Завещание свое Георгиевич переписывал раз в полгода. Это не сложно и не дорого, как думают многие. Заплатив только за первое составление по правильной форме, он теперь умел составить новое любой сложности. И как бы ни хотел нотариус заработать на очередном его капризе, приходилось лишь заверять. А это сущие копейки для такого состоятельного мужчины, каким считал себя Георгиевич. От потери очередных 100 рублей он не обеднеет, но наследство достанется достойнейшему.
Хотелось уйти и оставить о себе какой-то след, раз уж ни детей, ни внуков после себя не оставляет. Пусть хоть добрые воспоминания о нем останутся. Жизнь Георгиевича была яркой и насыщенной, но стала никому не интересной. Когда был молод, то был уверен, что его след будет в истории могучего государства. Он, кочуя по стройкам века, отзываясь на первый же призыв сначала Комсомола, потом уже Партии, в глубине души сравнивал себя с Павлом Корчагиным.
Крушение союза стерло всю значимость его трудовых подвигов. Даже БАМ, где он нашел свою первую и единственную любовь, стал ненужной и заброшенной веткой ЖД путей.
А когда он встретил свою Женьку, БАМ гремел - вторая половина 70-х. Их любовь была наваждением и сумасшествием. Но даже в вихре страсти, они строили планы на будущее, мечтали о многодетной семье и даже внуках. Но не понянчил он ни детей, ни внуков. Так сложилось. Потерял он Женьку, и как ни искал всю жизнь, обрывался ее след в Тынде.
Ему пришлось уехать на несколько месяцев из отряда, командировка планировалась на пару недель, но назначили его на месте уже начальником участка. Не вырваться было, а связи особой никакой.
Когда сумел выбить несколько дней, чтобы забрать Женьку к себе, ее уже в отряде не было. Видели в Тынде. Почему, что и как, никто толком объяснить не смог. Рванул туда. Но опоздал. Вышла его Женька замуж за приезжего оператора какой-то съемочной группы, что снимала репортаж о столице БАМа и уехала.
Все остальные отношения не приносили уже желания планировать совместную жизнь. Хотя сейчас ему жилось неплохо. Не простым рядовым пенсионером он ушел на пенсию. С пенсией пришла спокойная размеренная жизнь в свое удовольствие.
Не очень он нуждался уже и в родственных связях, которые навязывал ему единственный племянник в надежде на наследство. Сам племянник уже был тоже в годах, не бедствовал, но вот два его отпрыска были еще не пристроены по жизни. Они-то и были причиной частых походов к нотариусу.
Не хотел он поровну делить между ними все. Продадут квартиру, деньги спустят и забудут, что жил такой Георгиевич. А он хотел, чтобы его архив, его квартира остались в одних руках, чтобы напоминали о нем. Только оформил завещание на младшего, как тот связался с плохой компанией и получил условный срок. В сердцах переписал все районному обществу ветеранов, но когда прочитал разоблачительную статью, о том, как там разворовывали субсидии, обманывая власти и ветеранов, то передумал. Переписал на старшего сынка племяша и задумал весь свой архив привести в порядок.
Пока перебирал свидетельства своих трудовых подвигов, зародилась идея – сесть за мемуары. Вернее, эту идею ему Катеринка подкинула - смешливая и смышленая квартирантка соседей. Обратился он к ней за советом – какой купить пусть и не дешевый, но максимально простой в обращении принтер. Нужно чтобы печатал и сканировал. С компьютером он был «на ты», а вот в знании современной техники немного отстал.
А захотелось все структурировать по папочкам и в цифровом варианте. Катюшка, взглянув на стопки папок с грамотами, бланками правительственных наград, газетными вырезками, проявила неподдельный интерес и предложила к каждому документу, фотографии сделать пояснения, а в конце все по хронологии разложить и связать авторским текстом.
