Колдун жил в обычной хрущёвке.
Чашкин убедился, что пришёл по адресу: Троцкого, девять. Миновав скамейку с бабушками и палисадник с осыпавшимися георгинами, отсчитал третий подъезд. На синей стене мелом было написано «Меган – дура!». Рядом кто-то жиденько нацарапал фломастером «И ты тожа».
Он поднялся на пятый этаж, повернулся к левой двери без глазка и потянулся к звонку. Но дверь сразу распахнулась и за ней обнаружилась сероглазая женщина лет сорока в переднике, испачканном мукой, симпатичная, хоть без улыбки; она искоса посмотрела мимо Чашкина, словно рядом с ним ещё кто-то стоял, и этот второй не вызвал у неё недоверия, поэтому странная женщина кивнула, мол, заходите, крикнула, не поворачивая головы: «Зина-а! К тебе-е!».
Чашкин хотел заговорщически прошептать, что явился от Лидии Федоровны, но тут в прихожую из комнаты заглянул лысеющий субъект в широком зелёном свитере, представился: «Зиновий Савельевич, колдун, прошу в кабинет!». Он был похож на актёра Георгия Жжёнова.
Чашкин прошёл за колдуном в небольшую квадратную комнату, забитую барахлом. Загадочности и таинства ни на грош, лишь чучело глазастой совы на широкой полке.
Книги, журналы и блокноты на столе и на стульях , развешанные по стенам колокольчики, миниатюры, связки перьев и трав. Запах царил приятный, но не на каждого: мыло, апельсины и сгоревшие свечи.
Попав в логово книжного червя, Чашкин заколебался и даже шагнул назад. Однако оказалось, что Савельич уже пристроился на диванчике, покрытом натуральной синтетической шкурой мамонта, закинул ногу на ногу и выжидающе смотрит.
Чашкин пожал плечами, сел в продавленное кресло и начал рассказывать.
…В начале шестидесятых годов прошлого века энергичный саратовский инженер Геннадий Николаевич Чашкин был командирован в Сенегал. Страна провозгласила независимость и затеяла грандиозное строительство во всех сферах. Разумеется, Компартия СССР с занозой в заднице оперативно отправила братскому негритянскому народу инженеров, учителей, врачей, эмиссаров, владеющих французским и готовых противостоять любой капиталистической провокации.
Геннадий Чашкин прожил в области Тамбакунда почти два года, помогая строить школы, больницы и дороги.
Несколько раз посещал национальный парк Ниоколо-Коба, который впоследствии ЮНЕСКО объявило биосферным заповедником и объектом Всемирного наследия. На местной ярмарке он купил за двести франков тотемную маску старого жреца Дьярра, чей внук копил на велосипед. Нездоровый прагматизм юного лоботряса увел из племени фульбе уникальный раритет.
Инженер привез маску в Союз, повесил в гостиной, и семья целый месяц любовалась уродливым изображением рогатой обезьяны, грубо вырезанной из белого мангрового дерева. Соседи, друзья и родственники ахали и тихо завидовали, но за порогом крутили пальцем у виска. Этакую страхолюдину притащить в дом…
Со временем сувенир утратил ореол экзотики и мирно покрывался пылью рядом с копией Репина и настенным шёлковым ковром метр на метр.
Шли годы. Дед Чашкин давно уже почил в бозе, а священная мангровая маска дремала на стене в гостиной.
Два месяца назад Платошка притащил в дом сушёную коноплю, которую выменял у Шурки Барбоса на серебряную вилку и старые кроссовки «Пума». Почему же балбес не выкурил косячок за гаражами, где вполне безопасно и вольготно? Ему хотелось проявить отвагу в родной берлоге, когда родаки уехали в гости к Рушановым.
– Платошка? – спросил колдун.
– Сын мой, – пояснил Чашкин. – Правнук того самого Чашкина.
Родаки вернулись рано, почуяли странный запах…
Перекрёстный допрос, на котором Чашкины прессовали отпрыска, выявил факты.
Да, курил, виноват, прибалдел. Пританцовывал, кайфуя. Курение свершалось в одиночестве под ирландскую магическую музыку Fighting theme.
Чашкины возмутились и объединёнными усилиями немного поколотили наркошу-дебютанта.
Однако самое нехорошее уже произошло. Дым, как дисперстная система тлеющего каннабиса, проник в пористую ткань высохшего дерева. Ароматы наркотической травы, ирландские барабаны и подтанцовка обдолбанного Платошки разбудили душу старого шамана.
