Да будет воля Твоя и на земле
Суть мифа:
Йешуа практиковал подчёркнуто равноправные, в том числе инклюзивные — включающие в себя социально отверженных — коммуникации в локальных группах как элемент провозглашаемой им многоуровневой реальности Царство Бога. В частности, он устраивал неискажённое иерархией общение в сельской общине (базовая публичная ячейка) в качестве источника аутентичной человеку духовной сферы, залога освобождения от программирования со стороны власти. Йешуа не изобретал практики общественных трапез, однако существовавшая их форма благоприятствовала общей структуре антагонистического общества. Йешуа подрывал иерархию микросообществ, считая, что социальная реальность изменится в целом, если общение внутри локальных групп станет человеческим. Трапеза с равным распределением пищи подходила в качестве практичной и фиксирующей равноправие церемонии настоящего социального священнодействия — дружеского, а значит и коммуникативно неискажённого общения группы. Говоря по-другому, в задачи Йешуа входило создание конфедерации независимых от государственной идеологии антитоталитарных сообществ, самостоятельно генерирующих культурный текст, опирающийся на духовную субъектность людей (все духовенство, все богословы, все политические философы) в условиях равноправного социального диалога и свободы критики. Миссию Йешуа допустимо представить провозвестием института Царство Бога, состоящего из гуманистического религиозно-этического сознания и практики дружеских, отрицающих иерархию собраний за одним столом.
***
Миф неизбежен. Полезный миф — полезен. Данный миф реформирует культуру, не внося ничего принципиально нового в её вечные ценности: это ренессанс, лежащий в канве вековечного отхода людей от человечности, и возвращения его из тупиков на свой магистральный гуманистический, человеческий путь. Не воспроизводство дефектов, но сохранение полезного курса — традиция здорового человека. Миф не отменяет, но уточняет миф текущий. Русский язык позволяет фонетически достоверное написание имени Йешуа. Хотя это лишает удобных склонений, этим символизируется исправление евангельской истории. Ощущается необходимость терминологического разведения церквей двух разных типов, а также необходимость в использовании различных слов, когда под «духовным» в одном случае подразумеваются искусство, право, наука, а в другом область глубоко религиозного, однако по контексту понятно, о чём в конкретном случае идёт речь. Встречающиеся в тексте повторения необходимы для закрепления духа мифа, создания устойчивого сообщения. Не затронутые, но относящиеся к теме вопросы остаются в статусе проблем. Периферийные в мифе детали могут уточняться. Социальная иерархия здесь — система диссоциальных отношений с силовым, манипуляторным контролем. Текст говорит ровно о том, о чём говорит.
Христианство занимает важнейшее место как в глобальной культуре, так и в культуре российского общества. Центральной фигурой христианства является Йешуа, историческое существование которого вполне правдоподобно. Драма Йешуа логична, она перекликается с другими похожими выступлениями. Учитывая, что проповедь Йешуа, очевидно, шла вразрез с интересами элит, а также известную неоднозначность в понимании новозаветных источников, находясь на позициях скептицизма, признаем, что личность и учение Йешуа является важной научной проблемой.
Исследовательская традиция «Поиск исторического Иисуса» предлагает определённое облако вероятностей, каким мог быть Йешуа, а также его учение. Экономно говоря, миф представляет собой ангажированную редукцию этой суперпозиции вариантов до очередного «Евангелия от…», хотя и не в привычной евангельской форме: нас интересует наиболее общее. Тем более что добиться здесь правдоподобия только и можно в наиболее общем. Оригинальным расширением «Поиска» является внимание к социологической стороне вопроса — рассмотрение проблемы в свете современной социальной философии. Мировоззренческая ангажированность заключается в вере, что Йешуа был уникальной исторической фигурой, религиозным и гуманитарным гением, опередившим время — идеальным сыном человечества. Взгляды Йешуа здесь представляются глубокими, многоаспектными, при этом ухватывающими самый корень проблемы, на решение которой была направлена его миссия. Для понимания личности и миссии Йешуа необходимо вооружиться двумя, идущими по мере повествования, обозначенными «представлениями».
