Гидроплан сделал вираж над внутренним рейдом и пошёл на посадку. Пронёсся над угрюмыми утюгами линкоров, замерших на бочках, снизился и коснулся острым, на лодочный манер, днищем воды – и побежал, оставляя за собой раздвоенный пенный след. Сбавил скорость, поравнялся с торчащими из воды остовами и трубами кайзеровских дредноутов, затопленных здесь, в Скаппа-Флоу в девятнадцатом году, и заложил дугу к берегу.
- «Супермарин «Саутгемптон». – прокомментировал Джоунс. На этот раз он был не в прогулочном костюме валлийского джентльмена, а в строгой тёмно-синей с золотыми позументами, форме коммодора Королевского Флота. - Дальний разведчик, на вооружении состоит с двадцать пятого года. Вместимость восемь человек, включая трёх членов экипажа, радиуса действия с избытком хватает для наших задач. Эти конкретные машины выпущены по спецзаказу – складные крылья и съёмное хвостовое оперение, чтобы можно было разместить из в судовых ангарах и на палубе. Но всё равно, повозиться с ними предстоит от души.
- И сколько таких будет на авиаматке? – поинтересовался его собеседник.
- Четыре штуки, Алистер - и не на авиаматке, а на гидроавианосце. Мы с вами на военном корабле Его Величества короля Георга, и здесь употреблять правильные термины. Впрочем, вам, человеку сугубо штатскому, пожалуй, простительна некоторая неточность.
Кроули дёрнул уголком рта – в этой гримасе коммодор уловил оттенок презрения. Впрочем, тот и не думал ничего скрывать – ему ли, признанному знатоку оккультных наук и создателю учения «Телема» забивать себе голову подобной ерундой?
- Я слышал, это довольно старое судно?
- Старое, но заслуженное. «Пегасус» принимал участие в прошлой экспедиции на русский Север, ещё во время их гражданской войны.
Оккультист проводил взглядом гидроплан, подруливавший к дощатому наплавному пирсу кабельтовых в трёх от гидроавианосца. Там его уже ждали техники в форменных флотских бушлатах. Они приняли брошенные бортмехаником швартовый конец, завели его на чугунный кнехт и, подтянув летающую лодку к доскам, подали узкие сходни.
- Значит, пилоты уже летали... туда, куда предстоит лететь на этот раз?
Коммодор покачал головой.
- Нет, в прошлый раз наша исследовательская группа добиралась до места по земле. У гидропланов с «Пегасуса» хватало другой работы, куда более важной. Большевики наступали, приходилось много летать – в том числе, и корректировать огонь наших канонерок и мониторов, противостоящих на Северной Двине красным плавбатареям.
О том, что лётный состав на гидроавианосце с тех пор сменился, по меньшей мере, трижды, он упоминать не стал. Сухопутная крыса – что с него взять! Однако своё, оккультное дело понимает крепко, иначе к нему не обратились бы за помощью в этой деликатной операции…
А Кроули всё не унимался.
- Я слышал, это судно собирались продать на слом?
Джоунс кивнул.
- Да, в двадцать пятом году «Пегасус» отправился в Сингапур, и там его вывели в резерв флота. И совсем было собрались порезать на иголки, когда подвернулась наша экспедиция.
В голосе «чёрного мага» прорезалось лёгкое беспокойство.
- То есть вы хотите, чтобы мы доверились такому ветхому судну?
…он ещё и трус!..
- Ну, старина «Пегасус» не такой уж ветхий. Дело в том, Королевский Флот перестал нуждаться в судах подобного класса, тем более – старой постройки, переделанных из коммерческих пароходов. Проще было избавиться от него, чем содержать и измысливать какое ни то применение.
Кроули покачал головой – похоже, собеседник его не очень-то убедил.
- И сколько аэропланов будет на судне?
- На заре своей карьеры в качестве гидроавианосца «Пегасус» нёс девять поплавковых разведчиков «Шорт». – снова принялся объяснять Джоунс. – Кроме того, на борт брали ещё один колёсный истребитель «Сопвич» - для него на полубаке была оборудована короткая взлётная палуба, ну а садиться предполагалось на суше. Но то были небольшие самолёты, одномоторные. Для наших целей такие машины не годятся, а потому ангары «Пегасуса» переделывают сейчас для «Саутгемптонов». Их предполагается взять четыре и, чтобы расчистить побольше места, с корабля снимают носовую взлётную палубу, катапульту и пушки.