У маски стали расти волосы и проклюнулись …зубки.
Чашкин не поверил глазам. Сначала решил, что маска покрылась паутиной и плесенью, а челюсть рассохлась и потрескалась.
Иррациональный страх усиливался от того, что не имел научного объяснения.
От маски пахло зверем. Выдуманным чудовищем, монстром из глубин подсознания. У Чашкина не было опыта общения с дикой природой. Но он вспомнил зоопарк и взгляд леопарда.
Чашкин почувствовал присутствие в квартире Чужого. Так остро, словно Чужой сидел перед ним на диване и корчил рожи.
В комнате вечерами возникала вонь, смрад разложения.
Исчезли мухи и комары. Пал хомяк Борька – жалкое тельце, над которым струился дымок. Потом завяли герань и два кактуса, которых и катком не переехать.
Комнату переполняла тревога. Она сочилась из углов, стекала по стенам и свешивалась с потолка, как разваренные макароны.
Чашкины слышали хриплые стоны и непереводимое бормотание.
Подойти к маске боялись: било током. Или невидимая плеть начинала хлестать мебель. Попытки сбить маску шваброй, тазиком и табуретом не увенчались успехом.
Хотели набросить кусок брезента. Куда там…
Куда бежать, кого звать на помощь?
Но ведь всем вокруг плевать. Какие там маски, оборотни? Не смешите людей, люди и так напуганы. Войны, ковиды, смена правительства. Новые ориентиры в религии, медицине, истории. Переименованные улицы и города. Деноминация рубля… короче, туши свет! А он тут со своими дурацкими фокусами. Знаем мы эти латексные маски на блютузе для школьных сабантуев.
Колдун внимательно слушал. Не улыбался снисходительно. И на том спасибо.
Чашкин выложил на стол смартфон, активизировал программу стереоэффекта и отдернул руку.
Ойкнул: вместо фотографии противной маски над экраном гаджета громоздилась мерзкая морда. Морщинистая, коричневая, с жирными чёрными зрачками и обломками клыков в безгубой пасти. Тварь словно пыталась вырваться … и да, она воняла.
– Танюша, милая! – негромко позвал Савельич, и дверь сразу распахнулась, вошла женщина в переднике, что встретила Чашкина в прихожей.
Она взяла телефон, понюхала его, бесстыдно-деловито приложила к животу, наклонив голову и поморщившись, попросила:
– Бумагу.
Савельич подвинул жене раскрытый блокнот, в котором она левой рукой коряво написала короткое слово.
Савельич выхватил из-за спины растрёпанный томик, перелистал мятые страницы, сверил надписи и торжественно изрёк:
– Хамаду Дьярра!
Чашкин вопросительно поднял брови.
– Хамаду Дьярра! – повторил довольный Савельич. – Дух коварства и рабства племен Западной Африки.
Кого тут собрался порабощать этот хрен с горы?
***
Важной составной характеристикой Чашкина было его камерное здравомыслие. Чашкин не считал себя героем, незаурядным талантом, неоценённым судьбой и семьёй, не стремился в лидеры, не мечтал найти чемодан долларов, не заглядывался на чужих жен. Он редко пил и всегда в меру.
Здравомыслие бродило в Чашкине, словно таракан под плинтусом, помогая избегать негатива поступков и отсеивая нежелательные эмоции.
Копирайтер в области туризма. Не бог весть что, но усидчивость, умение анализировать и отсутствие тяги к спиртному помогали содержать семью.
Чашкин не был трусом или слюнтяем. Как-то раз спас котёнка. Однажды резко возразил водителю маршрутки. По молодости возмущённо замахнулся на двух пьяных хамов.
По секрету, Чашкин являлся Директором Душевного Лабиринта, в котором его Свобода, бунтуя и матерясь, искала выхода. Или сладко дремала. ДДЛ служил Чашкину антидепрессантом, обеспечивал эффект плацебо в борьбе с сомнениями, угрызениями совести и дурными мыслями. Чашкин изредка уединялся в Лабиринте, отдыхал и сочинял мечты. Об этом не знала даже Наташа, покладистая, хозяйственная и терпеливая Наташа. Повезло мужику с женой, факт.
Теперь же хрупкий мир, в котором Чашкин привычно жил с женой и сыном, отчасти додуманный и достроенный мир, покрылся трещинами и волдырями, все шаталось, грозило рухнуть и развеяться пылью.