Распятие — наименее оспариваемый эпизод данной истории, её кульминационный момент и ключ к пониманию. Распятие — это террористическая (устрашающая подданных) казнь мятежников и вообще врагов римской власти. Никакие другие преступники, кроме рабов, неоднократно нарушивших законы рабовладельческого строя, распятию не подлежали. Действительно, смиренных не распинают: в миссии Йешуа политический аспект имеет место. «Мятежник» выступал за изменение текущего социально-политического положения, его служение было если не вызвано, то востребовано актуальными проблемами — «земными» запросами.
Область интересов Йешуа была по-настоящему важной, раз его наследие так потрясло античный мир. Это был протест или Заявление Человека, несогласного с духовным, политическим и экономическим угнетением — несогласного с цивилизационным курсом. Проповедь Йешуа была направлена против социальных, религиозных, культурных норм, он взялся вылечить общий менталитет людей, изменить сферу коллективных ценностей — духовную сферу. Духовная сфера — общественное мировоззрение — находится под пристальным контролем власти, и, по сути, является ядром политики: лояльность подданных напрямую зависит от разделяемых теми идеалов. Контролируя духовную сферу, частью которой является и политическая культура, власть воспроизводит себя и выгодное ей общество.
Предложение Йешуа имеет основательный — экзистенциальный, эпистемологический — характер. Он благовествовал присутствие Бога внутри каждого человека и с тем религиозную свободу, свободу совести, а также доступный способ получения независимой от жрецов здоровой духовной сферы, положительно отражающейся на всех уровнях антропосистемы. Йешуа оспорил монопольное право государства решать, что хорошо, а что плохо, отлично сознавал свою оппозиционно-реформаторскую, либеральную миссию, понимал всю остроту конфликта, тем не менее не мог поступиться своими убеждениями, за которые отдал жизнь, одержав при этом победу.
Центром проповеди Йешуа почти единодушно признаётся Царство Божие. Нетрудно сразу заметить хотя бы аспектом этого понятия альтернативу царствам цезарей, Царство Небес над землёй. Со времени европейского рационализма и по сей день существует значительный лагерь библеистов, отрицающий эсхатологический, апокалиптический характер проповеди Йешуа, на взгляд которых наступление Царства связано с этической и политической трансформацией человека и общества, берущей начало уже в деятельности Йешуа.
Ряд исследователей (Дж. Кроссан, Р. Хорсли, Г. Тайсен, Дж. Мейер, М. Борг и др.) показали наличие «земного» характера Царства Бога. С другой стороны, существуют библеисты «Поиска», и, конечно, сама церковная традиция, видящие в ожидаемом Йешуа Царстве трансцендентную реальность, грядущую за концом света. Противоречивость представлений о Царстве находит определённое разрешение в интегральном, синтетическом взгляде, согласно которому целью Йешуа было провозвестие-посев сложной гуманитарной нормальности, реализуемой уже в настоящем. Это взгляд на Царство как динамический процесс и реальность вообще, реальность целиком — холистическое единство социально-политического, общественно-духовного, лично-религиозного и в целом лично-экзистенциального, феноменального. Царство как коренящееся в трансцендентном становление всё большего совершенства, развёртывание божественного в опыте человека, проявление всё большей дружественности со стороны дружественной нам вселенной. «Божественная реальность» здесь — многоплановая, но безразрывная монистическая вот-реальность, «глубинные» и «внешние», а также микро- и макроуровни которой находятся во взаимодействии. Царство как воцарение нового мышления, меняющего всё.
Представление первое. Жизнь есть чудо, не стоит недооценивать глубину этого чуда. И без того парадоксальное, философски таинственное сознание, проживающее сказочную экзистенцию (игру в трагикомедии «Моя Жизнь»), находится в том или ином сообщении с мистической, подчас величественной областью переживаний, опыт встречи с которой, на взгляд психологии религии (У. Джеймс, М. Элиаде, Е. Торчинов и др.), является источником самых главных смыслов человека, «психологической» причиной религии. Экстраординарный трансперсональный опыт переживается как слияние с трансцендентным, как божественное состояние ума. Религиозный опыт сопровождается переживанием в высшей степени платонической любви, переживанием божественной красоты, и в целом вербально невыразим, он меняет базовые ценности личности, настраивает нравственный компас, который определяет когнитивные и деятельные пути человека. Волшебство проявляет себя и вне особого мистического опыта, то есть «явно»: оно предстаёт непростой красотой протекающей жизни, а также присутствием в ней дружественной, любящей силы. Этот взгляд расширяет наши представления о причинах религий, проливает свет на природу человека, в частности религиозных гениев. Из библеистов «Поиска» внимание данному аспекту уделяли Геза Вермеш, Маркус Борг, Стивен Дэвис, считавшие невозможной реконструкцию Йешуа без признания особых переживаний, определявших личность, искренние и твёрдые убеждения, теорию и миссию галилейского подвижника. Миф включает Йешуа в данный общечеловеческий метарелигиозный контекст как человека, по меньшей мере, с необычным мировосприятием.
