Шёл 1952-й год. В один из дней в конце ноября, в кабинете начальника Комитета Радиоинформации при Совете Министров СССР (Радиокомитета) раздался телефонный звонок. Трубку Кремлёвского телефона взял Председатель Радиокомитета А.А. Пузин. На том конце провода он услышал голос Иосифа Виссарионовича Сталина. - «Товарищ Пузин?», - раздался в телефонной трубке негромкий, размеренный голос «вождя народов». - «Здравствуйте. Вчера вечером по радио передавали трансляцию фортепьянного концерта Моцарта. Исполняла пианистка, к сожалению, я не расслышал её фамилию, - кажется Юдина. Вы можете мне назвать, кто такая? – поинтересовался Генералиссимус». «Одну минуту, позвольте мне уточнить, товарищ Сталин», - ответил Председатель.
Не мешкая, Алексей Александрович Пузин поспешно вызвал секретаря и полушёпотом взволнованно распорядился срочно вызвать к нему Заведующего дирекцией планирования программ Всесоюзного радио. Когда через несколько минут тот постучался в дверь кабинета и вошёл в него, А.А. Пузин потребовал срочно подготовить для товарища Сталина справку чтобы доложить ему, какой фортепьянный концерт транслировали вчера вечером по первой Всесоюзной программе для Москвы и Центра Европейской части СССР. Заведующий дирекцией программ достал бывший при нём журнал с программами передач, перелистал его и ответил, что накануне с 21 часа 20 минут Московского времени по 21 час 50 минут шла передача «вживую» из концертной студии Радиокомитета концерта Моцарта для фортепиано с оркестром ля-мажор в исполнении Марии Юдиной и в сопровождении Большого Симфонического оркестра Всесоюзного радио.
Пузин взял трубку Кремлёвского телефона и слегка дрожащим голосом спросил: - «Товарищ Сталин, Вы меня слышите?».
– «Я жду Вашего ответа, товарищ Пузин», - раздался в трубке голос Сталина.
- «Докладываю, что вчера по первой программе Всесоюзного радио в 21 час 20 минут транслировался концерт Моцарта для фортепиано с оркестром ля-мажор в исполнении Марии Юдиной и в сопровождении Большого Симфонического оркестра Всесоюзного радио».
- «Товарищ Пузин, имеется ли у Вас пластинка с записью этого концерта?», - спросил товарищ Сталин. «Так точно, конечно, есть, Иосиф Виссарионович», - не задумываясь выпалил в ответ Пузин.
- «Хорошо, - сказал Сталин. - Пришлите завтра эту пластинку ко мне на дачу». И, попрощавшись, он положил трубку. Александр Алексеевич Пузин, опустив трубку телефона, обернулся к сотрудникам, находившимся в его кабинете. В его взгляде читалось отчаяние. Во время разговора со Сталиным, все подчинённые, находившиеся в кабинете А.Пузина и присутствовавшие при нём застыли в молчаливом оцепенении. Дело в том, что, как все прекрасно понимали, на самом деле никакой пластинки не было, ведь концерт Моцарта передавался из студии «вживую», а запись в этом случае не производилась. «Но Сталину, - рассказывал потом композитор Дмитрий Шостакович, - смертельно боялись ответить «нет». Никто не знал, какие будут последствия. Жизнь человеческая тогда ничего не стоила. Можно было только поддакивать». Едва была повешена трубка, руководители Радиокомитета надолго впали в состояние ступора. «Надо за ночь успеть записать пластинку с этим концертом», - тихим, слегка дрожащим голосом произнёс Пузин. Эта фраза разбудила всех к активной деятельности.
Когда по срочному вызову из Комитета Всесоюзного радио в концертную студию прибыла М.В.Юдина, она была совершенно спокойна. Привезли в экстренном порядке оркестр, вызвали дирижёра, чтобы ночью устроить запись. Всех трясло от напряжения и чувства огромной ответственности. Первый из приглашённых дирижёров от страха ничего не соображал, пришлось его отправить домой. Вызвали другого - та же история: он дрожал сам и сбивал оркестр. Так, сменив двух дирижёров, от страха потерявших способность управлять оркестром, оказались перед риском не успеть за ночь записать концерт. Невозмутимой оставалась лишь исполнительница - Мария Вениаминовна. Только когда пригласили третьего дирижёра, смогли приступить к записи. Это был уникальный случай в истории звукозаписи - смена трех дирижеров. Третьим дирижёром, который смог совладать с нервами и довести дело да конца был А.В.Гаук. Именно его имя назвала Мария Юдина, которая наблюдала за неудачными попытками первых двух исполнить свою должность. Она была уверена в этом человеке, так как хорошо знала его по годам совместной работы в Тбилисской консерватории, участию в совместных концертах симфонического оркестра Грузии. Александр Васильевич Гаук имел немецкие корни, в консерватории обучался преимущественно у немецких профессоров. В 1920-х годах был дирижером балета Мариинского театра. Женился на балерине Елене Гердт, также немке по национальности. С 1932 года работал в Москве и в 1936 году стал главным дирижером нового оркестра радио, который позже превратился в Государственный симфонический оркестр СССР. В начальный период Великой Отечественной войны находился в г. Риге, откуда ему удалось выехать непосредственно «под носом» у германских войск, занявших Ригу в самом начале войны.