Здравомыслие подвигло Чашкина на противоборство с коварной маской: семью, дом и Лабиринт нужно защищать!
Чашкин соорудил антимаску, рецептуру которой откопал в инете. Купил пластиковую карнавальную рожу. Приклеил к ней черепа, состряпанные на принтере, шестерёнки из будильников, осколки фонарика и лапшу электропроводки. Сверху эту кашу обильно разрисовал 3D- ручкой. Загрунтовал чёрным аэрозолем – получилось страшилище, по которому он прошелся кисточкой с металликом, а в финале покрыл лаком. Страшилище он насадил на швабру и в полночь подсунул злому духу. Дух не испугался, но разгневался и расплавил чудесное творение Чашкина.
На этом месте Чашкин прервал исповедь и печально вздохнул.
Эгоист колдун не посочувствовал и не ободрил клиента, задумчиво пробормотал в потолок:
– Фокусная функция маски интерпретируется энергетикой заключённого в неё духа.
Это настолько озадачило Чашкина, что он чуть не прослушал важное.
Необходимо найти среди своих вещей нечто, олицетворяющее добро, мир, радость и веру в завтрашний день.
Предмет должен быть очень старым, востребованным и хранить отпечаток семейного позитива.
Ничего себе!
Старыми и востребованными были сапоги-говнодавы, в которых Чашкин ходил осенью по слякоти на рынок. Никаким позитивом они не пахли. Посуда, аппаратура, сувениры, стулья по молодости лет тоже не вписывались в рекомендации Савельича.
Книги? Есть «Книга о вкусной и здоровой пище» 1951 года издания.
Но колдун сказал, что книги в основном интроверты.
А нужен экстраверт.
Например, любимая игрушка.
Ищи, сказал колдун, а найдешь – принеси мне.
Где найти реликт, причём не абы какой, а любимый и нужный?
Игрушечных раритетов и винтажных забав у Чашкиных не имелось. После «Книги о вкусной и здоровой пище» самым старым предметом в доме был сам Чашкин, сорок три года. И сапоги-говнодавы.
А маска была старше. И смотрела с превосходством на всех сверху вниз.
Что противопоставить этому монстру. Купить в антикварном какую-нибудь реликвию?
Но реликвия больших денег стоит, да и не гарантия, что диковинка окажется подлинной.
Чашкин размышлял час, заглянул в свой Душевный Лабиринт, потом сообразил.
Василиса Макаровна, тёща!
У неё дома кладезь древних вазочек, вязаных салфеток и даже валенок.
Чашкин представил, как он пытается запугать маску прадедушкиным валенком, из которого разит портянками начала двадцатого века.
А впрочем…
Почему бы и нет?
Чашкин надел пальто и отправился к тёще, с которой у него был перманентно доброжелательный нейтралитет.
Василиса Макаровна жила в микрорайоне имени Рокоссовского, до которого пришлось добираться с двумя пересадками. Вручив тёще тортик «Сказка», купленный за шестьдесят семь копеек по новым расценкам, Чашкин изложил хитрый план: прошу одолжить для рекламной сессии Деда Мороза и Снегурочку. Мол, народ нуждается в духовной ретроспективе и прикосновении к истокам. Что за истоки, Чашкин не додумал, но добрая тёща хлюпнула носом и одобрительно закивала. Да, молодёжь нынче… люди не ценят… не понимают… забыли.
Она вытащила из стенной ниши картонную коробку, в которой когда-то жил пылесос «Вихрь», размотала бельевую веревку и с нежностью протянула Чашкину рыхлый синий ком – вязаную кофту со спящим новогодним волшебством.
Это был ветеран среди Дедов. Невысокий, кряжистый, устойчивый. Кукольное добродушное лицо с седыми брежневскими бровями и пуговица вместо левого глаза, левая рука кривая-косая, другая крепко прижимает мешочек размером с грецкий орех. Из блеклой шубы с обрывками бело-голубого рюша лезла вата. Прорехи аккуратно штопали, но вата всё равно лезла.
Чашкин всматривался в славного инвалида, вспоминая, как они трижды справляли Новый год у тёщи. Дед Мороз всегда стоял под ёлкой, как часовой на посту. Рядом с ним по традиции лежал мандарин или шоколадный батончик.
– Я верну, – пообещал Чашкин и торопливо распрощался, отказавшись от вермишелевого супчика.
Дома он выпил чаю с лимоном и крепко задумался. Хлипкая игрушка, из которой лезет вата, этот потерявший руку, глаз, посох старичок, – он что, способен противостоять звериной мощи заокеанского демона?