Важнейшим (хотя и не обязательно отправным) местом в учении Йешуа является опыт общения с внутренней Глубиной. Открытие Любящей Глубины заполняет экзистенциальную пустоту, она сильнее любых жизненных волнений и самой смерти. Человек онтологически родственен, единосущен этому Духу, обладает с ним общим идеалом переживания любви, а его жизнь направлена на обретение всё более зрелой и полной формы этого самого жизненного чувства. Отсюда следуют естественная нравственность и идеал субъектного пути, достойно пройти который можно только оставаясь собой — актуализируя, манифестируя внутренний источник любви.
Этика Йешуа исключительна, но даже попросту рациональна. Его ненасильственная борьба имеет акцентированный, концептуальный характер: мир любви, мир без насилия невозможно построить с помощью насилия, и уж точно Царство Бога не может прийти в результате политического переворота. Йешуа замышлял революцию в самом основании — в уме. Библеист Уолтер Винк в «невыполнимых» рекомендациях Йешуа обоснованно находит тактику сопротивления насилию. На смену онтологическому злу, важной идеологеме и маркеру тоталитарной идеологии, у Йешуа приходит банальная ошибка — зло совершается по неведению, незнанию лучшей альтернативы. Это оказывает и следующее влияние на этику: ошибаются все, поэтому нет места собственному высокомерию. Образ врага, фобии и обвинительные ярлыки лишь вооружают манипулятора, парализуют критическую мысль, и наоборот допущение ошибки конструктивнее подозрения в злонамеренности.
Религиозные переживания, наполненность Духом, любовь к миру и человеколюбие, стремление к благу и прекрасному находят выражение в практической деятельности Йешуа. Он был наглядным образцом «гражданина» Божьего Царства, обладал соответствующим сознанием, был носителем и распространителем норм божественного общества, средоточием «царственного» текста. Он был сам «ходячим Евангелием», «исполняющимся кодом», одной из «строчек» которого была непосредственная социальная деятельность — организация настоящим человеком по-настоящему человеческих отношений. Гуманитарная гениальность Йешуа вытекает из сосредоточенности на проблемах, мотивированной развитым социально-эмпатийным интеллектом. Он обладал радикально отличным восприятием, «просветлённым» сознанием, остроумием, находчивостью, образным, поэтическим языком и, очевидно, системным мышлением, видящим явления жизни в их взаимосвязанном единстве. Одним словом, не будь Йешуа сложной личностью, он не смог бы оказать влияния на окружающих, и отсчитывать календарь от условного дня его рождения вряд ли был бы повод.