- Говорите, снимают пушки? – беспокойство в голосе Кроули на этот раз было куда заметнее. – Но… разумно ли это? Всё же мы будем заходить в территориальные воды страны, которую не назовёшь дружественной Соединённому Королевству…
«Эти мне штатские… - коммодор едва скрыл презрительную усмешку.. – Будь ты хоть трижды маг и оккультист, дражайший Алистер, а всё равно останешься дилетантом…»
- Артиллерийское вооружение «Пегасуса» состояло из четырёх трёхдюймовых орудий, два из которых были приспособлены для стрельбы по воздушным целям. В обычном морском бою от такого арсенала мало проку. К тому же, у русских на Севере совсем нет военного флота – боевые единицы морских сил Северного моря они ещё в двадцать третьем передали в ведение частей ОГПУ, несущих охрану морских границ. Да и что это за «боевые единицы», одно название – парочка старых гидрографических посудин, да полдюжины тральщиков, переделанных из рыболовных сейнеров, сейчас они числятся сторожевиками погранохраны.
Кроули покачал головой – похоже, собеседник его не убедил.
- И всё равно, соваться в гости к большевикам без оружия…
…Он ещё и трус!..
- Нас будет сопровождать лёгкий крейсер Его Величества «Каледон». Терпеливо объяснил Джоулс. - тоже, между прочим, ветеран боевых действий в России, правда, не на Севере, а на Балтике. Он один сильнее всего, что русские могут наскрести на Севере, так что пусть это вас не волнует.
Ну, разве что… - Кроули с сомнением посмотрел на собеседника. – А где сейчас этот «Каледон»?
- Идёт сюда, в Скаппа-Флоу с Мальты, где он состоял в Средиземноморской эскадре Королевского флота. Раньше середины весны мы в путь не тронемся – погода у побережья Кольского полуострова просто ужасная, а ведь нам придётся поднимать с воды и затем принимать обратно гидропланы – а они не выдержат даже двухбалльного волнения! Да и лёд на озере хорошо, если сойдёт к началу мая. Так что не переживайте, время ещё есть.
Коммодор поднял воротник шинели – ветер с моря накатывался студёными дождевыми шквалами, от которых почти не спасали парусиновые обвесы мостика.
- Не спуститься ли нам в кают-компанию, Алистер? Здесь становится неуютно, а нам много ещё что нужно сегодня обсудить.
Кроули захлопнул бювар.
- Откуда у вас эти бумаги?
- Из Москвы. – ответил коммодор. – Но раньше нас их получил господин, о котором упоминал ваш французский друг - не припомню имени, тот, что основал в Фонтенбло институт с довольно-таки претенциозным названием…
- Георгий Гурджиев, «Институт гармонического развития человека». И никакой он мне не друг – встретились раз-другой, побеседовали, вот и всё знакомство. Я вообще слабо представляю, что у такого человека могут быть друзья.
- Как и у вас, Алистер, как и у вас. – Джоунс улыбнулся едва заметно, самыми кончиками губ. – Люди вашего склада нуждаются в поклонниках, единомышленниках, возможно, врагах – но друзьям возле них не место.
Кроули недовольно поморщился.
- Может, обойдёмся без философских отступлений? У меня имеются свои источники в Советской России, и они сообщают, что русский профессор Барченко плотно работает сейчас с «наследством» Либенфельса. И собирается в ближайшее время повторить его опыты с зомби.
- А каковы его шансы на успех, ваш источник не уточнил?
- Полагаю, он и сам этого не знает. – Кроули пожал плечами. – Но, боюсь, они невелики, ведь Барченко собирается пользоваться методикой Либенфельса, а к чему это привело – нам известно.
А эти записи не позволят вам сделать более точную оценку? – Джоунс кивнул на бювар, который Кроули всё ещё держал в руках.
- Сомнительно. Это перевод, сделанный тем же Либенфельсом, и ошибка вполне могла закрасться именно на этом этапе работы. Вот если бы вам удалось заполучить копию, а лучше фотоснимок страниц манускрипта – тогда было бы о чём говорить.