Заглянул в комнату: Хамаду Дьярра презрительно щурился в своём превосходстве. Лелеял, гад, злодейство.
Чашкин посмотрел на Деда Мороза и вздрогнул. Ему послышалось? Невнятный голос из Лабиринта.
Не тушуйся, сынок, одолеем супостата, додумал впечатлительный Чашкин.
Игрушка размером в тридцать сказочных сантиметров ностальгии по Советскому Союзу. В девяностых Чашкин ещё пешком под стол ходил. Но сохранил в душе порцию ментальности самого лучшего праздника в мире.
Он пощупал новогодний мешочек: что-то плоское, увесистое и острое. Осторожно открыл: монетка, октябрятская звёздочка, сморщенные зёрна фасоли и детское колечко с блестящим камушком.
Чашкин благоразумно решил не потрошить волшебный мешочек.
Второй визит к колдуну прошёл быстро и деловито.
Жена Савельича бережно взяла старенькую игрушку, улыбнулась и поцеловала Деда Мороза в розовую щеку. Теперь надо зарядить игрушку живыми мёртвыми душами, сказала она.
Чашкина уже ничего не удивляло.
Колдун не принял денег, но попросил принести остатки проклятой маски, если Чашкин сумеет одолеть демона.
А если не сумею, хотел спросить дотошный Чашкин.
***
Хам в аду, говорите?
Что ж, на каждого хамаду у нас найдется хрен с винтом.
Гость, которого ты принял в своем доме, предоставил бессрочное проживание и мирную политику… взбунтовался и буром попёр на тебя.
Падла.
Чашкин составил план операции.
Отправился бродить «по раёну» в поисках живых мёртвых душ.
И обнаружил объекты!
Аккуратно сунул в пакет Деда Мороза, у которого оказались целы оба глаза, и отправился его заряжать в соответствии с колдовскими инструкциями.
Жорик.
В центре двора торчала Жорикина Голубятня, похожая на маленькую трансформаторную будку.
Жорик не имел возраста, национальности, сословия. Жорик был дворовым символом. На фоне взлетающей голубиной стаи он олицетворял свободу и мир во всём мире. Ему прощали громкий свист и ночные песни под гитару на крыше.
За неделю до трагического падения с крыши он жирно намалевал на голубятне своё имя.
Осиротевших голубей по очереди кормили пенсионеры.
Чашкин был уверен, что Жорик и после смерти станет вертеться возле любимой голубятни. Поздним вечером Чашкин подошёл к будке, где спали голуби, приложил к алюминиевой стенке Деда Мороза и негромко сказал:
– Жорик. Жорик.
От будки пахло курятником, знакомым Чашкину по редким визитам к бабке Зине, что жила в избушке у реки.
Чашкин подождал, подумал и позвал:
– Георгий. Георгий.
Набор звуков напоминал голубиное бормотание.
– Георгий-оргий-орги…
Птичье перо коснулось щеки, Чашкина качнуло, как в автобусе, и Дед Мороз в его руках ощутимо трепыхнулся.
Степаныч.
Андрей Степанович Круглов был слесарем-инструментальщиком. После того, как его сбил мотоцикл, Степаныч получил инвалидность и перебрался к себе в гараж, где ремонтировал соседям стиральные машины, стулья, пылесосы и самовары, а также поднимался, хромая, в квартиры – менять краны и стояки.
На воротах гаража нарисовал флаг с гаечным ключом и молотком, а под ним написал «СТЕПАНЫЧ ВСЕГДА!». И номер мобильника.
Вот и получилось, что человек умер от тромбофлебита (докурился в день по две пачки!), но сохранились его координаты, имя и готовность помогать людям. Памятник нерукотворный.
Уже опытный в плане привлечения призраков, Чашкин пришел к гаражу в половине одиннадцатого, встал под «ВСЕГДА!» и попросил:
– Степаныч, земляк. Помощь нужна. Выручай!
Ахмед.
«Ахмед маладес! = Шурамы выкусны!».
Над этим плакатиком смеялись и выкладывали фотки в сеть. Молодёжи нравился мем «выкусны», а граммар-наци плевались и обзывали Ахмеда чуркой.
Но все покупали шаурму и кутабы, хвалили и несли домой на ужин.
Чашкин и сам пару раз ел шаурму, когда гулял в этих краях с маленьким Платошкой. Было «выкусно».