Во время Великой Отечественной войны, после возвращения из Риги, преподавал в Москве, однако, почувствовав, что из-за своей национальности он находится под негласным наблюдением органов МВД – ГПУ, вынужден был перебраться в Грузию, где он дирижировал оркестром Тбилисской консерватории, а также участвовал в возрождении Государственного симфонического оркестра Грузии.
Не мешкая, все собравшиеся в концертной студии звукозаписи Радиокомитета, приступили к работе по подготовке к записи диска с концертом Моцарта. К утру всё было сделано. Пластинку с игрой Юдиной (в единственном экземпляре) записали за ночь. На другой день в сверхсрочном порядке была изготовлена пластинка в одном экземпляре, который и был отправлен Сталину. За высокое мастерство исполнения концерта Моцарта и полученное от него удовольствие Генералиссимус тов. Сталин наградил выдающуюся пианистку огромной по тем временам денежной премией. На квартиру пианистки деньги принесли служащие НКВД. Юдина получила конверт, в который было вложено 20 тысяч рублей - огромные по тем временам деньги. Ей объявили, что это персональная премия присуждённая по указанию товарища Сталина /См. в примечаниях/.
Вскоре она ответила ему письмом: «Уважаемый Иосиф Виссарионович! Получила Ваши деньги. Спасибо. Благодарю Вас, Иосиф Виссарионович, за Вашу помощь. Молюсь за Вас! Я буду молиться за Вас денно и нощно и просить Господа, чтобы Он простил Ваши прегрешения перед народом и страной. Господь милостив, - Он простит. А деньги я отдам на ремонт церкви, в которую хожу». И отдала их на восстановление сельского Храма.
Поговаривали, что год спустя эту пластинку нашли на патефоне перед смертью вождя, когда обнаружили его неподвижно лежавшее на даче тело. Много лет спустя Дмитрий Шостакович, который на всю жизнь оставался верным другом Юдиной так вспоминал об этом эпизоде из её жизни:
- «В это трудно поверить. Сказать такое вождю... Этот случай звучал неправдоподобно, - пишет Шостакович, - Но она никогда не лгала». Свой рассказ об этой невероятной истории Шостакович заключал так:
- «С Юдиной ничего не сделали. Сталин промолчал. Утверждают, что пластинка с моцартовским концертом стояла на его патефоне, когда его нашли мертвым».
Концерт No. 23 для фортепиано с оркестром ля мажор
Прославленная русская пианистка Мария Вениаминовна Юдина родилась в захолустном Невеле - уездном городке Витебской губернии, который входил в черту оседлости и покидать её надолго евреям запрещалось. Это произошло 9 сентября 1899 г. Отец будущей пианистки, несмотря на отчаянную нищету семьи, получил высшее медицинское образование и стал уважаемым доктором. От родителя Мария Юдина переняла неукротимый темперамент и подвижничество. Вениамин Юдин просвещал, открывал больницы и школы, хлопотал о выделении денег для способных детей из бедных семей. При этом, бескомпромиссность земского врача не ведала страха: однажды доктор спустил с лестницы губернатора. Мама – урожденная Раиса Златина - берегла домашний очаг и воспитывала четверых детей. Музыкальность Мария унаследовала от матери, а первые уроки фортепианной игры получила с 6-ти лет. Юная Мария Юдина фонтанировала энергией: девушка увлекалась литературой (знала ее досконально от античности до новинок), историей, философией. В северной столице девушка оказалась в 1912 году. В 1917-м она исполняла обязанности секретаря Петроградской народной милиции.
Весной 1919 года еврейская девушка крестилась в православие в возрасте 20-ти лет. Вера для Юдиной оказалась не блажью, к тому же в революционные годы опасной, а потребностью души. Христианство стало тем стержнем жизни, который помог Марии Юдиной выстоять в самые темные периоды.
В двадцатые годы, когда воинствующие атеисты Республики Советов разворачивали жестокие гонения за веру, свирепость этих гонений могла отвратить от поисков Истины более зрелого и сильного человека. Любого, но не Марию Юдину - юную искательницу Истины. Наоборот, Юдина во время жестоких гонений на веру без какой-то семейной традиции сама с ранней юности пришла к вере в Бога и приняла православное крещение. Она всегда ходила с крестом. Она всегда носила монашеское платье с крестом на груди, без страха за свою жизнь открыто проповедовала, что культура без веры пуста и, тем самым, постоянно оказывалась в центре внимания, отчего имела большие неприятности. В те годы воинствующего безбожия, да, пожалуй, и в наше время, это должно было казаться нонсенсом: педагог консерватории открыто высказывает совершенно крамольные мысли о том, что любая культура, любая сфера человеческой деятельности пуста без религиозных корней и всем своим видом демонстрирует приверженность к вере. Но именно Юдина, как никто, жила по Божьим заповедям. Ее настольной книгой всегда была Библия. Почти каждое утро она была в Храме. Кроме того, что она прекрасно знала историю религии, историю православия, она состояла в переписке с русским богословом отцом Павлом Флоренским, что также говорит о многом.