- Выйдет книга, вот это будет след так след, Вадим Георгиевич! По вашим мемуарам потомки советскую историю будут изучать. Это вам не завещания писать. (Она была уже в курсе душевных его метаний).
- Надо будет, я вам помогу.
Загорелся Георгиевич, а племянник со старшим сыном выдохнули. Лучше такой след, чем надумает старик на собачий приют табличку мемориальную получить взамен на наследство. С него станется с этим неуемным желанием след свой оставить.
- Пиши, дядя Вадим, обязательно пиши. Напечатаем и детям моим, и внукам будет память! А нам в рукописи дай сразу! Вслух будем всей семьей читать.
Задумал Георгиевич в этой книге и про любовь свою написать. Да вот слов никак не может подобрать. В голове эмоции, но на лист ложатся мертвые буквы. Здесь уж Катерина подключилась. Фотографии той поры стали сортировать только, как ойкнула девчонка, сорвалась с места и к себе рванула. Вернулась с пожелтевшим снимком, точь-в-точь, как и тот, что держал в руках Георгиевич. Не было сил его выпустить из рук. Воспоминания нахлынули. Снимок почти случайный – групповой, с левого края они с Женькой стоят и единственные, кто не в камеру смотрит, а друг на друга.
- Откуда это у тебя?
- Память от деда. Коротко и неохотно уже ответила Катя.
Не рассказывать же постороннему, по сути, человеку, про свое – личное? Что альбом, откуда эта фотография, единственное ее наследство после смерти деда. Бабушка угасла, когда Кате исполнилось 16 и она, поступив в техникум, переехала в общежитие. Словно выполнила бабуля свою миссию – подняла внучку. А дед еще четыре года жил, хотя и старше бабушки намного.
Родителей Катя и не знала, они трагически погибли под лавиной во время отпуска, когда ей только два годика исполнилось. И 14 лет ее воспитывала бабушка. Дед был рядом, но от него веяло холодом всегда, а уж если он выпивал, то Катя старалась на глаза ему не попадаться. Он как пьяный на Катю взглянет, так скандал затевал раз за разом. Упрекал бабулю, что та всю душу из него вытянула. Так ни капли любви и тепла ему и не дала.
***
Разбередил тот вечер душу им обоим. Катя долго ворочалась, думая – говорить ли Георгиевичу, что на фото с ним рядом ее бабушка? Вон как некрасиво они расстались. Бросила она тогда его молодым, но похоже не за дедом уехала. За кем-то другим, ведь не было между дедом и бабой Женей любви, это точно, иначе не всплывала бы у того обида раз за разом, что внучку она любит больше, чем его. Да и не был оператором дед. Всю жизнь баранку крутил.
Не хотелось бы портить отношение с пожилым соседом. С ним ей было легко и хорошо. Вошло у них в традицию после очередной главы, где она помогала с текстами, долго пить чай, продумывая и обговаривая следующую часть будущей книги. Она слушала его истории, порой удивлялась, порой восторгалась или даже жалела. Потихоньку рассказывала и о себе.
Как-то призналась, что заменил ей Георгиевич деда, хотя с дедом близости такой и не было, но все же это был последний родной человек. Дядя не в счет. Он был от первого брака деда и Катю в упор не признавал. Это он после похорон дал ей альбом в руки и сказал – чужого мне надо, а твоего здесь больше ничего нет.
И так жалко девчонку стало…, стал он ее сравнивать со своим внучатым племянником. Как ни крути - сравнение не в пользу парня. И засобирался он вновь к нотариусу. Пришлось помозговать над новым завещанием, но комар носа не подточит, и совесть чиста. Кому он больше дорог, тот и получит все. А если оба наследника с ним от чистого сердца общаются, и даже уважения ради пролистают рукопись оба, то без обиды все равно будет. Кате квартиру, племяннику деньги. Их немало, пусть сам между своими сыновьями делит.