Представление второе. Человек разумный, потому что социальный. Доброта — эволюционное преимущество нашего вида. Человеческий проект — проект гуманистический, стратегия дружбы. Дружеское общение группы — сапиенто-цивилизующая сила, фактор перманентного антропосоциогенеза. Дружеское общение группы — сложная категория качества социальной системы, основная социальная детерминанта и измерение человечности. В этих трёх словах — дружеское общение группы — сокрыто само производство человечности. Дружеское общение — конструктивное общение, возможность взаимопонимания как условие коммуникации. Дружеское общение — широкий трафик общения (не молчание), расширения опыта. Дружеское общение группы — исследовательский, творческий метод, эвристически полезная стратегия. Дружеское, неискажённое иерархией, демократическое общение группы — лучшая кооперативная игра. Дружеская коммуникация вообще — согласованная коммуникация. Качество коммуникации определяет качество общества уже потому, что общество и есть коммуникативная система. Качество членов социальной системы и качество самой системы связаны напрямую — к вопросу об антропосоциогенезе, слитном производстве человека и человеческого общества. Вектор эволюции — на оптимальную согласованность, учёт состояний элементов систем, в том числе элементов социальных, то есть вектор на создание обратной, а точнее всех связей, вектор на умножение коммуникационных каналов, это движение от звериной иерархии ко всё более человеческому обществу-сети, обществу-рынку — добровольным отношениям, допускающим максимальное раскрытие потенциала максимального количества людей, потенциала человечества. Дружеское общение группы было полезно как для доисторических людей, так не теряет своей актуальности на сегодняшний день (естественная коммуникация в Теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса). Современные научные семинары, консилиумы, бизнес-конференции и т. п. используют свободную групповую коммуникацию в целях решения самых разных проблем, то есть как действенный, полезный и универсальный инструмент. Дружеское общение группы выступает производительной силой, оно есть корень всего социально здорового — это социологический закон, закон природы. «Дружественно» (без недружественного давления власти на информацию) общающееся общество в целом — открытое общество, общество знания. Дружеское собрание (микросообщество) есть атом открытого общества, общества знания. Делиберативная (совещательная) демократия как информационно сложная система с горизонтальными и обратной связями адекватна информационному обществу, обществу знания. Дружеское общение людей — социальный идеал религий, необходимое и даже достаточное условие подлинной церкви.
Видный представитель «Поиска» Джон Кроссан в результате своих исследований пришёл к выводу, что организуемые Йешуа групповые трапезы составляют самое ядро его служения, были осмысленной систематической практикой, призванной разрушить устоявшиеся в обществе нормы патронажных, иерархических отношений, что должно было отразиться на структуре общества в целом. Данный взгляд разделял и Маркус Борг. Соглашаясь с ними, что трапезы имели ключевое значение в миссии Йешуа, обратим внимание на невысказанное выгодное следствие таких горизонтальных собраний — соединение людей в неискажённые иерархией сети, образование публичной сферы с процедурой генерации естественных норм, социальных институтов гуманистического общества (Ю. Хабермас), что изящно укладывается в гуманитарную миссию Йешуа. Спекулятивным ядром мифа является ретроспективное утверждение, что Йешуа сознавал непереоценимую пользу и всё значение таких собраний — видел в них необходимый компонент Царства Бога. Социальное благо дружеского общения группы самоочевидно. Вслед за христианской традицией миф продолжает видеть в Йешуа нетривиальное сознание, социального реформатора, которому то было очевидно не меньше.
Наличие «хороводов» в обществе кардинально меняет его картину. Именно включённость в общественную жизнь каждого субъективного мира обеспечивает по-настоящему объективную культуру. Если общественные нормы и законы претендуют на полезность, они должны проходить тест соответствия нравственным убеждениям конкретного человека, а также объективный тест соответствия ожиданиям общества — микросоциума, но, тем не менее, социума. Поскольку мы ищем полезные институты, они должны приниматься как наиболее полезные в условиях выбора, всестороннего рассмотрения, причём в добровольном персональном порядке как личное убеждение: социальное действие заключается уже в простом росте культуры самого индивида. Справедливый, вообще разумный социальный «догмат» есть продукт открытого общества, церкви-собрания открытого типа, и разделяемый людьми без нажима — держащими ответ перед собственными интуицией и социальными чувствами. В какой мере соотносить личные взгляды с мейнстримными — личное дело человека. Быть наедине с собой, как то практиковал и Йешуа, есть, помимо прочего, необходимость личностного роста. Ровно такой же необходимостью для человека является полная противоположность уединению — включённость в группу публичного уровня. Только в живом общении группы возможно особое мышление, и в этом своё качество встреч. Живая речь развивает ум. Человек к тому же становится частью сообщества, что имеет значение в ощущении жизни. Социальность (совместность) есть способ существования человека, а наиболее качественная социальность — это способ наиболее качественной жизни человека. В деформированной иерархией коммуникации нормы не вызревают, а внедряются, индоктринируются — иерархическая фабрика норм производит иерархические нормы. Братская, человеческая культура способна родиться лишь в братских, человеческих коммуникациях. Сам человек очеловечивается лишь в свободно общающемся — то есть человеческом — сообществе.