Студентка увлеклась философией православного богослова Павла Флоренского и общалась с мыслителем до ареста и расстрела. Дружба с семьей священника продолжалась до смерти. Ей было 16-ть лет, когда она написала следующее:
- «Я знаю лишь один путь к Богу - через искусство. Не утверждаю, что этот путь универсальный. Я знаю, что есть и другие дороги, но чувствую, что мне доступен лишь этот. Все божественное, духовное впервые явилось мне через искусство, через одну ветвь его - музыку. Это - мое призвание, верю в него и в силу свою в нем. Я должна неизменно идти по пути духовных созерцаний, собирать себя для просветления, которое придет однажды. В этом - смысл моей жизни. Я - звено в цепи искусства». Еще с юности она была больше, чем просто музыкантом, помимо музыкальных занятий, посещала в своем родном городе философский кружок.
Мария поступила в Петербургскую консерваторию и попала в класс талантливого педагога Анны Есиповой. Будучи студенткой консерватории, она входила в так называемый бахтинский кружок интеллектуалов-единомышленников. Занималась в фортепьянном классе профессора Л.Николаева, где на одном курсе вместе с ней учился великий композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Трудно представить, как, но она ухитрялась сочетать свои музыкальные классы с факультативными занятиями на историко-филологическом факультете Петроградского университета. Людей такого диапазона и глубины знаний трудно было встретить и тогда, ещё реже встречались они позже.
В 1921 году она окончила консерваторию с престижной премией за отличия в учёбе. На выпуске ей полагался приз: - согласно завещанию основателя консерватории Рубинштейна, ежегодно лучший из выпускников награждался роялем. В том году награду поделили между пианисткой из Невеля и Владимиром Софроницким. В результате, рояль не достался никому.
Как в студенческие годы, так и впоследствии, став поочередно профессором четырех музыкальных ВУЗ-ов, Юдина до самой смерти жила в крайней степени бедности. Бедности, естественно чисто материальной, но не духовной. Получила своё первое назначение на должность педагога фортепьянного класса там же в Ленинграде в «родной консерватории». Казалось бы, жизнь вошла в спокойное русло, однако, это была лишь короткая прелюдия, по-настоящему трудное время для нее лишь только начиналось.
Религиозные убеждения неоднократно являлись причиной для увольнения педагога из различных консерваторий страны. Власть яростно выкорчевывала «опиум для народа» через гонения на простых тружеников - приверженцев христианства и, тем более, образованных, просвещённых людей, исповедующих веру во Христа. Женщина не оправдывалась: настольная книга была у неё – «Библия», каждое утро она встречала в церкви, историю религии знала в совершенстве, получала письма от Флоренского. В стенах консерватории, не стесняясь открыто высказывала совершенно крамольные для того времени мысли о том, что любая культура, любая сфера человеческой деятельности пуста без религиозных корней. Терпение власти по отношению к ней было недолгим. В 1930 году ее уволили из консерватории, где она к этому времени уже стала профессором. Тогда же, в 1930-е годы состоялось ее изгнание из Ленинграда, после того, как в газете «Вечерний Ленинград» появилась подлейшая статья «Ряса на кафедре», на основании которой преподавательнице и профессору Марии Юдиной отказали от места.
Марии Юдиной не суждено было стать женой и матерью. Уже в зрелом возрасте Мария Вениаминовна была помолвлена, но так и не вышла замуж, так как её нареченный жених, ее любимый мужчина Кирилл Салтыков, молодой пианист и композитор, который был на 15 лет ее моложе, -погиб в походе в горах накануне свадьбы при восхождении на вершину. Тогда целая группа сорвались в пропасть.
Больше она не встретила за свою жизнь никого, кто мог бы составить ей счастье. При этом инстинкт материнства в ней был развит невероятно и по отношению к своим ученикам, и по отношению к друзьям тех, кто по возрасту годился ей в дети. Занимаясь со студентами института им. Гнесиных, она, порою засиживаясь с ними допоздна, когда метро уже закрывалось. В таких случаях она каждому студенту давала деньги на такси. Эту чисто материнскую опеку мы с моей женой испытали на себе неоднократно.
Не все понимали это, но близко знавшие её люди догадывались, что личная жизнь, в смысле одиночества гениальной пианистки объяснялось служением искусству, не оставившему места для иной любви. Детьми Мария Юдина называла учеников, для которых иногда делала больше, чем биологические родители.
