- Катя, надо что-то делать… Нельзя хоронить себя, Катя! Надо двигаться дальше…Жизнь продолжается… - сквозь ватное сознание чуть слышно пробивался монотонный бубнёж мужа.
В ванной кисло и покрывалось налетом замоченное когда-то давно, еще в другой жизни, бельё. В гостиной царил разгром - мебель была сдвинута к центру комнаты, стены подготовлены к поклейке обоев. Сами обои, стильные, с модным жизнеутвержающим рисунком, нарезанные нужными кусками, были расстелены здесь же на полу. Катя лежала на кровати, безразлично уставясь в потолок. Что-то делать? Двигаться дальше? Ничего ей уже не хотелось делать, незачем стараться, не для кого…
Катерина всегда гордилась своей предпринимательской жилкой. Из всего она могла извлечь выгоду, любую ситуацию развернуть в свою пользу. Когда завод практически встал, начались многомесячные задержки по зарплате, именно она подбила девчонок из своего отдела начать челночить - возить из столицы модные вещи и продавать по знакомым, носить по благополучно работающим организациям города. Втроём на одной “Газели” ездили они на закупки, мониторили рынок, отбирали нужные тряпки.
И всё Кате удавалось. Была у нее какая-то замечательная чуйка, каким-то шестым чувством она понимала, какая именно вещь будет пользоваться спросом. Благодаря этому она не только оставалась на плаву, но и преуспевала. Было Кате для чего стараться. Устала делить на семью один окорочок в неделю, и овсяные котлетки с бульонным кубиком для запаха уже поперек горла стояли. Муж работал на том же заводе, а сына надо было кормить, поднимать на ноги.
- Девочки, смотрите, какая замечательная помада! Просто блеск - на губах не скатывается, оттенок самый модный сейчас в столице, любой красавице подойдет! Ирочка, тебе водолазка глянулась? Да, вещь стоящая, вот, на мне такого же качества, только другого цвета, отлично смотрится. Сейчас и тебе подберем! - Катерина торговала бойко, не хуже цыганки, и не скажешь, что всю жизнь в плановом отсидела…
Дела быстро шли в гору. Подарили сыну на двадцатилетие новенькую машину, ремонт в квартире затеяли, совсем немного оставалось подкопить до покупки однушки в областном центре. Мальчик там нашел себе работу, снимал квартиру на пару с товарищем.
Сколько раз потом Катерина кляла себя за эту машину! Андрюшка радовался ей, как новой игрушке. Намывал, холил, не расставался. Из области домой начал ездить, всего сто километров, расстояние плёвое, но Катя всегда просила его отзваниваться по отъезду-приезду. Чувствовало, видно, сердце материнское, с какой стороны беда ожидается…
В тот выходной обещался приехать помочь родителям с ремонтом, говорил деловито-весело, новости обещал хорошие, радостные. Катя с утра пирогов настряпала, любимых Андрюшкиных, с яблоками. А к обеду все глаза в окно проглядела: не поворачивает ли во двор блестящая бордовая машина, телефон предательски молчал.
Дозвонилась до приятеля сына. Парень очень удивился:
- Как не приехал?! Еще с утра отправился. Подождите, я все разузнаю, отзвонюсь.
Знала, уже знала, что неладное случилось, но еще на что-то надеялась. Когда через пару часов во двор въехал товарищ сына, по лицу поняла: ждать больше некого.
Как игрушечная сложилась маленькая машинка в лобовом столкновении с груженым “Камазом”. Водитель поопытнее, может, и успел бы среагировать, отвернуть вовремя, Андрюшка же даже понять толком не успел, что происходит.
Словно плитой бетонной Катю накрыло, отгородилась от мира невидимой стеной. На опознание отец ездил, лежала Катя, как м е р т в а я, в потолок глядя. Уехал довольно молодой еще, сорокапятилетний мужчина, а вернулся сгорбленный старик с побелевшими мгновенно висками. Сел в кресло, посмотрел на немую, отрешенную жену и зарыдал в ладони…
Спроси кто потом у Кати, как она жила в эти дни, не ответила бы, потому что и не жила вовсе. На похороны-поминки муж ее, как куклу безвольную одевал, за руку водил. Только через две недели примерно сознание ее пробудилось. Брела от кухни до комнаты и ударилась больно ногой о ведро с засохшим клейстером. Закричала, завыла. Полетели по углам клочки новых обоев. Била в грудь мужа, который руки удерживал, раздирающие в кровь лицо. Влил тогда в нее два стакана горькой, забылась тяжелым сном. Андрюшка снился, маленький еще совсем, шаги первые делает, руки к ней, Кате, тянет…
Почти два месяца пила Катя, горе свое заливала. Забудется в алкогольном сне, и снова перед ней мальчик ее, как живой, встает. Словно, и не было ничего, и не с ними случилось всё страшное. Знакомые на улице от Кати шарахались, не узнавали в почерневшей мрачной пьяной старухе некогда цветущую бойкую женщину…
Когда в квартире неожиданно прогремел звонок, муж пошел открывать, Катя давно не реагировала на внешнее, ничего хорошего оттуда не ждала. И вдруг просипел странным голосом:
- Катя, Кать!
Катерина нехотя двинулась в прихожую. На банкетке сидела молоденькая девчушка с очень худеньким, осунувшимся личиком, двумя руками прикрывала чуть округлившийся животик.
- Здравствуйте, тетя Катя! Я Ира. Андрюша вам обо мне, наверное, рассказывал? Мы ведь в прошлый раз к вам вместе собирались ехать, знакомиться. Только мне неделей раньше плохо стало, положили в больницу на сохранение. А потом друзья позвонили…- девушка сморщилась, по красноте вокруг глаз видно было, что плачет уже не в первый раз, - Я подумала, что вы все-таки должны знать…
У Кати руки ходили ходуном, на ногах держалась, только благодаря косяку, на который опиралась боком. Вот почему Андрюшенька приходил во сне малышом! Вот почему ручки крошечные к ней, Кате, тянул! По щекам Катерины ползли слезы, очищающие, избавляющие. Больше не будет она глушить себя алкоголем, есть ради чего вставать по утрам и двигаться дальше. Прав был, Сережа, муж, жизнь продолжается, пусть другая, новая, но продолжается!