История будет долгой. Так и должно быть, ведь от одних событий до других прошла целая жизнь!
Меня довольно давно привезли к бабушке, я уже обжилась совсем, когда около нашей калитки появился незнакомый мальчишка на крутом велосипеде «Орленок».
-Это и есть она, что ли? – невежливо ткнул пальцем он в мою сторону.
-Да, она, - сказала бабушка. – Бери да вези!
Почему меня надо брать и куда-то везти – я не поняла. Но раз бабушка сказала… Ехать по булыжной дороге на раме велосипеда не очень-то приятно, а путь был почти через весь город. Наконец наш трясучий транспорт остановился у двухэтажного кирпичного дома. Дверь открылась, нам навстречу стремительно выскочила женщина маленького роста, мне показалось - чуть-чуть повыше меня, симпатичная и с веселыми кудряшками. И что самое интересное – произнесла те же слова: - Это она?
-Она, она! - Ответил мальчишка сурово. – Вот, получай!
Эта незнакомая женщина кинулась ко мне, заплакала и стала меня целовать. В свои четыре с половиной года я была довольно дикая девочка, не любила, когда ко мне ни с того ни с сего лезли со всякими нежностями. А уж зачем плакать-то этой незнакомой женщине – я и вообще не понимала. Бурная встреча закончилась приглашением в дом, там был праздничный стол – а из гостей одна я. Я со всеми познакомилась, с суровым велосипедистом Вовкой 9 лет, с маленькой женщиной – ее звали тетя Катя - и с ее мужем. Все вместе они были Орловы. И с тех пор я стала часто бывать у них, подружилась с Вовкой, а тетя Катя каждый раз гладила меня по голове и старалась накормить чем-нибудь вкусненьким.
Дом у них был по тем временам полная чаша. Во-первых - они занимали часть каменного двухэтажного дома. В деревянной одноэтажной Чухломе самым высоким домом была трехэтажная больница. Так что каменный двухэтажный дом – это вам не фунт изюму. Посуда на праздничном столе была красивая, хрустальная. Радиола была, это тоже не у всех имелось. Мы с Вовкой часто включали пластинку с песней «Ой ты рожь». А еще – в спальне вместо ковра на полу лежала бурая медвежья шкура. Босые ноги утопали в длинной шерсти, когти были в два раза длиннее моих пальцев.
По телефону на почте маме я рассказала, что хожу в гости к Орловым.
- Ой! – радостно закричала в ответ мама. - Это же Катька! Как она живет?
- Хорошо живет твоя Катька, - сказала я. – В каменном доме с радиолой, и в спальне медвежья шкура лежит.
- Что лежит? – переспросила мама – Медвежья шкура?
Трудно было понять этих взрослых. Одна кидается обниматься, целоваться и плачет при этом, а другая долго и радостно хохочет, услышав о медвежьей шкуре в спальне.
Много позже, когда я выросла, мама рассказала мне о своем детстве. В общем, дело было так. В 1932 году моя бабушка Тася, мамина мама, осталась вдовой. Дед Захар работал кучером в больнице, больных возил. Заразился тифом и умер. А бабушка Тася была красивая и молодая, да еще и со своим домом. Вот и присватался к ней мужичок, давай, говорит, вместе жить! Одной-то тебе трудно с девчонкой! Приняла его баба Тася, тогда еще просто Таисья-санитарка, а у него семья в деревне обнаружилась. И детей куча! Прежняя жена приехала и привезла троих младших детей Таисье: Мол, мужа забрала, так младших корми, а то в деревне всем не прокормиться! И Таисья оставила детей себе, стало детей четверо вместе с моей будущей мамой
. Мужик поганенький оказался, не помощь в хозяйстве, а помеха. Из городской жизни нравилось ему, что в поле работать не надо, а можно по вечерам в чайной с приятелями посидеть. Таисья в больнице дежурит, а дети есть хотят! Вот пойдет моя тринадцатилетняя мама в чайную, найдет там этого человека, денег на хлеб возьмет, младших накормит. И почему-то невозможно было вытурить этого мужичка! Хитрый был и доделистый, пользовался Таисьиной неграмотностью.
Но тут как раз началась война. Отчима призвали в армию, а Таисья в тылу с детьми осталась.
Как было в войну в тылу – об этом много рассказов ходит. Чухлома – маленький город, нет там промышленных предприятий. Поэтому не было продуктовых карточек. А это значит – выживай как можешь. Раз в сутки в магазин привозили хлеб. Моя мама по дороге из школы занимала очередь за хлебом. Потом шла домой, одевалась потеплее и возвращалась к магазину. Стоять нужно было с вечера до утра. В очереди как раз стояли в большинстве своем подростки. Была такая своеобразная тусовка. Тут же учили уроки, плясали и толкались, чтобы не замерзнуть, ухитрялись подремать в укромном уголке по очереди. Утром открывался магазин, и выдавалась одна буханка хлеба в руки. Причем, если ты не стоял эту ночную очередь, то и не получишь хлеба. С этой буханкой мама шла домой, заваривала буханку кипятком с солью, кормила маленьких. А потом в школу. Зимой в школе холодно, сидели в классе в пальто и варежках. На перемене приходил старичок с баяном, играл, а все танцевали. Так и грелись.
Старшие школьники, и мама в их числе, успели и на рытье окопов побывать, и в колхозе на уборке урожая поработать – все для фронта, все для победы! Получили похоронку на отчима. И странное дело – не очень огорчились, не оставил он добрых мирных воспоминаний. Пережили войну, встретили победу… И тут отчим объявился! Его ранили, оказывается. А похоронка была ошибкой. Воевать после ранения он не пошел, а прижился у какой-то женщины до конца войны. Но тут уж Таисья отказала ему от дома. И дети тоже с этим человеком жить не захотели. Да, те самые дети, которых воспитывала всю войну Таисья. А симпатичная веселая тетя Катя – как раз одна из этих детей. Поэтому и радовалась мне она как своей самой дорогой родственнице.