- Мы над этим работаем. - сухо отозвался Джоунс. – Пока похвастаться особо нечем, но ясно одно – ваш Барченко изо всех сил старается ускорить процесс.
- А значит – с большой долей вероятности наделает и других ошибок, помимо тех, что заложены в стартовых, так сказать, условиях. – Кроули потёр ладонь о ладонь, словно предвкушая неудачу незнакомого, но уже неприятного ему русского. – Кстати, вы не знаете, почему он торопится? Я понимаю, Либенфельс – в замок вторглись враги, у него не было другого выхода. Но сейчас к чему торопиться? Ясно ведь, что эксперимент предстоит крайне рискованный, лучше хорошенько во всём разобраться…
- Как вы догадываетесь, Алистер, Барченко действует не по своей инициативе и уж точно не из чисто научного любопытства. – ответил коммодор. – Хотя вполне допускаю, что и такой мотив имеет место. У него имеется высокопоставленный покровитель в ЧК, и по мнению моего информатора – он-то и торопит исследования. Возможно, хочет использовать полученные результаты во внутриполитической борьбе? Мы имеем сведения, что у большевиков намечаются перестановки в партийном руководстве, и это наверняка будет сопровождаться большой кровью.
- Одни коммунисты уничтожают других руками оживших мертвецов? - Кроули злобно ухмыльнулся. – Сюжет прямо-таки для Брэма Стокера!
- Скорее уж, для Джеймса Уэйла. Я слышал, он ведёт переговоры с киностудией «Юниверсал» об экранизации «Франкенштейна, а этот сюжетец, пожалуй, будет поубойнее.
А где они собираются брать... как бы это получше… исходный материал для своих опытов? Наверняка понадобится не один и не два… экземпляра?
- Вы плохо меня слушали, Алистер. Я, кажется, упоминал, что большевики решили поиграть в дворцовые перевороты – на свой, большевистский манер? А при таких играх в «материале», как вы изволили выразиться, недостатка не бывает. А если вспомнить, что покровитель Барченко состоит в высшем руководстве ЧК – то это последнее, о чём ему стоит беспокоиться.
- Тут я с вами соглашусь, Джоунс. – Кроули присел к столу и снова открыл бювар. – Тогда, с вашего позволения, следующий вопрос: вы действительно полагаете, что русские будут устраивать свои эксперименты возле того озера?
- Как раз нет. Они собираются проводить их где-то на Украине, сейчас не вспомню названия.
- Тогда – зачем мы затеваем нашу экспедицию? Согласитесь, расстояние от побережья Кольского полуострова до берегов Днепра великовато даже для ваших построенных по специальному заказу «Соммерсетширов»!
- «Саутгемптонов», Алистер, опять вы всё перепутали. – коммодор добродушно усмехнулся. – Можете быть уверены, что подобная бредовая мысль нам и в голову не могла прийти. Всё гораздо проще: если большевики действительно устроят у себя в Кремле очередную заварушку, да ещё и с участием зомби, им уж точно будет не до того, чтобы приглядывать за каким-то озером у своих дальних границ - как бы не рвался господин Барченко заглянуть за Порог Гипербореи. А значит - на этот раз нам ничто сможет помешать.
Гудок хрипло прозвучал над акваторией – один раз длинно и два коротко, отрывисто. Стоящий на бочке сторожевик - на самом деле, обычный сейнер, на полубаке которого торчала горная трёхдюймовка на поворотной тумбе - отозвался тремя тонкими свистками, приветствуя вымпел Морпогранохраны ОГПУ – зелёного, с парой косиц и красным прямоугольником, разделённым на манер старого корабельного гюйса Российской империи прямым и косым крестами, только с пятиконечной звездой в центре. Вымпел развевался на флагштоке ледокольного парохода «Таймыр», спущенного на воду в Санкт-Петербурге в далёком 1909-м году.
На долю старого ледокола выпало немало всякого. В навигацию четырнадцатого-пятнадцатого годов он вместе с ледокольным пароходом «Вайгач» первым из русских судов прошел Северным морским путем из Владивостока в Архангельск, открыв по дороге архипелаг Северная земля – тогда на правах первооткрывателей ему присвоили имя «Материк Николая II». Затем – участие в войне с германцами, служба в отряде судов Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Простояв два года в Архангельском порту на консервации, ледокол прошёл капремонт и в двадцать пятом был передан сначала в распоряжении Убекосевера (эта пугающая аббревиатура обозначала всего лишь «Управление по обеспечению безопасности кораблевождения на северных морях») а уже оттуда – в мурманский отряд Морпогранохраны, где и состоял до сегодняшнего дня. Ещё в пятнадцатом году «Таймыр» получил артиллерийское вооружение в виде двух противоаэропланных пушек системы Лендера, и теперь числился сторожевым судном.
