МЯУ вам, дорогие мои!
Это я, Обожайчик. Что у вас сейчас на улице-календаре? Унылость и депрессуха? У меня — аналогично. Не май месяц, ох, не май… По-особому щемит сердце, когда, вспоминая о летних деньках, дачные владения являются перед глазами как настоящие, и манят, манят… Ой, опять я разнылся. Простите, но уж очень тоскливое время года.
Ну так вот. Лето. Точнее, последний или предпоследний его день. Само собой, дача. Точнее, кусочек моих владений у преграды из переплетения кривых палок и не пойми чего, людишки называют это забором. Я — в своём прогулочном вольере. И Мурзень — наглая рыжая соседская морда, снаружи.
Я ужасно не люблю Мурзеня, потому что он слишком самоуверен — расхаживает по моему участку, как по своему собственному, пользуясь ограничением свободы моих передвижений. Часто лежит у моего вольера, раздражая меня усмешкам, до дрожи в усах раздражая. Хочу зазвездить лапой по его противной роже, да куда там — преграда не позволяет. Но, дорогие мои, хорошо смеётся тот, кто… Очень правильная поговорка!
Так вот, лежу я однажды в вольере, дышу свежим воздухом. Тихо, незаметно лежу. Вдруг — Мурзень! Мной и вольером не интересуется, двигается к забору. Забор в том месте (если рассматривать его как преграду) — никакущий. Но, рядом растут густые колючие кусты, которые людишки называют малиной. Они хорошо защищают владения от непрошеных людей. Но не от непрошеного Мурзеня!
Да… так вот, Мурзень весь такой озабоченный, осторожный. Передислоцировался я к той стороне вольера, откуда его лучше видно. Ба! В его зубах болтается пища. Не просто пища — ДОБЫЧА. Мышь!!! Я, признаюсь, встрепенулся-обзавидовался. У меня в даче такой крупной, заманчивой, добычи нету.
Впрочем, вру. Разок появилась добыча — длиннющая, длиннее меня, тонкая, извивающаяся. Но, не успела она пролезть сквозь сетку вольера, как прибежала человек Мам, а потом и человек Макс. С лопатой. В общем, перехватили они у меня добычу… Ой, опять я жалуюсь. Но, согласитесь, всё было несправедливо — есть её не стали, играть с ней тоже не стали. «Сам не ам, и коту не дам». Люди такие люди!
Да, так вот. Мурзень весь такой довольный — как же, сейчас перед своими людишками хвастать будет, а потом наиграется с мышью вволю. Может, и съест. В общем, вечерок у него удастся! Я аж взвыл — у меня-то всё будет как обычно: ужин на закате, вольер до полуночи, и сон до рассвета. А взвыл я, видать, довольно громко. Мурзень ухом повёл, туловищем дёрнулся, зубами клацнул… мышь упала на землю. И — шасть в траву!
Мурзень — за ней. Туда, сюда кинулся, потом вокруг себя по часовой стрелке, ещё потом — против часовой стрелки. Засуетился, короче. Бросился к забору и обратно, к грядке с пахучей кучерявой травой… Ха-ха, не поймал, дурила, не поймал! Сел он у роскошной растительности, которую люди называют «хрен», головой вертит, вынюхивает. Ну-ну. Ничего не случается просто так — раз сел у хрена, значит, ни хрена не выйдет!!!
И не вышло, будьте уверены. Мурзень отдышался, сосредоточился, снова принялся за поиски. Мышь далеко не могла убежать, и не убежала — даже я видел, как она шныряет в траве. Но вот она проскочила сквозь забор, а там — куча деревяшек и железяк, которые соседский человек женского роду называет «давно пора выкинуть», а соседский человек мужского роду — «ещё пригодится». А для мыши куча стала убежищем. Ясен пень, Мурзень подежурил у кучи, даже полежал сверху какое-то время. Но это было глупо, сами понимаете.
В общем, облажался он по полной, а главное — у меня на виду! Так ему и надо, нечего было надо мной смеяться. Вот и всё, дорогие мои!