– Салам, Ахмед, – сказал Чашкин и чуть не подпрыгнул, услышав за плечом радостное гортанное: – Салам, брат!
– Ахмед, ты молодец, – прошептал Чашкин и протянул в темноту Деда Мороза. – Это твой брат.
На мгновение глаза игрушки вспыхнули золотыми искрами.
***
Лёгкий непрочный старичок из ваты заматерел и обрёл черты индивидуума. Он чувствительно потяжелел, словно вату заменили морским песком.
Снегурочка была молода и красива, её наряд почти не пострадал от времени.
Но почему-то выглядела серьёзно. Не улыбалась!
Чашкин оставил серьёзную Снегурочку в коробке, а сам взял Деда Мороза, выставив его перед собой, как экзорцист держит распятие. И отправился в бой на подгибающихся ногах. Семья пребывала в тылу у тёщи, а мужчина шёл сражаться.
Маска торчала в стене наваждением сатанизма, символом кошмара, что лезет в комнату, и уже просунул морду.
Чашкин сосредоточился и решительно крикнул:
– Хамаду, гоу хом!
Запнулся и стыдливо добавил: «Фак ёр селф!».
Он ещё хотел показать средний палец, но руки были заняты Дедом Морозом, который висел, как сытый кот.
Воздух загустел, превратившись в желе с размытыми контурами мебели. Потемнело, потянуло раскопанной землёй, влажной травой, падалью.
Злой жрец смотрел на слабого человечка, хозяина дома – и видел своего раба.
Но что у него в руках?
Потенциальный раб держал странную куклу, от которой веяло могуществом.
Старый жрец был силён в оккультизме и чёрной магии, но не сумел понять, с кем имеет дело.
Дьярра-маска проспал много лет, и все российские новогодние торжества не коснулись его сознания.
Дед Мороз был загадкой для жреца, который чувствовал, что это божество местного племени.
Не вуду. Не зомби. Не талисман йоруба. Не проклятие бушменов. Не магия каннибалов. Не чары зулусов.
Это неизвестное волшебство!
Хамаду изо всех сил пытался определить природу загадочного существа.
Не маска. Не статуэтка. Не чучело. Не мумия. Не идол. Не тотем. Не игрушка… хотя.
Хамаду заколебался. Божество, воплощённое в игрушке?!
Странный народ. Необъяснимые традиции. Непонятные игрушки.
Он гневно щёлкнул выросшими клыками и погрузил комнату во мрак.
Секундой позже игрушечное божество окуталось голубым сиянием и с потолка посыпались холодные искры.
Огонь и снег!
Противоречия двух миров сшиблись в комнате, разразившись фейерверком образов, эмоций и инфернальной энергетики. Это был самый впечатляющий 7D-кинофильм – с проникновением в душу Чашкина, что граничило с безумием, истерикой и полным хаосом.
Секунды тьмы Хамаду хватило, чтобы просочиться в биополе человечка и подчинить его разум. Чашкина мягко огрело по голове, будто подушкой придавило, и сознание его раздвоилось. Он оставался Чашкиным-человеком и одновременно чувствовал себя частью могучей силы, сконцентрированной в маске, что обзавелась раскалёнными зрачками.
Этот полусон, полубред был настолько ярок и эффектен, что целиком захватил Чашкина, как наркотическое опьянение подчиняет душу и разум торчка. Страх и растерянность уступили место восторгу, возбуждению сродни сексуальному.
В Чашкине перемешались верования, легенды и культы чёрного континента, он мог комментировать происходящие события, словно эксперт по теологии, шаманизму и потусторонним чудесам.
Хамаду, не уничтожая раба Чашкина, сконцентрировал силы на волшебной кукле. Создав иллюзию оборотня гиены, натравил нежить на маленького старичка.
Териоморфный дух раскрыл пасть и ринулся в атаку… чтобы сразу же угодить в ледяной захват снежного фантома.
Хамаду взревел и выплюнул дюжину шипастых скорпионов. Острые сосульки немедленно обрушились на ядовитых тварей.
Огненная лапа протянулась к Деду Морозу, но её заморозила метель.
Ковер на полу распахнул зубастую пасть, из которой полезла могильная нечисть.
Разъярённый жрец призвал жутких тварей из джунглей и саванны. Птицу Холовака, что сбрасывает кожу вместе с опереньем, великана Овуо с горящими волосами, злобных охотников Олумбе и Мпобе, Синего хамелеона, что охраняет обитель духов Кузиму и пещеру Мариматле, умеет прыгать через навоз и оборачиваться рычащим скелетом…
Казалось, тварей никто не остановит.
