До того момента, как я встретил книгу «Раковый корпус» Александра Солженицына, единственное, что я о нем слышал, это «сомнительная личность», «Архипелаг Гулаг» и «Нобелевка».
Признаться, больше я знать и не стал. Какая-то черная метка наложена на его персону в современном сообществе. Задаюсь вопросами, а почему его так не любят? Одни говорят, что впервые написанные очерки о советских каторжных работах и ссылках и отраженные в «Архипелаг Гулаг» Солженицыным были выдуманы, и он не находился в столь отдаленных местах нахождения. Другие – обратное. Третьи говорят, что Солженицын не был болен раком, и история, написанная на листах книги «Раковый корпус», тоже – выдумка. И если до первой части его сомнительности я пока не дошел, то вот вторую я держу сейчас в руках (книгу).
И сделать пометку я хочу не о правдивости того, что там написано, а о самом написанном. Сейчас я в процессе, поэтому просто решил поделиться первыми впечатлениями.
Язык немного не простой. Легкость чтения, то ли от несогласованности некоторых речевых оборотов, то ли от самого слога автора, - пропадает. И можно подумать: «а кто же на такую тему легко напишет, нужно задумываться над каждым абзацем?». Да как бы не так. Тема сложная – особенно для того времени.
Одним из главных и щекотильных вопросов был вопрос «сообщения пациенту его диагноза». Это особенно остро звучит в стенах онкологического корпуса, где затрагивается медицинская этика и даваемая врачами клятва Гиппократа.
В книге того времени врачам «запрещено» оглашать пациенту диагноз. И именно с таким направлением главный герой ложится в отделение:
«- Но ведь у меня - не рак, доктор? У меня ведь – не рак?
- Да нет же, нет, конечно»
В то же время у него на шее огроменная опухоль, которая растет не по дням, а по часам.
Такое же дело обстоит с другими больными, в палате с которыми находится главный герой – им не сообщают. Они не знают, что у них и как. Говорят лишь, что нужно делать то и то, а больные в надежде ждут, когда же их наконец отпустят. Интересно, но я посмотрел Закон от 1969 года «Об основах о здравоохранении», и там прямым текстом такого запрета не написано. Это скорее всеобще распространенная философская медицинская тема – сообщения больному правды. Как говорят, в советские времена регулярно менялись диагнозы и не сообщались правдоподобные, а руководствовались лишь тем, что «Нам виднее. А вы что, доктор?».
Так и здесь. Прослеживается табу – иначе запрет на сообщение диагноза. Более того, диагнозы и справки писались на латинском языке, отчего простые обыватели не могли понять сущности написанного.
Но вот один ехидный малый выпросил у медсестры учебник по медицине, и в тихую стал его почитывать. Благо, в прошлые времена, брал какие-то уроки латинского.
А в больнице случай был. Парнишке на осмотре сообщают, что его выписывают. Он рад, улыбается. Но врач говорит, что выпишут со справкой об инвалидности. Он в недоумении спрашивает: «как, почему, ведь меня выписывают. Так я ведь работать не смогу. Я еще молод, мне работать надо». Но врач на это не реагирует. Прописала таблеточки и сказал забирать справку в перевязочной.
Разошлись мнения больных в палате. Одни говорят не слушать врача (в том числе тот, у кого была книга по медицине, и требовал сообщения больному диагноза). Другие – наоборот, мол, врачи не дураки – знают. Он забрал справку. Ему выписали лекарства, и довольный собирался ехать домой, вроде бы плохого ничего не написано, но он не понимал – на латинском.
Ну здесь и попросил ехидный малый посмотреть. А там написано: «случай не поддается лечению». Иными словами, отправили парня умирать, не сказав ему при этом ни слова. Он не стал сообщать парню о том, что там написано. Решил, что это неправильно. Не он должен такие вещи оглашать и решать за человека.
Но такая ситуация возникала со многими. И в чем причина? Возможно, несовершенство медицины того времени. Возможно, когда оставляли пациентов с новыми неизвестными случаями на стадии улучшения – для проведения дополнительного лечения – хотели «капнуть глубже и провести анализ того, что будет». Но не опыты ли это над человеком, вероятно даже, здоровым, у которого вырезана опухоль и неизвестно, пошли ли метастазы дальше?
Вопрос и правда сложный, как и книга. Начало интересно, поэтому думаю продолжить. Пока не советую, но может кто-то заинтересуется.