В 1932 году Марию Юдину ненадолго – всего то лишь на два года приютила консерватория столицы Грузии. С 1932-го по 1934-й годы она работала в Тбилисской консерватории, а в 1936-м году впервые оказалась в столице, пианистку позвали преподавать в Московской консерватории. Через 15 лет профессора Юдину изгнали и оттуда. В тот момент, когда всем советским музыкантам было недвусмысленно указано на необходимость разоблачать упадочную музыку буржуазных композиторов, всех этих формалистов-модернистов, однако, вопреки всему советская пианистка Мария Юдина восхищалась сочинениями Стравинского, вела переписку с Булезом, Штокхаузеном, Ноно, и проявляла нездоровый интерес к творчеству Шенберга - создателя додекафонии, Веберна, Хиндемита и других. И зачем-то исполняла сочинения Шостаковича и Прокофьева,
которых чиновники от культуры считали непонятными для народа. 1960 году Юдину снова изгнали. На этот раз из Института имени Гнесиных.
Да и как было её не выгнать? На своих концертах она выходила на бис с огромным крестом и читала стихи из "Доктора Живаго" - в то время, когда имя писателя Бориса Пастернака было перед этим уничижено перед всем советским народом! Также, после смерти Ахматовой, Юдина заказала панихиду по ней, но заочно – в одной из православных церквей за рубежом, о чем сообщил «Голос Америки». «Когда я ей об этом сказал, - вспоминал известный театральный деятель Виктор Новиков, - она перекрестилась: «Слава Богу, наконец-то и мое имя будет связано с именем Анны Андреевны...»
Гонения на Юдину, которые продолжались почти в течение всей её творческой жизни, неожиданно приостановились после окончания войны. В тот период Марии Юдиной, хоть и недолго, стали петь дифирамбы. О причине временного прекращения травли ходят слухи, что, мол, это связано с неожиданной благосклонностью, со стороны Иосифа Сталина, свалившейся на неё после таинственной истории с ночной записью концерта Моцарта по заказу вождя народов. Однако позднее, после смерти Сталина немилость по отношению к Юдиной со стороны партийной верхушки вновь вернулась.
Отношения коллег к Юдиной зависело от уровня ума и совести каждого конкретно, поэтому чувства их к ней были разными. Часто отношение было плохим. Она всю жизнь была в осаде, в опале, на фронте, а вокруг нее и с ней воевали посредственности. Но на них были судейские мантии и они регулярно выносили ей обвинительные приговоры:
- «Из Ленинградской консерватории - выгнать!»,
- «Из Московской консерватории - выгнать!»
- «Из Гнесинского института и филармонии - выгнать!»
Нашлись педагоги-ремесленники в "гнесинке", которые конечно роптали. Завидовали ее успеху, любви студентов к ней, желанию попасть в класс только к ней. Когда ей исполнилось 55-ть лет Юдину в буквальном смысле слова выжили на пенсию...
Поведение Юдиной в условиях советской действительности было настоящим гражданским подвигом. Свои взгляды она высказывала с редким бесстрашием. У Юдиной были две характерные черты: она никогда не лгала и была совершенно равнодушна к тому, что называется внешним лоском. На сцену она обычно выходила в простеньком, чуть ли не монашеском черном платье. И в кедах - из-за больных ног.
Бах Итальянский концерт, B WV 971 - исполняет Мария Юдина
Среди коллег по артистическому цеху ещё со времён её преподавания в Ленинградской консерватории, Юдина получила известность благодаря своему высокому таланту и исполнительскому мастерству. Знаменитый пианист Генрих Нейгауз отзывался о ней как об одной пианистке из Ленинграда, перед которой он - де совершенное ничто, и что эта замечательная исполнительница с большими странностями: она мистически настроена, под платьем носит вериги, и так выступает, и что интересно: - по происхождению еврейка, и прочее, и прочее.
Если многотрудную жизнь Юдиной разглядывать в педагогический бинокль, который делает резким именно педагогическую составляющую, оставляя размытыми другие, то ключевыми словами, которые пригодны для описания ее подхода к делу, следует взять такие: труд, культура, вдохновение и приверженность. Другая сторона её необычайной личности открывается, когда знавшие её люди описывают бытовую сторону жизни Марии Вениаминовны.
Её близкий друг и ученик вспоминает:... - «9 апреля 1968 г., я приехал за ней на такси на Ростовскую набережную в кооперативный дом ученых. Часто бывая у известных музыкантов и видя их хорошо налаженный быт, я был поражен самим видом квартиры Марии Вениаминовны: узкая железная кровать; самодельные стеллажи с книгами; рояль; иконы; заваленный бумагами стол; страшная садовая скамейка, вмещавшая массу каких-то папок, бумаг, нот. Нищета чудовищная. Дверь не запиралась. Когда мы вышли, Мария Вениаминовна просто прикрыла ее. Я спросил:
- Остался ли кто дома?
- Нет.
- А как же квартира?
- Замок не работает. Я дверь не запираю. Да, у меня и брать нечего».