Какие бы политические и экономические процессы ни шли в регионе (к слову, запрет ещё Иродом Великим несанкционированных собраний, ускорившееся при нём обезземеливание крестьян в пользу крупных поместий, усиление, начатого им же, городского строительства при Ироде Антипе), каким бы даже «умеренным» ни был уровень эксплуатации, люди неизбежно жили в обществе, переживающем напряжение. Иерусалимский храм, и без того оказывая сложное давление на своих подданных, теперь являлся органом имперской налоговой системы. Это стимулировало появление сообществ, отвергавших легитимность официальной духовной власти, и члены которых искали выход из текущего положения. Нельзя отрицать и самостоятельного развития культуры, духовного взросления людей. За отнюдь не новым антихрамовым движением, за субъективным спросом на новый завет с Богом стояла объективная необходимость в обновлении духовной сферы.
Питая интерес к жизни, Йешуа, вероятно, активен в познании мира, знакомстве с философскими школами, духовными и социальными практиками. В своём — непременно личном — богоискательстве он открывает присутствие Любящего Духа, обретает источник сил, обретает Царство Бога: у него складывается собственный взгляд на Жизнь и Путь. Йешуа не мог действовать вне традиции, он говорил на языке представлений своих слушателей, его «школа» формируется не просто в местном культурно-историческом контексте, но с учётом связи с конкретным сообществом «крестителей», а в конечном счёте как прочтение, то есть как групповой продукт. Радикально пересмотрев провиденциалистскую теорию о вмешательстве Бога в ход истории, осмыслив универсум-социум и роль в нём общения, Йешуа пытается донести свои представления о Царстве Бога и способе его обретения.
Хотя покаяние, способность одуматься, признать ошибки, нравственное перерождение, то есть действие самих людей мы встречаем хотя бы и у Крестителя, Йешуа оригинально усиливает роль человека в ожидаемом божественном преображении мира: он предлагает позволить неавторитарному Богу построить Царство руками людей — в диалоге человека с Богом, и в общении людей друг с другом. На взгляд Йешуа, Царство совсем близко, то есть доступно: мы попросту запрещаем проявиться ему — запрещаем появиться лучшей игре, и лишь бесконечно воспроизводим текущий порядок, который при этом не устраивает нас же самих. Йешуа предложил следующую всеобъемлющую религиозно-этико-социальную практику достижения Царства. Она включает 1) слушание Сердца — Духа, непосредственно связанного с сознанием человека; 2) выражающуюся в любви к людям, искреннюю, а потому практикуемую нравственность, вплетённую в данный духовный рост; 3) практику дружеских публичных собраний как способ человечности, всё большего социального и личного блага. В этой, без всякого сомнения, конструктивной технологии Йешуа и видел волю Бога.
Социальный уровень Царства, то есть Царство как «поле» людских отношений, имеет свои генераторы — базовые, опорные микросети. Эти демократические собрания-церкви являются неотъемлемым, осевым и постоянным элементом социального уровня Царства: в них генерируются и аккумулируются его, «распределённые в головах», нормы людского взаимодействия и макроинституты. Тем же собраниям в теории Йешуа отводится роль «семян» Царства, и его локальных состояний прямо здесь и сейчас: церковь есть прорастание в обществе Царства Бога. Особое качество данных микросообществ заключается в живой нравственности его членов, и вследствие этого в дружеском, подчёркнуто неиерархическом, исключающем всякий гнев и давление, интеллигентном и научном групповом общении — социальном остове Царства. Раскрытие в личности Бога наделяет человека особым взглядом на мир и этические вопросы, а нравственные мотивы — пробегаем снова через социализацию в группе — ведут к нравственным, гуманистическим макроинститутам.
