А.В. Луначарский и его жена Наталья Розенель (1900—1962) в Берлине. 1930
23 ноября — день рождения Анатолия Васильевича Луначарского (1875—1933), революционера, большевика, наркома просвещения РСФСР (1917—1929). По этому случаю — подборка карикатур и дружеских шаржей на наркома из советской печати.
Например, эта карикатура Дмитрия Моора 1922 года высмеивает излишнее, по мнению художника, покровительство наркома дворянским искусствам, вроде балета:
А почему такая странная подпись — «Иван в раю»? Да потому, что нарком баловался сочинением пьес, и одна из них так и называлась:
Анатолий Луначарский
А это красноречивая (и довольно острая) карикатура 1926 года. Барственный и лоснящийся нарком Луначарский, облачённый во фрак, с заметно выпирающим брюшком, на банкете для иностранных «просвещенцев» вальяжно спрашивает заморенного, скелетообразного от истощения шкраба (школьного работника, то есть учителя):
— Ну, товарищ, какое впечатление на вас произвёл банкет?
ШКРАБ: — Неповторимое, тов. нарком: на первое — суп, на второе — курица, и хлеба сколько угодно!..
Следующий рисунок имеет интересную историю. Карикатура на наркома А.В. Луначарского из журнала «Крокодил» №31 за 1927 год вызвала скандал, попав, видимо, по особо больному месту. Этот номер журнала был изъят из продажи и попал только в некоторые библиотеки. Позднее вместо него был выпущен другой «театральный» номер, с более мягкими карикатурами. Однако в библиотеке скандальный номер сохранился:
Рисунок К. Елисеева. 1927 год. «Твёрдые понятия.
— Скажите, рабочие посещают всё-таки Большой театр?..
— Не извольте беспокоиться: у нас только чистая публика!»
Слишком острая карикатура на наркома была заменена через несколько номеров на другую, с безымянным «ответработником». Общий смысл её, впрочем, не изменился
Рисунок Дмитрия Моора. 1922 год. «Музы Наркомпроса. Страничка из современной мифологии». Тео, Лито, Изо, Музо — отделы Наркомпроса
Рисунок Константина Елисеева. 1924 год. Журнал «Красный перец». «Искушение святого Анатолия. А.В. Луначарский среди флорентинско-пролетарских героев своих произведений». («Христианство и социализм», «Дон Кихот», «Фауст и город», «Герцог», «Фома Кампанелла», «Медвежья свадьба». И многое другое»).
Шарж Бориса Ефимова. Луначарский со стопкой написанных им книг. 1926 год
«Экскурсия в мир «Шекспиров». (К сведению тов. Луначарского). Новый портрет Шекспира, открытый и реставрированный художником Дени»
Кукрыниксы. Шарж на А.В. Луначарского. 1928
Эта картинка высмеивает тщеславие наркома:
«Загадочная картина. Редакция «Крокодила» предлагает своим читателям угадать: где висит эта картина, изображающая тов. Луначарского, диктующим стенографистке очередную статью и, одновременно, позирующим перед художником. Наиболее остроумные ответы будут помещены в ближайших номерах...» 1924 год
«Любопытный. Ячейка лиги «Время» института востоковедения указывает, что из-за опоздания т. Луначарского на лекцию было потеряно от 2.500 до 3.000 часов, т.е. 300-375 рабочих восьмичасовых дней.
Рабфаковец-математик: — Из-за опоздания тов. Луначарского на лекцию было потеряно 2.000 рабочих часов.
Рабочий: — А сколько было потеряно часов во время лекции?». 1923 год
Рисунок Бориса Ефимова. 1924 год. «Тов. Луначарский: — Вот наш Великий Немой!
Делегат с места: — Позвольте! Он не только немой, но и слепой, и безрукий, и безногий!..»
Рисунок Бориса Ефимова. 1925 год. «Т. Луначарский (читая журнал): — «...любовь широких масс к танцу на Руси создала ту необходимую атмосферу, в которой мощно развернул крылья хореографический русский гений...» Вот те и раз! Что за белиберду пишут в этом журнале? И кто, интересно знать, его редактор?» (На журнале надпись «Ответственный редактор — А. Луначарский»).
Этот рисунок упрекает наркома за недостаточное внимание к «выдвиженцам»:
Рисунок В. Шекспира. 1925 год. «Слона и не приметил. После появившихся в печати статей о недостаточно внимательном отношении к выдвиженцам, т. Луначарский назначил беседу с выдвиженцами.
В Наркомпросе.
— Вы кто?
— Я выдвиженец, тов. нарком.
— Странно... Я вас всё как-то не замечал».
Дружеский шарж Константина Ротова. «Между делом. Народные развлечения в роде каруселей, вождения медведей и т.п. нам следует взять в свои руки, что, между прочим, может дать и немаленькие средства. (Из речей в Наркомпросе). А дело не медведь — в лес не убежит...» 1928 год.
Рисунок Михаила Храпковского. «Наркомпрос тов. Луначарский: — Почему-то говорили, что этот барьер трудно взять. А по-моему, нет ничего проще. Один прыжок — и готово!» 1929 год. На барьере написано «Неграмотность», на пегасе наркома — «Изящные искусства»
А вот это серьёзная карикатура против наркома, но для современного читателя малопонятная:
Рисунок Л.М. «Успехи физкультуры. Человек, удержавший курьерский поезд». 1929 год.
Прояснить смысл рисунка помогают воспоминания писателя Варлама Шаламова о Луначарском, вернее, о том, как он проходил партийную чистку. Чистка в 20-е годы была демократическим мероприятием, сродни выборам: на ней любому партийному начальнику можно было задать любой каверзный вопрос, если он имел какое-то отношение к его биографии, и он был обязан ответить. А если в его деятельности имелись какие-то тёмные стороны, то чистка запросто могла закончиться для него утратой партбилета. В общем, это был придирчивый экзамен, проверка для руководства всех рангов.
В. Шаламов: «Он любил говорить, а мы любили его слушать.
На партийной чистке зал был переполнен в день, когда проходил чистку Луначарский. Каприйская школа, группа «Вперёд», богостроительство — всё это проходило перед нами в живых образных картинах, нарисованных умно и живо. Часа три рассказывал Луначарский о себе, и все слушали, затаив дыхание — так всё это было интересно, поучительно. Председатель уже готовился вымолвить «считать проверенным», как вдруг откуда–то из задних рядов, от печки, раздался голос:
— А скажите, Анатолий Васильевич, как это вы поезд остановили?
Луначарский махнул рукой.
— Ах, этот поезд, поезд… Никакого поезда я не останавливал. Ведь тысячу раз я об этом рассказывал. Вот как было дело. Я с женой уезжал в Ленинград. Я поехал на вокзал раньше и приехал вовремя. А жена задержалась. Знаете — женские сборы. Я хожу вдоль вагона, жду, посматриваю в стороны. Подходит начальник вокзала:
— Почему вы не садитесь в вагон, товарищ Луначарский? Опаздывает кто–нибудь?
— Да, видите, жена задержалась.
— Да вы не беспокойтесь. Не волнуйтесь, всё будет в порядке.
Действительно, прошло две–три минуты, пришла моя жена, мы сели в вагон, и поезд двинулся.
Вот как было дело. А вы — «Нарком поезд остановил»...»
Может быть, однако, всё было и не так гладко и бесконфликтно, как рассказал Анатолий Васильевич (в изложении Шаламова). Тут более важно и ценно другое: что наркому рядовым гражданином («из задних рядов, от печки») мог быть задан не слишком приятный для него вопрос, и члену Советского правительства приходилось публично оправдываться.