Позже её любимая ученица, которая, пожалуй, лучше всех понимала её, нашла такой афоризм для Юдиной:
- «Для нее весь мир был общиной». Тогда, я не знал всего этого и всю дорогу переживал:
- «Как можно бросить квартиру незапертой?» Про её попытки воздействовать на меня в религиозном плане, трудно сказать однозначно. Когда я утром приходил к ней помогать в переезде, она часто опаздывала к назначенному сроку и, хотя квартира была открыта, я никогда без нее не заходил туда: ждал Марию Вениаминовну на улице. Я знал, что она в Храме и, либо затянулась служба, либо она не может поймать такси. Кстати, на такси она ездила не от хорошей жизни, а из-за больных ног. Она ходила почти круглый год только в кедах, ибо, никакую другую обувь, из-за распухших суставов одеть не могла. Зимой она ходила в плаще и прохудившихся валенках. Единственная пианистка, которая могла себе позволить не думать о внешнем виде, - не без сарказма говорили о ней.
Мария Вениаминовна выходила на сцену в неизменном черном длинном платье, с большим крестом на груди, в растоптанных кедах – это платье и обувь были и ее повседневной одеждой. Она не бросала вызов, не играла в чудаковатого гения перед публикой – просто мало задумывалась об условностях.
Среди её друзей ходила история о том, что Мария Вениаминовна несла на себе аскетические подвиги. В частности, якобы, что она некоторое время ночевала в гробу. На мой вопрос было ли такое? - она улыбнулась и ответила: «И вы об этом слышали? Вы знаете, я жила у одних знакомых. Места не было, и я ночевала в ванной. Заливала в нее ночью горячей воды и ложилась туда. Часто засыпала и просыпалась от того, что вода остывала. А людская молва превратила ванну в гроб».
Тот же молодой человек, близко знавший М. Юдину вспоминает: - Когда она приезжала, мы садились за стол. Она просила меня тут же встать и читала молитву. Однажды, она тактично спросила: крещен ли я и бываю ли в храме. На мой отрицательный ответ, корректно ответила:
- «Это Ваше личное дело. Но, если Вы придете к Богу, вы обязательно должны окреститься сами, обвенчаться и окрестить родившегося ребенка». Из трех ее наказов я пока выполнил два. Я теперь часто бываю в Храме и очень счастлив, что дорогу туда мне показала именно Мария Вениаминовна.
К сожалению, я никогда не учился у Марии Вениаминовны, но мой Учитель жизни, мой Учитель совести - великая Мария Вениаминовна Юдина.
Юдина хорошо зарабатывала, но жила в крайней бедности, почти нищете. Получив гонорар, она раскладывала на столе стопочки. Вот это – на лечение сына консерваторской гардеробщицы, это – семье ссыльного священника, а это – рабочему сцены, которого она почти силком отправила в больницу, где выяснилось, что у него туберкулез. Для нее помощь другим – политзаключенным, друзьям и незнакомым людям была не добродетелью, а нормой, всего лишь порядочностью. Она помогала всем, кто нуждался, отдавая все, что было и чего не было. За это ее многие осуждали: как это так, занимать у одних, чтобы отдать другим?
Узнав о бедственном положении Марины Цветаевой, помчалась к ней, чтобы хоть чем-то помочь. «Вижу пожилую, надломленную, мне непонятную женщину, стараюсь быть почтительной, учтивой, любезной, – вспоминала она. – Мне бы к ногам ее броситься, целовать ее руки, облить их слезами… Трудно мне самой понять, почему была я так замкнута и даже как будто равнодушна… отчасти, быть может, потому, что на моих плечах тогда много лежало человеческих судеб, - старые, малые, больные, сорванные войной со своих гнезд, - всех прокормить, всех достичь, обо всех подумать. А раньше - ссылки…Но, как известно, «самооправдание - плохой советник»: то был грех недостатка любви». Всю жизнь она винила себя, что не смогла уберечь Цветаеву.
Телефон у Марии Вениаминовны звонил непрерывно: близкие друзья напоминают, что до выкупа из ломбарда крестика и колечка осталось два дня; звонит Иван Семенович Козловский, сообщает, что подписал ходатайство в Моссовет о прописке на площадь Марии Вениаминовны ее племянницы; звонит какая-то Татьяна Павловна.
Мария Вениаминовна рассказала мне как познакомилась с ней в электричке, и та сообщила ей, что живет в нужде и ее дети недоедают. Мария Вениаминовна в это время получает гонорар за пластинки с музыкой Баха и покупает на него корову для своей абсолютно случайной попутчицы! Всю эту ситуацию ее друзья называют:
- «Татьяна Павловна - Бах – корова».
- «Хорошо, что выручил Бах», - смеялась Мария Вениаминовна.
Мне как-то нужно было отправить срочно телеграмму. Я спросил:
- Можно это сделать с вашего телефона, а когда счет придет, я его оплачу?
- Нет. Для меня кредит на телеграфе закрыт. Там можно в кредит только до 30 рублей. Я их уже должна.
Разбирая бумаги, я наткнулся на не оплаченные счета за междугородние переговоры. Подсчитал - сумма превышала 400 рублей. Только один счет был на пятьдесят рублей! По тем временам это неслыханные деньги.