Нет никакой обречённости занимать ту или иную якобы взаимоисключающую позицию по Царству. Оно и не от мира сего (от Духа, плюс в самом узком понимании не из известных форм правления), Царство (Дух, а также идеалы, мировоззрение, институты) внутри нас, и (отношения) среди нас (посредством нас, то есть общества). Царство Божие и близко, и грядёт — если к нему стремиться. Наконец, миф не отрицает крайнего субъективистского, феноменального аспекта «божественной реальности», где «наружное» конкретного человека отражает его «внутреннее»: дай слово своей Глубине, и увидишь изменения явно. Царство и внутри, и вне. Этот вопрос, однозначно, относится к христианскому дискурсу, христианской философии, выпукло поставлен в апокрифической литературе, и конечно, мировой религиозной мыслью. Таково послание Йешуа: чтобы обрести Царство Бога, нужно начать с себя, а также — одновременно, а не во вторую очередь — с основы всего социально здорового — общения общества с самим собой.
Церковь (дружеские микрособрания) в системе Царства занимает центральное положение между личным и макросоциальным. Задача церкви — совместное производство полезных, а потому добровольно принимаемых ценностей. Неклерикальная церковь есть независимая от иерархов фабрика общественных, то есть человеческих норм, возможность выявить ошибки, публично назвать белое белым, а чёрное чёрным, она есть способ уверенности индивида, что тот не одинок в своих взглядах, и только в самом узком смысле — технология объективации религиозных интуиций, их рефлексия в групповом зеркале. Церковь в том случае кузница человечности, если в ней отсутствует контроль общения. «Воцерковлённый» здесь не является пассивным продуктом духовных властителей, продуктом звериной иерархии. Каждый человек — источник религиозного и нравственности. Да, он продукт (и одновременно производитель, субъект), но именно человеческого общества, а не стада приматов. Не сын зверя, но «человечности» — сын человеческий (сего дня) как полностью человек. Иерархия способна породить ценности выгодные лишь иерархам, причём положение иерархов занимает корпорация людей с авторитарным и диссоциальным характером. Сама иерархическая система поощряет появление такого характера — так, выражаясь символически, зверь обманывает церковь. Поэтому в церкви не может быть никакого начальства: все собеседники равны, все — духовенство. А весь устав церкви — свободное и дружеское общение людей, богоугодная коммуникация. Церковь — это друзья.
Йешуа не заходит ни в один из крупных городов Галилеи — не раздражая власть, он несколько лет «партизанит» в сельской местности. Посеяв в ней культуру, он идёт в Иерусалим провозгласить свой манифест на храмовой территории в дни праздничного скопления людей. Йешуа объявил религиозную автономность личности, а также этическую и правовую автономность общества — возможность социальной структуры и вместе с тем лучшей жизни без давления каких бы то ни было идеологических иерархов, провозгласил Царство внутреннего Бога и угодную Богу общественную организацию. Он шёл навстречу надеждам людей, но одновременно вторгся в святая святых политики: его метод остро конкурировал с властью за общественное сознание. Важно понимать, что Йешуа конфликтовал не с религией или конкретным священством, но с самим духовным насилием, духовно-идеологическим господством как таковым. Инкорпорированной в империю иерусалимской верхушке оставалось убедить префекта, что Йешуа бросил вызов самому Риму.
Разрыв между проповедью Йешуа и христианством объясняется, прежде всего, интеллектуальным и духовным опережением философа того уровня развития, на котором находилось общество. Схожую трагедию можно обнаружить в судьбе учений других выдающихся мыслителей. Суть Царства и антропологическая ценность «такого простого» института равноправных собраний остались имплицитными даже для непосредственных слушателей реформатора. Происхождение и эволюция христианской церкви видится сложным многофакторным процессом, но в наиболее общем представляет собой контрреволюцию со стороны человеческой авторитарности — становление иерархического института, духовной и, следовательно, политической монополии, органа системы господства. Хотя эта своеобразная «варка лягушки» растянулась на несколько веков, вредные, реакционные тенденции укрепились в раннем христианстве с самого своего начала. Предположим логику этого процесса.
Неоднозначно уже выделение самых разных апостолов, хранителей истинного, как им казалось, наследия Йешуа, и создававших общины из новообращённых. Наиболее продуктивной здесь оказалась миссия Павла — человека, не слышавшего «земной» голос Йешуа, но уверявшего, что держит с ним связь (впрочем, Павел требует своей реабилитации). Не лучше обстоит дело с распространённым утверждением, что провозвестие Царства было лишь рекламой, так как Йешуа скоро придёт снова, чтобы установить его, а смысл первого пришествия, в «линии Павла», заключается в искупительной жертве. Так, догмат искупительной жертвы и ожидание следующего пришествия выносили причины Царства за область человеческой деятельности. Поскольку движение противопоставляло себя храму, как бы конкурируя с ним в одной нише, универсальный общественный институт собраний получил религиозную специализацию. В это же самое время культурный фон оплетал слова Йешуа и его социальное детище прежним текстом. Среди сельских ростков завещанного Йешуа института добрососедских встреч выросла активная, изначально иерусалимская, переместившая центр в Рим, городская секта. Её линия христианства и одержит победу.