- Что, Мироныч, идём норвежцев гонять? – спросил матрос. Круглая рязанская физиономия его была так густо усыпана веснушками, что они, казалось, делали немного ярче тёмный полярный день, много месяцев висящий над городом Романов-на-Мурмане, с семнадцатого года переименованный по распоряжению революционных властей в Мурманск.
Трюмный машинист Мироныч, служивший на «Таймыре» при всех властях, упрямо продолжал именовать город на старый манер, всякий раз вызывая праведный гнев судового комиссара и весёлые смешки матросов – особенно тех, что пришли с недавним призывом. Таких, впрочем, было немного – во флот, да ещё и Морпогранохрану, входившую в структуру ОГПУ, брали людей проверенных, политически грамотных. И любого другого на месте Мироныча давно бы уже привлекли по статье «контрреволюционная агитация» за ослиное его упрямство – но тут коса в виде комиссарской принципиальности и верности пролетарскому долгу нашла на камень, в роли которого выступил капитан «Таймыра», осознающий свою ответственность за то, чтобы судно выходило, когда это нужно, из порта – и делало это своим ходом. Обеспечить сей хлопотный процесс из имеющегося плавсостава мог один единственный человек – именно этот самый машинист Мироныч, знавший механизмы ледокола как крот собственную нору. За это ему прощали и «Романов-на-Муроме», и постоянное нахождение под хмельком и упорное нежелание надевать форму. Казалось, окружающие перестали воспринимать Мироныча, как живого человека, а относились к нему, как к важной части судна – неказистой, изношенной, порой доставляющей мелкие неудобства проблемной, но жизненно необходимой для нормальной работы целого.
- А и погоняем! – ответил машинист рыжему матросу. И их, и англичан, ежели придётся – а то взяли, понимаешь, манеру браконьерствовать в наших водах! Не-ет, шалите, не пройдёт у вас этот паскудный номер - раньше не проходил, и теперь не пройдёт!
- А я слышал, будто англичане года три назад присылали в наши воды миноносец, своих браконьеров защищать. – влез в разговор другой матрос, чернявый, малорослый, весь какой-то узловатый, будто скрученный из тросов. – Скажи, Мироныч, если такого встретим – одолеем его, или он нас потопит?
- Ежели миной под мидель долбанёт, тогда, известное дело, потопит. – рассудительно сказал машинист. - Только напомни, Гришка, ты у нас где состоишь по боевому расписанию?
- Ежели миной под мидель долбанёт, тогда, известное дело, потопит. – рассудительно сказал машинист. - Только напомни, Семён, вы с Гришкой состоите у по боевому расписанию?
- Ну, у кормового орудия. - ответил матрос, которого звали Семёном. – Он заряжающим, а я подносчиком боеприпасу. А что?
- А то, что, ежели ты к пушке снаряд вовремя подашь, а Гришка энтот снаряд в ейный казённик запихнёт, как полагается - то английский миноносец свою мину пустить не успеет, потому как сам потонет. Уразумел, салага?
Дождался бравого «так точно!» от изрядно смущённого Гришки и вперевалочку, как подобает морскому волку, отправился к трапу, ведущему вниз, к машине. А над рейдом раскатились ещё два гудка, на этот раз заунывно-долгие, прощальные. В ответ с пирса долетели жиденькие звуки марша, исполняемого духовым оркестром – так, согласно распоряжению капитана порта, провожали любое из судов Морпогранотряда, отправляющееся нести патрульную службу в неласковом зимнем море.В ответ с пирса долетели жиденькие звуки марша, исполняемого духовым оркестром – так, согласно распоряжению капитана порта, провожали любое из судов Морпогранотряда, выходящее чтобы нести патрульную службу в неласковом зимнем море.
Если кто-нибудь из читателей захочет поддержать автора в его непростом труде, то вот карта "Сбера": 2202200625381065 Борис Б.
Заранее признателен!