Бутылка − вдребезги. Я сидела во втором ряду, брызги не достали, но к первому ряду осколки прилетели. Если бы Миронов выбирал, где ему швырнуть виски об пол, это было бы ненатурально. А там, где застала эмоция, куда завела его изощрённая борьба с женой, где каждый понимает, что стоит на грани, а то и переступил её уже — там место действия не имеет значения: здесь и сейчас! Жахнуть стеклом об пол, взвиться криком — всё для того, чтоб возбудить себя на жизнь. Но есть приёмчики поизощрённее...
Вирджиния Вулф... Англичанка, писательница, феминистка, «Открытая комната» и всё такое.
Или штат Вирджиния? Нет, не там, он южнее. Локацию автор пьесы даёт другую: Коннектикут, Массачусетс, Нью-Гэмпшир или Вермонт — где-то там, в Новой Англии. Небольшие городки на просторах, уютные двухэтажные дома. И в каждой избушке — свои погремушки.
Как в семье Марты и Джорджа, в приличной с виду профессорской семье. Сотни учеников, научные статьи, жена, предпочитающая чистый спирт, и тесть-ректор. Кажется, в этом вся трагедия Джорджа — в родстве с ректором. Уйти — остаться — терпеть — играть — любить? А как же сын? А как же сама Марта, несчастная своим несчастным мужем? Но каково при этом осознавать собственную никчемность мужчине в середине своей жизни?
Пьеса американского драматурга Эдварда Олби «Кто боится Вирджинии Вулф?» впервые была поставлена на Бродвее в 1962 году. И вызвала возмущение достопочтенной публики: «Да как вы смеете! Обсценная лексика, сексуальная тематика. Это бросает тень на академическую общественность!» За эту пьесу автору отказали в Пулитцеровской премии, но позже выдали три — за другие произведения.
Шестьдесят лет прошло, а ничего не изменилось. Мы по-прежнему питаем пиетет к преподавательскому корпусу, мы же песни пели: «Да разве сердце позабудет − того, кто нас выводит в люди, кто нас выводит в мастера». Но нет-нет, да и да! — Случаются скандалы в профессорской среде, и тогда все ахают и охают над криминальными сводками: «Как так? Как можно? Интеллигентные же вроде бы люди! Преподаватели!»
Они такие же, как все.
Когда виски уже на дне, открывается и дно житейское. Марта снимает парик, Хани снимает платье. Ник прикрывает расцарапанную в эротической борьбе с Мартой щёку, её муж Джордж поощряет внебрачную связь на его глазах. Старый муж принёс в ведёрке лёд, для охлаждения разгоряченных чувств свежеиспеченных любовников — собственной жены и молодого гостя.
Экзистенциальный вопрос: что происходит с супругами после двадцати пяти лет брака? Что в нём осталось от четвертьвековой совместной жизни? Терпение и отчаяние, жажда свободы и невозможность бросить всё. Желание задушить партнёра или прижать и пожалеть? От любви до ненависти и снова к ненависти без любви...
«Нет... всему есть границы. Другими словами, человек терпит столько, сколько можно стерпеть, а дальше он скатывается на одну-две ступеньки по этой пресловутой лестнице эволюции... Скатывается на дно, Марта. А лестница эта − любопытная штука... подняться по ней обратно нельзя... раз уж скатился, кончено твое дело», — говорит Джордж своей жене.
Он из всей этой разудалой компании самый адекватный. Неудачник, подкаблучник, тюфяк. Это самое нежное, что может услышать он от ректорской дочки, которая ждала от него покорения вершин, и папаша её ждал, что зять заменит его на посту ректора, а никудышный Джордж даже деканом не смог стать, так и остался доктором философии «при историческом факультете». Марту это злит и угнетает, ломает её женскую сущность, ей надо блеска, звёзд или хотя бы тугих бицепсов и трицепсов жеребчика Ника. Она гладит его везде, где только можно, и где нельзя, и уводит в закрома двухэтажного дома.
А что же бедная овечка Долли? Жена Ника, белая мышь Хани? Прелесть, какая дурочка или ужас, какая дура? Не-е-т! Вы не знаете Хани! Она вам сейчас такое выдаст, такое покажет! Металл в голосе, звериный рык на своего альфонса Ника. Она знает, кто в этой жизни хозяин! Её папаша, вернее его денежки, оставленные ей в наследство. Они дают ей свободу. Такую, что можно прикидываться дурой, а можно гнуть свою линию туда, куда ей надо.
Всем известный танец Умы Турман и Траволты — невнятная, жалкая топотня. Надо видеть танец Хани! И не в кино или клипе, а на сцене Театра Наций. Ураган, смерч, шквал, торнадо — а в ней всего-то килограммов сорок! Но уже летят в стороны туфли на высоченных каблуках, платье задирается выше приличий, пальма рвётся в клочья, и вот уже сам Ричи Блэкмор в розовой комбинашке шпарит по струнам пальмы, а потом импровизированная гитара превращается в метлу, и Хани взмывает со сцены в свои потусторонние пьяные миры. Это невозможно передать словами, это надо видеть! Это такая режиссёрская находка, которую надо показывать студентам театральных курсов как образец трёхминутного перевоплощения мирной овцы в леденящую ведьму.
В оригинальном тексте пьесы три действия: «Игры и забавы», «Вальпургиева ночь», «Изгнание беса». В спектакле режиссёр соединил всё в два — и от этого накал страстей сгустился до ощутимой субстанции. Между актёрами гремел гром, летали молнии, от них искрило. Марта умывалась льдом, чтобы остудить свою ненависть, Джордж стрелял из ружья, Хани еле сдерживала порывы блевоты от неумеренного количества алкоголя, и только красавчик Ник пытался сохранить достоинство, которого нет, не было и уже не будет. Он сыграл в игру «Хочу хозяйку», но что может предложить 28-летний юноша 52-летней женщине? «Потенция у вас прекрасная. Что надо потенция. Первый сорт! Я давно такой не видала. Но, деточка, вы же совершеннейший профан!»
Такой урок не забудется. Молодая пара Ник и Хани тысячу раз пожалели, что пришли в гости к этим профессорам. Такого во сне не привидится, и в жизни не встретится. Если только вы не придёте в гости к бездетной паре, которая 25 лет вместе. Где каждый знает уязвимые места друг друга, где каждая шутка — как укол зонтиком с отравленным наконечником, где яд кураре разлит в межклеточном пространстве и больно жжёт при касании человеческих тел. Чем ещё можно оживить остывшие чувства? Которых и не было никогда, но надо как-то длить эту бессмысленную американскую повесть жизни, в которой всё должно быть чинно-благородно. Стриженый газон, колокольчик у двери, съеденная телеграмма с известием о смерти сына, которого никогда не было. И детский велосипед — в начале спектакля с мальчиком, а в финале — без...
Я люблю премьеры. Там всё без фальши, там нет заученной наигранности, привычки бытия на сцене. Там то, что актерам ещё пока что интересно, там жизнь и боль. Комедия и трагедия.
Актерский состав: Евгений Миронов, Агриппина Стеклова, Александр Новин, Мария Смольникова. Браво!
Ошеломительно. Браво!