерью не случилось душевной близости, несмотря на все старания Анны. На все попытки сблизиться, Варя делала всё, чтобы этого не произошло. Она как будто стенку водружала между собой и мамой. Не грубила, но на вопросы отвечала односложно. Когда звонила по телефону, уносила аппарат в свою комнату и закрывала дверь. Ане очень хотелось взять параллельную трубку и подслушать, но она боялась, что тогда окончательно потеряет доверие своего ребёнка, и не шла на такую подлость. Хотя, разве это подлость: последить за своим детёнышем, желая уберечь его от беды. Ей представлялось, что с Варей может произойти всё, что угодно. Она может попасть в дурную компанию, может оступиться и совершить глупость, а мамы не окажется рядом. У неё наследственность тяжёлая в плане возникновения пристрастия к алкоголю.
Аня пыталась серьёзно поговорить с дочкой о своих волнениях. Варя смеялась:
--Мам, ты же не курица, а я не цыплёнок неразумный. Всё же на биофаке учусь, так что кое в чём разбираюсь.
Обнимала Аню за плечи, прижималась к ней щекой и успокаивала:
--Не волнуйся, у меня всё в порядке. Вон стипу дали, на неё можно раз пять в метро проехать. Одно название!
Потом они обсуждали положение в стране. У дочки и мамы практически никогда не совпадали взгляды и выводы. Аня понимала, что вот оно, молодое поколение, растущее в лихое время. Но они всё равно счастливы, эти дети, потому что молоды! Наверное, для ощущения счастья юных персон вообще не играет роли эпоха и окружающая среда.
Отец Вари, Владимир Устинов, в эти смутные годы пережил несколько личных потрясений. Он не женился после развода с Аней. Он бы и не развёлся ни за что, но эти дурацкие порядки о приватизации жилья не позволяли иметь несколько квартир на семью. А квартиру в Южно-Сахалинске терять тоже не хотелось, хорошая была и по расположению, и по планировке.
Конечно, Владимир не оставался один всё время. Всегда найдутся сердобольные женщины, готовые утешить симпатичного одинокого мужчину. Порядочного во всех отношениях человека. Владимир всякий раз, вступая в новые отношения, предупреждал, что жениться он не планирует, ибо любит свою жену. Некоторые дамы уходили через короткое время, понимая что ничего серьёзного им не светит. Другие пытались как-то переломить ситуацию в свою пользу. Но всё равно в конце концов тоже уходили. Владимир был им благодарен, но полюбить ни одну из них не смог. Такой уж он оказался однолюб, как и его отец. Может быть, это гены виноваты? Старший Устинов всю жизнь любил одну женщину. К счастью, ему повезло больше. Когда Владимир вспоминал о своих родителях, волна нежности и жалости охватывала его. Он бывал в Чебоксарах не реже одного раза в год и замечал, как стареют его любимые папа и мама.
Гены каблуком не раздавишь, как говорят в народе. Алкогольная зависимость, видимо, тоже от отца передалась. Но Иван Павлович не употреблял ни капли спиртного последние тридцать лет, хотя до этого бывали и запои. Владимир унаследовал не только положительные качества, но и пристрастие к зелёному змию. Устинов дважды лечился от алкоголизма. В первый раз —в Москве, в клинику его тогда устроил бывший сокурсник. Через пять лет – в Израиле. Это отдельная история.
Маша тогда уже стала Гершензон и жила на две страны. Их дядюшка Мойша, брат Доры Абрамовны, один из сыновей которого был крупным руководителем подразделения Министерства здравоохранения, устроил Владимира на лечение в лучшую клинику. Там же лечился Давид. Маша, регулярно навещавшая брата, познакомилась со своим будущим мужем в клинике для алкоголиков и наркоманов. Она всегда говорила, что это её карма— быть дочерью, сестрой и женой «алконавтов». Но после израильской клиники и Владимир, и Давид ни капли спиртного в рот не брали. А Маша могла себе позволить, ей гены алкоголизма не передались. Но она тоже решила завязать с вредной привычкой за компанию. Хотя врачи утверждают, что бокал виноградного вина в день даже полезен для здоровья, но если твои родственники имеют склонность не ограничиваться одним бокалом, приходится следовать правилам, которые сама же и установила. Это про Марию. Они с Давидом много путешествовали по миру. Где только не побывали! Одних альбомов с фотографиями, сделанными в различных географических точках земного шара, набрался целый шкаф до того, когда технологии развились настолько, что стало возможным всё перевести в цифровой формат. Маша, просматривая снимки, сохранённые на электронных носителях, представляла, что если бы их распечатали, они заняли бы не один шкаф, а целую комнату.
Израильский климат сильно отличался от привычного Марии и Давиду европейского, но они постепенно привыкли и к жаре, и к насекомым, и даже к обстрелам и девчонкам в военной форме, гуляющим среди праздной публики. То, что Израиль—земля обетованная, начинаешь понимать с первого посещения этой страны, где встретились и существуют в согласии (почти) основные мировые религии. А потом эта земля оккупирует твою душу целиком. Но у Маши осталось место и для родных берёзок, и Волги-матушки.