Мария Вениаминовна сказала мне:
- «Я называю этот счет «Парижские слезы». Разыскав в Париже приятельницу, с которой не виделась около полувека, мы, беседуя, друг другу только повторяли одно и то же: «Неужели это Вы?». А она мне вторит: «Неужели это Вы?» - и плачет. А потом за эти слезы приходит счет.
На исходе своих дней, понимая, что уже не будет играть публично или записывать пластинки и, следовательно, расплатиться с терпеливо ждущими и все понимающими кредиторами нет никакой возможности, она решила из своей двухкомнатной квартиры переехать в однокомнатную в этом же доме; получить разницу в деньгах и хоть с кем-то расплатиться. Нужно было переехать с девятого этажа на первый.
И сегодня, по прошествии стольких лет, я с гордостью вспоминаю, что Мария Вениаминовна пригласила меня одного помочь уложить и перевезти ее бумаги и весь нехитрый скарб. Мне тогда было 27 лет. По молодости и крепкому здоровью я мог все это сделать за два дня. Переезд растянулся на месяц. Довольно быстро я увязал ее библиотеку: тридцатитомник Диккенса, Блок, шесть или семь книг Пастернака, книги Энштейна, Пушкина, Достоевского, Лермонтова. Она собирала пословицы и поговорки русского народа. У нее их накопилось 4 000. Она хотела куда-то их отправить для издания. Все это было быстро упаковано. А, вот, с рукописями дело шло очень медленно. Я подавал ей ту или другую бумагу в руки, она перечитывала каждый лист и рассказывала мне о том, кто ей писал. А писали ей: Паустовский, Стравинский, Ахматова, Пастернак, Тынянов, Алексей Толстой и другие. Пусть простят меня мои институтские наставники, но за тот месяц я получил больше знаний, чем за все годы учебы.
За 17 дней до ее смерти - 2 ноября, моя жена родила дочь, которую я назвал Марией в честь сами понимаете кого. Я сразу же позвонил Марии Вениаминовне, сообщил, что «кесарево» сечение прошло удачно. На это она ответила:
- «Я не сомневалась, что все будет хорошо. Я всю ночь молилась и просила Бога помочь Инночке». Это были последние слова, которые я от нее услышал за семнадцать дней до ее смерти. Вот, такой необычности в Юдиной было очень много. Кого-то спасти, кому-то помочь, найти врача, оплатить сиделку, накормить, подарить...
Когда разразилась Великая Отечественная Война Юдина почти что вступила в партию, так страстно хотела попасть на фронт и защищать Родину. Пошла на курсы медсестер, но поняла, что не справится:
- «когда пришла в госпиталь…обливала тяжелораненых слезами и помощи от меня было никакой. Значит, надо искать другое себе применение». Лиловыми от холода руками она играла людям, сидевшим в неотапливаемом зале в валенках и шубах. Ездила в блокадный Ленинград с концертами. Во время войны она ходила в солдатской шинели подпоясанной веревкой и вешала на столбах Москвы объявление:
- «Лечу с концертами в Ленинград. Принимаю посылки весом до 1 кг». В Ленинграде она сама ходила и разносила эти посылки по незнакомым людям.
Суровая женщина с «вулканическим темпераментом», она плакала над несправедливостью приговоров по некоторым громким политическим делам. Она всю жизнь кого-то спасала, выручала. Ее пенсии для всего этого, конечно, не хватало. Гонораров она почти не получала.
Помню, что однажды ...был такой звонок, вернее базарный вопль:
- «Юдина, послушайте, Юдина! Сейчас приедут грузовики забрать рояль. Вы что же, играть - играете, а платить за прокат инструмента не хотите?»
Пришлось мне ехать в Измайловское ателье проката, найти звонившую сотрудницу и показав ей афиши и пластинки Юдиной, объяснить с кем она говорила. Это вызвало еще большую ярость:
- «Профессор консерватории, имеет пластинки, и живет в нищете? Вы что мне голову морочите!» У меня была с собой пластинка Марии Вениаминовны: 29-ая соната Бетховена. Я стал уговаривать женщину:
- «Давайте послушаем и Вы поймите, с кем вы разговаривали». Мы послушали минут пять. Кажется, я эту даму убедил, потому что больше она не звонила...
Легендарная женщина вела скромный образ жизни. Снимала деревянный дом за городом, чтобы музицировать, никому не мешая. Заготавливала дрова и топила печку в холода, чинила ступени и крышу. Быт пианистки в однокомнатной квартире на Ростовской набережной поражал. Из мебели – узкая железная кровать, самодельные полки для книг, десятки икон и садовая скамья, заваленная папками с нотами. Дверь жилища не запиралась.
В холода Мария Юдина надевала старый плащ (подаренная Ленинградским митрополитом шуба продержалась в гардеробе 3 часа), из обуви носила истоптанные кеды – иной обувки распухшие ноги не выдерживали.
