Ближайшие экономические перспективы мира довольно мрачны: на фоне самой высокой за несколько десятилетий инфляции, энергокризиса, затяжной пандемии и военного конфликта на Украине темпы роста мировой экономики, по прогнозу МВФ, в этом году сократятся почти вдвое в сравнении с прошлогодними 6%, а в 2023-м еще сильнее замедлятся до стагнационных 2,7%.
В то же время вопрос о возвращении экономик в последующем на траекторию роста дискуссий не вызывает – это фактически встроено в стандартные макроэкономические модели. Но на практике так бывает далеко не всегда.
Например, после глобального финансового кризиса 2008 г. темпы роста ВВП во многих развитых странах долго оставались существенно ниже докризисного тренда: так, к 2015 г. 23 страны ОЭСР в среднем потеряли 8,4% потенциального выпуска, или $4,3 трлн, – потери варьировались от почти нулевых в Швейцарии и Австралии до более 30% в Греции, Венгрии и Ирландии. Даже краткосрочное воздействие может нести долгосрочные последствия – кризисы могут оставлять «шрамы» на экономике, из-за чего ее полного восстановления так и не происходит.
Однако как определить, оставит ли тот или иной кризис подобный «шрам», до сих пор было неясно. Ответить на этот вопрос попытались в своем исследовании профессор финансов Королевской школы бизнеса в Лондоне Дэвид Эйкман, советник по исследованиям Банка Финляндии Микаэль Юселиус, исследователь из Банка международных расчетов Матиас Дреманн и Сяочуань Син из Йельского университета.
Они пришли к выводу, что долгосрочный рост подавляют, как правило, только глубокие рецессии, тогда как с последствиями «мягкой посадки» экономики способны относительно быстро справиться без потерь для своей траектории роста.
Изучив кризисы, пережитые за последние 50 лет, с 1970 г., 24 странами (19 развитых и 5 развивающихся), и сопоставив докризисные прогнозные траектории роста экономик этих стран на 10 лет вперед с фактическими посткризисными, Эйкман и его соавторы обнаружили, что в большинстве случаев экономики довольно быстро возвращались к докризисным долгосрочным темпам роста.
Постоянные издержки, последствия которых сказывались на динамике ВВП и спустя 10 лет, несли 20% всех рецессий. «Шрамы» увеличивались пропорционально глубине спада. Самые глубокие «шрамы» оставались после самых глубоких рецессий, составлявших в среднем около 5%: после них экономический рост в течение 10 лет был на 4,25 п.п. ниже, чем он был бы при отсутствии кризиса. При спаде в 3–4 раза меньшем реальный ВВП страны в последующее десятилетие замедлялся в среднем на 1,05 п.п.
Рецессии менее глубокие, то есть остальные 80% в выборке, как правило, обходились без долгосрочных последствий. «Точка невозврата», после которой глубина спада оставляет «шрамы», варьируется в зависимости от способа оценки, однако вывод о том, что только относительно сильный спад вызывает долгосрочные негативные эффекты, подтверждался при любых способах расчетов, для любых стран и любых периодов, отмечают авторы.
