оглавление канала
Пауков стоял в своем кабинете, засунув руки в карманы и пустым взглядом смотрел на проснувшийся город. Ветер гонял по асфальту какую-то серую поземку, люди, подняв воротники, торопливо передвигались по улицам, словно перебегали от окопа в окоп во время бомбежки. Неприютно, холодно, уныло. И на душе у него было точно так же. На его столе ожила селекторная связь и голосом секретарши хрипло прочирикала:
- Виктор Анатольевич, машина готова и ждет вас внизу, как вы и просили.
Пауков слегка вздрогнул и поморщился. Ну что это такое! Сколько уже можно говорить, чтобы поменяли этот аппарат на более современный, чтобы без посторонних хрипов, скрипов и шуршаний! Последнее время его стали раздражать незначительные мелочи, на которые раньше он просто не обращал внимания. Не иначе, стареет. Эта мысль ему не понравилась, и он нахмурился. Ничего, он еще повоюет! Рано списывать его со счетов! Он схватил из шкафа свою зимнюю куртку и стремительно вышел из кабинета. Секретарша при виде шефа вскочила из-за своего стола и защебетала:
- Виктор Анатольевич, у вас через два часа встреча с директорами…
Он оборвал ее на полуслове:
- Все отмени! Меня сегодня целый день не будет!
Секретарша хлопнула длинными ресницами, ее полные губки сложились буквой «о», но задавать вопросы шефу она остереглась, по своему опыту зная, что, когда он в таком мрачном расположении духа, лучше держаться тихой мышкой и, желательно, подальше. Пауков спустился на лифте и пересек быстрым шагом холл. Шофер при его появлении стремительно выскочил из кабины автомобиля и услужливо распахнул перед ним заднюю дверцу. Он нырнул в уютное тепло автомобиля и уселся на мягкое кожаное кресло, коротко бросив:
- В клинику…
Водитель не стал спрашивать, в какую. И так знал, что последнее время шеф ездит только в одну клинику, для душевнобольных, где находился последние несколько месяцев его сын. Об этом знали все в офисе, и шушукались за спиной, строя различные предположения о причине пребывания младшего Паукова в означенной клинике. Слухи ходили разные, от примитивных, что младшенький съехал головкой по причине наркотиков, до самых невероятных, о том, что был украден инопланетянами. Но, шофер был, как ни странно, человеком разумным и думающим (что тщательно приходилось скрывать от окружающих), и предполагал, что причиной этого несчастья послужило некое происшествие, случившееся в последней экспедиции. Но своими мыслями, по понятным причинам, он ни с кем не делился, усвоив уроки молодости - чем меньше треплешь языком, тем дольше проживешь.
Тем временем, они уже покинули границы города, и въехали в лес. Неширокая асфальтовая дорога, расчищаемая два раза в сутки от снега, вилась между огромных сосен, словно уводя в другой мир, суровый, отрезанный от реальности города, словно таивший в себе некую скрытую угрозу для непосвященных в его секреты людей. Ветер с завыванием носился в кронах могучих деревьев, и кроме этого воя, леденящего душу, не было слышно никаких других звуков. Шофер невольно поежился, чувствуя неуместность роскошной машины среди этих великанов. Через несколько километров впереди показался просвет между стволами. Кованая ограда из длинных, похожих на копья прутьев, поверху которой была натянута тонкая стальная проволока, по которой проходил электрический ток. Машина притормозила около громоздких металлических ворот. Умный глаз камеры, расположенной сверху, считал номер машины, и ворота, подчиняясь автоматической команде, сами собой распахнулись.
Когда машина подъехала к длинному, похожему на нелепый обрубок от настоящего дома, трехэтажному зданию, выкрашенному в желтый цвет, у дверей Паукова уже встречал сам главный врач клиники Ройзман Самуил Яковлевич. Мужчина громадного роста с шикарной черной шевелюрой, проницательными, чуть прищуренными глазами, и огромными ручищами-кувалдами, покрытых густыми черными волосами, нелепо торчащими из рукавов белоснежного халата. В который раз Виктор Анатольевич подумал, что такими руками только подковы гнуть, а не врачом- психиатром работать. Несмотря на свои могучие габариты, голос у Ройзмана был высоким и каким-то писклявым, что никак не вязалось с его внешним обликом. И этим своим голосом, он пропищал:
- Здравствуйте, дорогой Виктор Анатольевич! Как добрались? – Пауков только хмыкнул. Можно было подумать по интонации заданного вопроса, что ему приходилось пройти не одну сотню километров пешком, чтобы добраться до клиники. А Врач продолжил пищать. – Прошу в мой кабинет. Там все и обсудим. С дороги горячего чаю непременно выпьем, и поговорим, что называется, ладком…
Врач возвышался над своим гостем горой, и как видно, стесняясь этого, неимоверно сутулился, пытаясь стать меньше ростом. Но получалась просто сутулая гора. Видимо, осознавая это, Ройзман много суетился и говорил ничего не значащие фразы, чтобы «заболтать» гостя, сгладить эту бросающуюся в глаза контрастность. Проведя Паукова через приемную, он подал какой-то знак своей секретарше, которой оказалась пожилая представительная тетка в очках и в белом халате. И только закрыв за вошедшим дверь, он резко изменил манеру поведения, став собранным и сосредоточенным. Они уселись в мягкие кресла, стоящие в углу кабинета, и Самуил Яковлевич заговорил тихо, с легкой досадой.
- Простите, многоуважаемый Виктор Анатольевич, но мне вас пока нечем обрадовать. Ваш сын ушел слишком глубоко в себя, и надежды его вернуть с каждым днем все меньше и меньше. Нет, он больше не буянит. Напротив, он стал спокойным. Но это спокойствие того рода, которое намного хуже буйства. А говорит это о том, что его мозг угасает, и, увы, этот процесс уже необратим.