В 1957 году Юдина познакомилась со владыкой А. (архиепископом Сурожским Антонием (Блумом)), начала посещать его службы, исповедовалась у него, слушала его проповеди, причащалась у него. «Я как бы ослеплена блеском исходящих от него лучей. Я оказалась примагничена именно его благодатной простотой» - делилась потом своими впечатлениями о владыке с друзьями. Имела она также прочную духовную связь с настоятелем Московского Храма Мученика Иоанна Воина - это недалеко от станции метро «Октябрьская», - отцом Николаем (Ведерниковым).
Митрополит Ленинградский Антоний купил ей в подарок тёплую шубу на зиму. Но та продержалась у Марии Вениаминовны всего три часа, после чего была передарена кому – то остро нуждающемуся. Шостакович вспоминает, как она обратилась к нему с просьбой одолжить немного денег – застеклить разбившееся окно, стояли морозы. Разумеется, он дал ей деньги – а навестив спустя какое-то время, увидел все то же разбитое окно, оно было заткнуто тряпкой. «Как же так, Мария Вениаминовна? Мы дали вам деньги, чтобы починить окно.
– Я отдала деньги на нужды церкви».
Как могло случиться, что ее, православную христианку, не скрывавшую своих убеждений - ведь она ездила в ссылку к репрессированным священникам, поддерживала опальных актеров, поэтов, музыкантов, правозащитников, произносила вслух запрещенные, оклеветанные имена – не тронули? Даже ни разу, по ее словам, не вызвали на допрос. Да, подвергали гонениями, увольняли из консерватории, из Гнесинского училища, где она преподавала, но разве можно сравнить это с судьбой новомучеников Российских, таких как Татьяна Гримблит, да и многих других, кого она знала и с кем она дружила? Возможно, к ней относились как к ….. юродивой и боялись связываться.
Когда Марии Вениаминовне довелось впервые поехать на гастроли за границу – в Лейпциг (ГДР), она узнала, что в Лейпциге был похоронен И.С.Бах. В 1949-м году саркофаг Баха был перенесен в церковь св. Фомы. Приехав первый раз в ГДР, Мария Вениаминовна вышла из поезда в Лейпциге, сняла обувь и босиком пошла по городу в церковь Св. Фомы на могилу Иоганна Себастьяна Баха. Наши это сочли за чудачество. Но когда паломники идут босыми за тысячи километров поклониться Гробу Господню, разве это чудачество?
Это - дань почтения, жертва благочестия, приносимая в знак любви и почитания этих святынь.
Нарком Чичерин как – то сказал: «У меня было в жизни две вещи: революция и Моцарт». У Марии Вениаминовны имущества в смысле вещей вообще никаких никогда не было. У нее даже рояль был прокатный, но были две святыни: Бог и музыка. Бог и Бах. Никто из наших современных пианистов не играл так «Хорошо темперированный клавир» Баха. Ведь каждая прелюдия и фуга Баха являла собой какой-то библейский сюжет. Вот и шла она поклониться своему святому, своей святыни.
Те же порывы руководили ею, когда она, 31 августа 1961 года, через весь Малый Зал консерватории на коленях, проползла ко гробу Сафронитского. И когда она осенила крестным знамением лежащего в гробу Генриха Нейгауза.
У нее были сильные, почти мужские руки и за роялем она репетировала по восемь часов, сбивая пальцы в кровь, – добивалась высшего, подлинно духовного звучания. Часто выходила на сцену с забинтованными руками и не могла отказать, если просили исполнить что-то на бис. На вопрос: «Как же можно играть больными пальцами?» возмущенно парировала: «Играют не пальцами!».
Незадолго до смерти Марию Вениаминовну сбила машина на площади Восстания в Москве – после этого она уже не оправилась и не играла. Водитель - молодой парень, очень переживал, что чуть не убил пожилую женщину, а Марию Вениаминовну больше возмутило, как обращались с ней врачи скорой помощи – «тыкали», называли «бабкой». Едва придя в себя в больнице, она, невзирая на боль, стала хлопотать за ближних – ее поразила заброшенность больных в палате. Юдина, сама между жизнью и смертью, советовалась с друзьями - кому бы влиятельному, авторитетному позвонить, рассказать о беде человека, чтобы помогли наверняка. Она чувствовала, что может помочь, а о себе не беспокоилась.
После неё остался ряд произведений: посмертно вышла ее потрясающая работа «Шесть интермеццо Брамса» в которой она рассказывала как полезно исполнителю кроме нот видеть и то, что было между ними. Необычайно интересен двухтомник её писем: одному только ее первому письму к Стравинскому отведено там около 20-ти страниц.
Умерла Мария Вениаминовна Юдина 19 ноября 1970 года. Но. она жива, конечно, в памяти современников, и в памяти музыкальной молодежи. Каждый год в день ее смерти 19 ноября, в Храме святого Мученика Иоанна Воина отец Николай Ведерников, который причащал перед смертью Марию Вениаминовну, служит по ней панихиду. Со святыми упокой, Господи, душу усопшей рабы Твоей Марии.