Через этап пресвитеров (старейшин, уважаемых и руководящих общинников), дьяконов (распределителей еды), или преемственно сменив апостола, появляется глава общины — епископ. Рано или поздно возникшая практика рукоположения породила совершенно вредное в замысле Йешуа жреческое сословие, а назначение Йешуа мессией позволяло присовокупить к его модернистскому проекту ветхозаветный пакет, оправдать священство. Ещё одна по-своему роковая тенденция — развитие в общинах хозяйственных, коммуналистических отношений. Этому способствовало и ожидание скорой развязки — люди легче продавали или передавали имущество в пользу общины. Коммуналистические отношения закономерно трансформировались в политарные: «общей» собственностью распоряжался председатель колхоза. Данные отношения только мотивировали, «получивших дар управления», епископов усилить власть над контролем со стороны общины. Несмотря на это, и вопреки запретительным эдиктам Рима, спасительно-миссионерская, несущая (немало матрилинейно) гуманистический заряд, новорождённая религия имела высокую конкурентоспособность. Деятельность общин в статусе погребальных коллегий ставила их епископов в зависимость от власти. Контролируемые властью смиренные культы с одной стороны, а с другой независимые, несущие в себе антиправительственные взгляды, отрицавшие государственный суд и законы, «зловредные суеверия» находились в неравном положении, это давление осуществляло очевидный искусственный отбор.
С ростом количества и укрупнением христианских общин множилась и численность начальства. Находясь в союзническом общении, сознававшее свои корпоративные интересы, сплочённое в борьбе с антиепископским «еретическим» движением, оно на свой лад координировало строительство кафолической церкви. Крупные общины подчиняли себе небольшие собрания. Епископат стал церковной номенклатурой, где епископ был не столько делегатом общины, сколько представителем епископата в общине. По мере развития церкви, усложнялась её богослужебная система, трапеза приобрела исключительно ритуальный, обрядовый характер, её содержание — свободное общение мирян — было выхолощено. Право пропагандировать отныне имел лишь клир — «владыки» и «господа». Иерархию церковь считает утверждённой самим Богом. Таким образом, коммуникация в собраниях становится неестественной, искажённой, односторонней: молчаливое собрание и проповедник, пасомые и пастух, а если и диалог, то исповедальный. Мирянам запрещено контролировать бухгалтерию общины: сама община стала хозяйством епископа. Доступ мирян к епископу становится ограничен. Учения общин, отрицавших иерархию, и хранивших уверенность в духовной субъектности человека, подлежали дискредитации. Совпадение интересов власти и церковного аппарата приводит к слиянию церкви с государством, борьба с ересями становится системной, критика догм полностью запрещена. Индоктринация имеет канализированный характер: богословие для интеллектуалов, и широкая практика промывки мозгов — для масс. Церковь становится рупором тоталитарного государства, а также его управлением по выявлению инакомыслящих. Предложенный Йешуа институт горизонтальной, человеческой социализации, институт равноправного поиска решения общественных проблем поначалу уступил место, а затем и вовсе проиграл инструменту духовного контроля, политической пропаганды, эксплуатации, утилизации религиозных потенций, а в конечном счёте сдерживания развития человека.
