- Он там один, электричество и воду ему отключили за неуплату, короче, бедствует старик. Знаю, что вы не в ладах, но всё же… Он пожилой человек, а вы всё же не чужие. Ещё раз простите за беспокойство. Он не хотел давать ваш номер, я настояла. И … я пойму, если вы решите остаться в стороне…
Пятница, вечер. Звонок с незнакомого номера, женский голос. Дама явно не молода, но участлива и активна – у таких особые интонации. Проживает в 30 километрах от города, в маленьком посёлке. Именно туда занесло моего бедового папашу. Несколько лет о нём не было слышно, и нате вам. Значит, бедствует. На дворе лето, он без воды и света. Ну, надеюсь блюдёт гигиену, купаясь в речке, а еду готовит на костре…
Я ждал этого момента долгие годы. И всё равно звонок оказался внезапным, стою оглушённый. Думал, буду рад, услышав, что отцу плохо. Ошибался. Ничего не чувствую. Ничего… Значение благородной мести сильно переоценено людьми…
Захожу в комнату, пытаясь совладать с собой, но жена всё равно замечает:
- Вася, что случилось?
Через минуту кутает меня в объятьях, покрывает поцелуями, успокаивает:
- Надо ехать к нему, Васятка. Сделай это не для него, а для себя. Чтобы потом ни в чём себя не корить…
Собираюсь с духом, звоню сестре и брату. С тех пор, как повзрослели, практически не общаемся, каждый окунулся в свою жизнь. И нелюбовь к папаше – единственное, что поддерживает на плаву наши хлипкие отношения. Сестра наотрез отказалась ехать, брат Сашка сурово вздыхает:
- Когда запланируем? В субботу?
Ну, здравствуй, папа. Ты как всегда некстати и тебе не рады. И бога ради, не подумай, что мы делаем это для тебя. Как сказала моя трепетная жена – исключительно «чтобы себя не винить».
В ожидании
До субботы живу как на иголках. Нервничаю, сплю мало, ем не чувствуя вкуса. Странное дело: я давно уже взрослый и, как говорится, состоявшийся мужик. Женат, двое детей. Но какая-то часть меня, даже немалая и важная, осталась всё ещё там…
Мама была старше отца на семь лет. И, чего уж там, уступала ему в красоте. Он – стройный красавец, серые глаза, смоляная шевелюра, очень спортивный. А она – мягкая. Щеки, грудь, бёдра – настоящая женщина, уткнёшься в неё – и словно от всего мира защищён, помню это восхитительное детское ощущение… Почему он вообще на ней женился? Причём стремительно, в один миг. Его всегда привлекали совсем иные женщин – тощие, вертлявые, говорливые. Да, отец гулял, как подорванный. Мама была несчастна с ним, но любила бесконечно. Денег вечно не хватало, зато папашка был первым модником в нашем посёлке. Мама и мы, трое ребятишек, «финансировались по остаточному принципу», говоря канцелярщиной…
… А может, ему не хватало любви? Его мать, наша бабушка, была дамой суровой. Побывки у неё были для нас с Сашкой наказанием: бабка отродясь не расщедрилась на похвалы и ласку, зато шпыняла с лихвой. Она происходила из зажиточной семьи, поэтому, к сожалению, была отягощена манерами – в её представлении. Мне было семь, а Сашке шесть, когда бабка загорелась идеей привить нам столовый этикет – с правильными вилками для рыбы и мяса, с салфетками, ножами и прочей галиматьёй. Боже, как мы мучились, как ненавидели эти обеды!..
Перекусывали по минимуму, потому что за огрехи бабка строго вычитывала, а потом воровали хлеб и лопали в саду с незрелыми яблоками. Конечно, после маялись животами… До сей поры жена восхищается, как деликатно я ем. А я и хотелось бы по-простецки отломить краюху и зажевать с ломтем колбасы, но вбитая намертво наука не позволяет… Может, оттого и отец был неласков, попросту не научен любить?..
Вижу как сейчас: Сашка делает уроки, математика идёт туго, я изнываю, жду, когда закончит, чтобы вместе гонять мячик. Пытаюсь помочь, но и сам ни в зуб ногой. Но больше всех мается отец, у него свой интерес. Когда закончим с уроками, он сможет пойти к своему другу и там пропустить рюмашку. Сашка уже потный, а несчастные примеры никак не поддаются… У отца лопается терпение, хватает тетрадку и пишет решения. Все свободны!.. Вечером батю приносят домой под белы руки. Почти обычная картина.
… Валя родилась, когда мне было девять лет. Мама поручала нам с Сашкой коляску – «погуляйте с ней, мальчики». Мы быстро прочухали, что гулять гораздо приятнее, когда Валька спит, значит, надо укачать. Для этого разгоняемся и бегаем по кочкам, колдобинам. Вальку швыряет, как в стиральной машине. Видимо, от страха засыпает, а мы идём гонять мячик с пацанами… Как ни ненавистен батя, но все трое унаследовали его спортивность.
… Слухи о батиной любвеобильности доходят исправно. Ненавижу наш поселковый кабачок, батя вечно там ошивается. В компании то одной, то другой крашеной разведёнки. Разбитные и хохочущие, они сюсюкают со мной и Сашкой, когда приходим звать отца домой.
- Ах, какие хорошие мальчики! Дети, хотите конфетку? А как вас зовут?
Каждый раз одно и то же. Эти бабы даже имена наши не хотят помнить. А дома заплаканная мама. Отца хватает на всех: она недавно вернулась из больницы, чтобы избавиться от очередного плода его темперамента, троих детей и без того многовато.