Примечания:
1. Вероятнее всего, Мария Вениаминовна Юдина была удостоена звания лауреата Сталинской премии за выдающиеся достижения в области музыки в области исполнительского искусства. Решения о награждении Сталинским премиями тех или иных кандидатов часто принимались единолично И.В.Сталиным, потому что средства для вознаграждения лауреатов поступали из личных средств тов. Сталина. Сумма в 20 тысяч рублей ( а скорее всего в 25 тыс. руб) соответствовала вознаграждению лауреата Сталинской премии 3 - ей степени.
2. Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановил: учредить 16 премий имени Сталина (в размере 100 тысяч рублей каждая), присуждаемых ежегодно деятелям науки и искусства за выдающиеся работы в области: 1) физико-математических наук, 2) технических наук, 3) химических наук, 4) биологических наук, 5) сельскохозяйственных наук, 6) медицинских наук, 7) философских наук, 8) экономических наук, 9) историко-филологических наук, 10) юридических наук, 11) музыки, 12) живописи, 13) скульптуры, 14) архитектуры, 15) театрального искусства, 16) кинематографии». Тем же постановлением было учреждено десять первых (по 100 тыс. руб.), двадцать вторых (по 50 тыс. руб.) и тридцать третьих (по 25 тыс. руб.) Сталинских премий, присуждаемых ежегодно за лучшее изобретение, а также три первых, пять вторых и десять третьих Сталинских премий, присуждаемых ежегодно за выдающиеся достижения в области военных знаний (аналогичных по размеру).
Сталинские премии присуждались ежегодно и являлись знаком признания высокого научного, культурного, инженерно- или организационно-технического вклада лауреата. Особенно тщательно производился отбор кандидатов в лауреаты самой первой премии, о присуждении которой было объявлено в 1941 году. Многочисленные свидетельства говорят о том, что И. В. Сталин уделял пристальное внимание отбору и утверждению кандидатов на премию своего имени, зачастую фактически единолично решая вопрос о её присуждении.
Деньги на премии брались из гонораров И. В. Сталина за издания его трудов, в том числе за рубежом. Возможно, на премии также шла часть заработной платы И. В. Сталина — он занимал две должности (секретарь ЦК и председатель СНК), и за каждую в послевоенные годы ему начислялось 10 тысяч рублей в месяц. Историк Сергей Девятов утверждал, что в действительности то, что фонд Сталинской премии финансировался из гонораров и зарплаты самого товарища Сталина — документально никак не подтверждается, а является получившим распространение «мифом»; гонорары же от издательств Сталин не получал — они шли напрямую в госбюджет. Личный охранник Сталина Алексей Рыбин в документальном фильме режиссёра Семёна Арановича 1989 года «Я служил в охране Сталина» утверждает, что Сталинская премия платилась из личных средств Сталина.
В 1944 - 1945 г. г. Сталинские премии не присуждались, поскольку они предназначались именно для материальной поддержки. 8 сентября 1943 года был учрежден Почётный знак лауреата Сталинской премии. Святитель Лука Крымский (Войно – Ясенецкий) премию перечислил «на помощь сиротам, жертвам фашистских извергов».
Постановления СНК (СМ) СССР о присуждении Сталинских премий от 13.03.1941; 14.03.1941; 15.03.1941; 10.04.1942; 11.04.1942; 19.03.1943; 23.03.1943; 26.01.1946; 26.06.1946; 6.06.1947; 1.04.1948; 20.04.1948; 29.05.1948; 2.06.1948; 8.04.1949; 9.04.1949; 3.03.1950; 8.03.1950; 1951; 1952 были опубликованы в периодической печати с указанием их денежных сумм в различных областях. В постановлениях 1951 - 1952 годов не указывается их точная дата. Постановления 1953 - 1955 годов не опубликовывались, видимо, по соображениям секретности. Также в опубликованных списках нет некоторых лауреатов, о которых указано в других источниках.
Литература:
1. МАРИЯ ЮДИНА (9.09.1899 - 9.11.1970), 17 февраля 2022 г.,
https://vk.com/wall721184189_41 ,
2. Мария Юдина: «Может ли душа вымолить и выплакать - себе - ад, а спасение - отдать другому»?, https://www.miloserdie.ru/article/mariya-yudina-mozhet-li-dusha-vymolit-i-vyplakat-sebe-ad-a-spasenie-otdat-drugomu/,
3. Мария Юдина: «Может ли душа вымолить и выплакать - себе - ад, а спасение - отдать другому»?, https://24smi.org/public/media/resize/800x-/2018/1/24/3_khlInLP.jpg ,
4. Мария Юдина, Биография, https://24smi.org/celebrity/35919-mariia-iudina.html
5. Бах Итальянский концерт, B WV 971 - исполняет Мария Юдина.mp4
https://rutube.ru/video/private/178b9e204d592fe100bee70771bc5546/?p=YBDQhm_aLimp8zq13vnxew,
6. Концерт No. 23 для фортепиано с оркестром ля мажор, К.....mp4, https://rutube.ru/video/54f9ee10da4f0e83db335a1af81f84f8/