Прошелся с последней редакцией по рукописи, что набирал на компьютере сам. Пробежался по датам под фотографиями, что-то исправил, что-то дописал и отправил на печать. Не подумайте – не в типографию, а на новенький принтер. Потом долго колдовал, сортируя.
Каждый листочек в файл, каждый файлик под колечко в папку канцелярскую. Специально купил пять штук. Один экземпляр себе, один Кате, один племяннику, а два про запас. Вдруг все же действительно в редакцию решится пойти.
В два экземпляра он вложил копию завещания. Оно гласило, что завещает он квартиру Катерине, средства на счете - племяннику, но при одном условии. Если в течение полугода после его ухода наследники сами придут к нотариусу с этой копией. Если один из них не явится, то его часть переходит другому. Если никто из двоих не предъявят завещание, то после полугода все завещанное имущество передать в фонд музея истории БАМа в городе Тында. Есть такой, он узнавал. И мемуары его передать туда же.
Немного лукавил Георгиевич, что уж грех таить – он не уверен был, что это его последнее завещание.
Катя нашла завещание через два дня. Но не это заставило ее прибежать к соседу в полдвенадцатого ночи. С выпученными глазами и в чем была – то есть в теплой пижаме.
Она дошла до той фотографии, где Георгиевич выставил точную дату, сверившись с записями старого блокнота.
- Это фото за семь месяцев до дня рождения мамы! Получается вы знали и молчали? Да конечно знали, иначе бы завещание на меня не писали!
- Ну и что я должен был знать, юная леди? Это точно повод чуть ли не в неглиже к мужчине ночью рваться? - решил пошутить Георгиевич, но сердце уже екнуло.
Да как вы не понимаете – рядом с вами моя бабушка. Баба Женя!
- Значит, я все же оставил след в этой жизни, ну-ка, внучка, посмотри, там на полке слева корвалол стоит….
Завещание больше не менял наш почетный пенсионер, все ждал слов благодарности от племянника, ждал, что однажды возьмет он в руки мемуары некогда любимого дядюшки. Но племяш явно обиделся, что Георгиевич родную внучку нашел, и носа к нему казать перестал. А тот взял слово с Кати, что не даст она подсказки родственникам, про лист нотариальный. Он так же, как и в Катином экземпляре, в одном из файлов рукописи лежит. А там дальше...., ну, как судьба рассудит.
А вот про отъезд Жени они уже вдвоем правду выпытали из дяди Катиного. Он и рассказал, что обманом увез дед Женю, очень она ему в душу запала, а у него сын без мамки растет. Вот и сманил, набрехав, что Вадим уже подженился на своем участке, как начальником стал, то про Женьку сразу забыл.
Он тогда водителем у киношников работал, они почти весь БАМ объездили, и он действительно с Вадимом встречался, его Вадим просил весточку невесте передать. А тот как Женю увидел, так все переиграл. Как-то пьяный он покаялся сыну уже, правда, перед смертью.
PS. Прошло несколько лет. Катюшка по настоянию деда, дай Бог ему здоровья и долгих лет, окончила институт, у старшего сына его племянника народилось уже двое детей. Они с женой частенько подкидывали внуков вышедшим на пенсию родителям. В очередной приезд, разрисовав весь свой альбом, любимый внучок племянника попросил «бумажек – порисовать».
Под руку попались мемуары Вадима Георгиевича. Каждый лист на обороте был девственно чист – рисуй, не хочу. Мальчишка зато затих на пару часов. Любил он красками забавляться. Лист вытащит и рисует, а на фото можно смешные ушки, рожки подрисовывать. Только в одном мешочке пластиковом листы не годились для рисования. Вместо фотографий печати какие-то и краска не впитывается в эту бумагу. Смял и на пол бросил, к остальным листам уже не нужным. Заглянул дедушка:
– рисуешь? А что так намусорил то? Бабушка заругает. Собери и в мусорное ведро утрамбуй. Я сейчас обуюсь и мусор вынесу.