… Вечерами не могу уснуть, ворочаюсь, пока сонная жена не притягивает к себе. Утыкаюсь носом в её обволакивающую негу, согреваюсь, впадаю в дрёму. Она сонно шепчет: «Ну, спи, маленький…». Может, перепутала с сыном, но думаю, укачивает меня. Она – моё сокровище, моё всё, награда за… За отца.
Поездка
Жду брата возле подъезда, выходит хмурый. Здороваемся, он закуривает, говорит, что Валя наотрез отказалась ехать. Ну, не удивлён. Хотя честно говоря, она пострадала меньше всех, даже унаследовала родительский дом в нашем селе – батя широким жестом отказался от своей доли в её пользу…
Едем, молчим, потом вдруг прорывает на воспоминания:
- А помнишь, как он уходил от нас? Гордый, как полководец с победой. Нашёл какую-то зазнобу, радовался, что у неё есть машина. Даже приезжал к нам похвастать – это ж каким надо быть дуралеем, чтобы перед своими детьми козырять. А потом перевернулся на скорости, люди говорили…
Оба глубоко вздыхаем и без слов понимаем: надо сменить курс. Если припомним злое, накрутим себя до чёртиков, поездка будет бессмысленной…
Я вспоминаю, как у нас была традиция: в выходной кто-то из нас, старших, должен бежать в магазин за рогаликами к завтраку. Стоит чуть опоздать, и ничего не останется. Я-то бегал спозаранку, а вот Сашка тянул до последнего – ссорились из-за этого. Улыбаемся и снова замолкаем.
… В посёлке нас встречает женщина – та самая, что звонила.
- Василий, Александр, вы молодцы, что приехали. Пойдёмте, покажу его дом.
По пути рассказывает батину грустную историю: жил со своей дамой сердца, пока не умерла. Хорошо жили, в любви и согласии! А когда её не стало, выяснилась, что за своими амурами забыли расписаться: де юре и не муж он был вовсе. Чем и воспользовалась её дочка: быстренько отрезала ему свет и воду, чтобы поскорее выметался из дома – тот хоть и маленький, но всё равно имущество…
И вот уже полгода он живёт от пенсии до пенсии, тратит деньги на еду и выпивку. Зарос, обносился, но, надо признать, чистый – купается в реке…
Встреча
- Ну, здравствуй.
- Здравствуйте, мальчики.
Он и был-то невысокий, а теперь и вовсе усох, оброс, как леший. Самое время для каких-то правильных слов, а я не могу прогнать из головы советский мультик про лесного гнома. Как его звали? Дедушка Ау? Сашка, судя по всему, тоже подвис…
- Ох, а мне и угостить вас нечем. Ни чаю, ни еды в доме.
- Да наслышаны о твоих художествах. Голодный небось?
- Ну, в животе пусто…
- Собирайся, умойся хотя бы. Едем обедать…
Выскакиваем с Сашкой на улицу, беру у него сигарету, хотя лет 10 как бросил. Эта отсрочка, передышка необходима нам. Куда, в какое кафе его везти? Выглядит как бездомный, да он и есть… Слава богу, трезвый, значит, денег ни гроша, ждёт пенсию. Сашка молчит, потом выдаёт:
- Его сначала постричь, искупать, накормить надо. Куда? Ко мне нельзя, с женой вторую неделю сквозь зубы… К Вальке тоже. И зачем мы вообще во всё это впутались? А всё ты! Добреньким захотел быть, позвонили ему, видите ли. Где был он, когда мы росли? Ушёл к своей крашеной и не почесался, как мы там. Ты забыл, как мама после его ухода заболела? А теперь ноешь – «сделаем это для себя!» Что сделаем-то, Вася?.. Что?!
Аут, удар в солнечное сплетение, мячом ниже пояса, чтобы боль аж искрами из глаз брызнула…
Ухожу, чтобы не взорваться…
Не знаю, где Сашка, наверное, курит уже десятую подряд. Я тем временем звоню жене: она всегда знает, что делать.
- Привози его. Искупаем, накормим, я приготовлю что-нибудь из твоих вещей.
- Ты точно не против? Всё-таки он нам почти чужой. А у нас дети.
- Вася, не говори глупости. Он их дедушка. Как говорится, какой ни есть, а всё ж родня…
Жена смеётся, и я вдруг тоже закатываюсь. Как хорошо, что она у меня есть. Маленькая, но такая сильная…
Сашка принимает новость с облегчением. Всю дорогу молчит, зато батя оживлённо болтает. У нас дома его вообще прорывает.
- Ух ты, сало! С мясными прожилками! Моё любимое. Даже розоватое на свету!
Жена снова смеётся, он и вовсе покатывается, лопает, сыто урча. Дети облепили кухонный стол, разглядывают деда – сначала робко, потом смелеют.
- А ты наш дед? А где ты был? Болел? Ничего, поправишься. Мама тебе чаю даст и горчичники. Будет горячо, но ты не должен плакать! Подожди, сейчас тебе грузовик новый покажу. На батарейках. А Варька куклу покажет, но она жадина!..
Я ещё ничего не знаю. Где разместим, куда пристроим. Но чувствую, что мама была бы довольна. Потому что я наконец спокоен. Всё правильно. Все и всё на своих местах… Поскорее бы ночь, чтобы обнять жену и уснуть возле её тепла.
Олег МИХАЙЛОВ.