Всё это говорит лишь о тактической победе павиана, но отнюдь не о поражении миссии Йешуа, поражении человечности. Как бы история ни убавила громкость слов реформатора, свою миссию он выполнил. Для эволюционно-исторического процесса совершенно нормально, когда какой-либо навык или новый тип организации возникает не раз и навсегда, но порой даже требует серии попыток (нет, красный самолёт не взлетит). Первый блин комом позволил выявить угрозы. Изменился и интеллектуальный уровень людей: прошло две тысячи лет. Мы окончательно насытились нравственной деградацией, истосковались по разумному, доброму, по Свету. Неавторитарная актуализация — именно учитывающая интересы других — в итоге жизнью поощряется лучше. Иерархия — как давление, так и подчинённость — вступает в противоречие с личным и общим развитием, с процветанием, счастьем. Проект Йешуа не закрыт, споры его закваски прошли сквозь века. Евангельскую историю с историческим продолжением, наконец, можно держать в качестве культурного бэкграунда к текущей Жизни: данная история о настоящем, Йешуа стоит и стучит. Реформатор не шёл на заклание, но на осознанный риск ради людей. Нашей человеческой благодарностью будет принятие его послания, реализация его завета: предложение Йешуа разумно, полезно и актуально.
Борьба за контроль информации, борьба за контроль людской коммуникации, как видно, продолжается всю историю цивилизации. Разумеется, пропагандистская функция церкви сегодня потеснена образованием и средствами массовой информации, но это не делает независимую публичную сферу ненужной. Здоровое развитие человечества — это движение к открытому обществу, структурными элементами которого являются генераторы и трансляторы человечности, свободные собрания друзей с единственным авторитетом — собственной совестью, сердцем. Институт свободных собраний «Беседки» с «одушевляющим драйвером» дружеского общения является возрождением социального института Йешуа, воскресением его церкви, настоящим ренессансом гуманизма. Институт преодолевает текущий кризис христианства, перезагружает евангельский проект с востребованными обновлениями. Иррациональный компонент ничуть не мешает «жизненному миру» беседок. Коммуникационный эгалитаризм максимально удалён от идей казарменного равенства, не говоря уже о человеконенавистнических большевистских проектах: здесь сам эпистемологический метод, способный удерживать общественное сознание в окрестности наиболее полезного людям общественного устройства, это способ всесторонней информированности, оптимального выбора, возможность увидеть, что в своём выборе ты не один. Локальные «хороводы», равноправный микропубличный диалог есть условие общеполитического равноправия. Микрофракталы человечности задают общую конфигурацию «царственного орнамента», но и всякая человеческая единица, каждая душа вмещает в себе всю модель Божьего Царства. Дети Бога вольны начать переживать всю полноту уготовленного им Царства Любви, достаточно только захотеть. В этом хорошая новость, благая весть Йешуа.
***
«Третичный путь» Йешуа (1. поворот к внутреннему Свету, 2. любовь к людям, вера в них, 3. дружеские собрания) ведёт к Царству Бога, в котором условно можно выделить пять слоёв:
1. развитый внутренний мир индивида,
2. свойственная ему живая нравственность,
3. человеческая же публичная сфера — с дружеским, свободным и живым общением, и в результате
4. аутентичная людям духовная, социально-политическая культура, создающая
5. фактические институты, не подчиняющие себе ни саму церковь, фундаментальный нормотворческий орган, ни человека.
Царство Бога схематично начинается с обнаружения чуда дарованной Жизни, с присутствия (раскрытия) в человеке духовного мира со свойственной ему этикой. Живая нравственность отнюдь не созерцание, но мотивация, деятельное стремление к здоровому и прекрасному, большему благу для большего количества людей, стремление к снижению боли, духовного, политического и экономического угнетения. Она включает в себя поиск и отстаивание соответствующих этической цели институтов, смелую гражданскую активность. Йешуа учил, что с проявлением в людях Бога изменится их готовность подчиниться, выступит человеческое достоинство, святость авторитарно-иерархических норм будет обесценена, в мире воцарятся новые отношения. Остовом социальных отношений Царства выступает подлинная церковь — восходящее к искреннему человеколюбию дружеское общение в соседских группах. Такое общение само по себе является переживанием Царства здесь и сейчас, оно к тому же порождает полезную обществу духовную сферу, а следом соответствующие формы остальной социальной деятельности. Теми же словами, Царство Бога коренится в Духе, далее в нравственной, дружеской публичной сфере вырастает духовной сферой общества, и простирается «практической» структурой, эпохальным, цивилизационным, антропологическим этапом, раскрытием в человеке постчеловека — менее страдающего, более счастливого, более совершенного (грядущего) сына человеческого.