Но тут в полутьме, прикрывая маленького Деда Мороза, нарисовались три высоких силуэта. Подсознание Чашкина идентифицировало Степаныча, Жорика и Ахмеда, а танцующее безумие приписало им черты Муромца, Добрыни и Поповича, охраняющих границы Родины.
– Изыди прочь, кощеево семя! – загремел Степаныч в былинном духе.
– Соловью соловьёво! – пропел Жорик и засвистел оглушительным посвистом.
Ахмед же устроил горячую истерику с обещанием порвать ишаков на куски за то, что чёрная нерусь на его брата шишку точит и переключился на родной язык настолько выразительный и красноречивый, что Чашкину вспомнился экзотический спор контрабандистов в комедии «Бриллиантовая рука».
Лавина чудищ захлестнула отважную троицу… и опала сморщенными листьями, растеклась ртутью.
Сквозь стены просачивались извивающиеся лианы, похожие на отрубленные щупальца, в рыхлом горячем полу копошились трупные костлявые руки с длинными желтыми ногтями.
Так в павильоне киностудии снимают батальные схватки землян с пришельцами.
Белые и красные облака прокатывались над мебелью, как штормовые волны среди скал, сталкивались у люстры, бурлили, разбрызгивая тысячи искр и, наконец, обрушили люстру на пол.
Чашкин понял, что отступать нельзя. Это понимание ошеломило его, как редкое научное открытие, которое формирует власть человека над стихиями и природой вещей. Его Душевный Лабиринт вытянулся в линию и спрессовался, превратившись в прочный вертикальный стержень. Чашкин чувствовал, что стержень не дает ему упасть или отшатнуться, удерживает, как парус на мачте, как знамя на флагштоке.
Ни шагу назад!
Шшухх! Его вновь хлопнуло подушкой…
…и он стал душить Деда Мороза.
Любимого волшебника.
Так приказал Хамаду. Господин.
Мир погрузился в трясину. Горечь в горле. Иглы в глазах. Чашкин тонул, не разжимая рук.
Три богатыря пока сдерживали натиск тварей, но Деду Морозу было совсем плохо.
В тот момент, когда Чашкин прокусил себе губу, чей-то густой бас, от которого веяло хвоей, мандаринами и шоколадом, пробился извне и приказал:
– Позови Снегурочку.
Подчиняясь этому знакомому до слез голосу, вопреки магическим запретам и хозяйскому гневу, с трудом двигая челюстью, сквозь морок и чёрный туман в мозгах, Чашкин тонко по-детски пропищал:
– Сни-и-гу-у-рочь-кя-а-а…
За что поплатился слепотой и раскаленной болью в позвоночнике.
Не вождь, не маг, не жрец, не охотник, не оборотень – скромный копирайтер Чашкин удержался на краю пропасти, слушая переливчатый звонкий смех над руинами.
Нежный весёлый смех воцарился в мире, словно планета радовалась окончанию звёздных войн.
Нарядная, добрая, вечно молодая Снегурочка на праздник к нам пришла…
…и принесла много-много радостей.
Комната лопнула, как спелый арбуз, стены треснули, раскололись в пыли и бетонном крошеве, извергнув лезвия оконных стекол и деревянные кости мебели.
Магические барабаны, говоришь?
Врёшь. У нас свои кумиры. И своя музыка.
На всю страну загремел Высоцкий: «Я не люблю себя, когда я трушу. Я не терплю, когда невинных бьют. Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более, когда в нее плюют!»
Откуда? Кто включил?
Да какая разница.
И Хамаду Дьярра отступил.
Не мог не сдаться.
Бежал-летел-драпал без оглядки в свою чёрную обитель, неся весть жрецам и колдунам всех племен – бойтесь гнева русской женщины, даже если она заключена в игрушке!
Чашкин выдохнул пламя, вьюгу и тайфун, расправил плечи.
Оказалось, что комната не пострадала. Кроме люстры.
Пропал страх, исчезла тревога, растаяло предчувствие угрозы.
Чашкин показал язык глупой мёртвой маске и понёс Деда Мороза в коробку.
Снял крышку и удивился.
Снегурочка улыбалась.
Автор: Клиентсозрел
Источник: https://litbes.com/concourse/toy-20/
Больше хороших рассказов здесь: https://litbes.com/
С лайки, делитесь ссылкой, подписывайтесь на наш канал.
Ждем авторов и читателей в нашей Беседке.