Дачная жизнь и дружба похожа на помидор. Весной прорастает на подоконнике, пробиваясь тоненькими ростками из застенок черных пластмассовых горшочков. Летом высаживается в грунт и начинает крепнуть, тянуться к солнцу и радовать окружающих красными боками. По осени жухнет, опадает и беспощадно выкорчевывается. На зиму впадает в спячку, затихарившись семенами в бумажных пакетиках до следующей весны.
Они яростно дружили летом. Их дачные участки примыкали друг к другу своими "подветренными" частями. Переговариваясь через акведук, устроенный "товариществом" они за полчаса узнавали в сжатом виде, все накопленное в разлуке и заново "открывали" друг друга. Света была белозуба, белокожа, с толстенной русой косой и широка, как Волга. Глядя на нее в голову приходил Некрасов со своими селеньями и бабами. Рядом с ней мир переставал катиться в пропасть, а вставал на нужные рельсы, ведущие к спокойствию и счастью. Муж, внучка, собака, кот, двое "детишек" - все вращалось вокруг нее, а она радостно и легко, рассекая пространство как ледокол, полола, сажала и готовила, окутывая семью и соседей ароматами шарлоток, блинчиков и беляшей. Ее муж был красивым подтянутым мужиком, с широченными плечами и копной седых волос. Внешне ничем не похожие и даже немного забавные в своей геометрической направленности - Света росла вширь, а муж ввысь, они совпадали в одном. Мир смотрел на них, отражаясь в одинаковых небесно-синих глазах.
Всем было понятно, кто в доме хозяин. Лишь изредка муж взбрыкивал и отбывал на рыбалку, если уж Света заставляла делать что-то совсем неприличное, типа сажать мерзкий крыжовник, на том месте, где он как раз запланировал мангал. Всем соседям больше нравилась она, к ней тянулись, бегали за всякими пустяками и бесконечно "тревожили" - еще бы такая удача - врач в "товариществе"! Ее мужа немного побаивались, уж больно грозно он смотрел на каждого визитера, который отвлекал его жену, но все же "прощали" видя, как он ей улыбается.
Летняя жизнь бурлила и неслась вприпрыжку, не то что мерзкий ноябрь, который тянется месяца два-три. Не успели приехать, как уже "прут" огурцы, только засолил первую партию, как заалели помидоры, а еще ведь "ягоду" обрабатывать, детей витаминизировть, на речку бегать и на станцию за молоком. Короче весь день - как белка в колесе, а вечером еще самовар и лото. Зато спишь как убитый. Ни тебе бессонницы, ни кошмаров, ни мук совести. Наутро болит все, но равномерно, без тревожных "уколов" в одном месте, а уж когда вспоминаешь, что на даче никого "выгуливать" не надо, так жизнь вообще превращается в музыку.
Череда солнечных дней в прорезях зеленой листвы незаметно закручивалась в тугую воронку и опадала к концу августа ворохом желтых листьев, заставляя хвататься за грабли и тихо вздыхать. Гения не отменишь - лето дышало осенью, день укорачивался, а надо было столько всего успеть! Всучить соседям обманом и хитростью слонопотамные кабачки, развезти проклятые яблоки по всем знакомым, наварить из них компотов, соков и насушить дольками, короче умудохаться так, что закрывая калитку в последний дачный день пообещать себе строго-настрого - спилить эти яблони к ... матери на следующий же год! Спилить и посадить газон!
Следующий год был дивным. Жара стала "лупить" еще с майских, да так, что даже их близко-грунтовые участки просохли и радостно приняли рассаду. Только у Светы никто не возился. Даже странно.
- Свет, ты где? - крикнула Лариса, заметив движение. - Это ты? - встревожилась она не получая ответа.
- Я, - ответила чужая женщина, робко подходя к забору.
- Господи! - ужаснулась соседка. Эта высохшая "тень" ничем не напоминала ту, которая была здесь "царицей", даже глаза выцвели.
- Что случилось? - спросила она тихо.
- Коля умер, - монотонно ответила Света и тихо заплакала. Слезы катились по лицу, а она даже не замечала. - Его в парке нашли, на лавочке. Знаешь, у нас на Сухаревке, напротив чебуречной. Мы там с сыном пробегали, недалеко. В метро спускались, узнать, может они видели чего? А там сказали, что только алкаша одного выпроводили, а приличных, как Коля не было. Мы пробегали мимо и не заметили, понимаешь, если бы мы заметили, он был бы жив, а мы не заметили, хотя и пробегали мимо.
Света говорила как заводная кукла и не слышала себя. Так и пошла в дом, развернувшись и не кивнув на прощанье.
В тот морозный день ему стало плохо в метро, он шел пошатываясь и цепляясь за стены, шапку стащил рывком и расстегнул ворот куртки. Шел, пока не упал. Очнулся в парке, от него отходили двое.
- Вить, но от него даже не пахнет?! - услышал он девичий голосок. - Может скорую?
- Какую скорую? Проспится и почапает домой, не дури - одернул девчушку суровый Витя - Нам такие проблемы не нужны.
Крикнуть сил не было, в груди было тесно и жарко. Вот только бы ответить на звонок. Светка извелась, небось, вся.
- О, глянь какой снеговик! - на этот раз голос был почти детский.
- Да он спит, убогий, бери и айда! - ответил такой же "ломаный", подростковый.
Бездвижная левая рука не удержала телефон и пацаны убежали. Дальше он уже ничего не помнил, да и не было ничего дальше.
Это дачное лето было такое же распрекрасное, как и год назад. Только у Светы все стихло. Она, правда, по привычке, еще сновала по участку, но ничего не росло и не колосилось. Привередливые растения чувствовали "чужую" руку и никак не лезли из земли. На следующий год участок продали, а Света исчезла, как и не было.
- Лар, ну что ты так переживаешь, она тебе по сути чужой человек, - успокаивала подруга.
"Чужой" думали все, кто прошел мимо той зимой, кто приблизился, но не помог. Их дома ждали "свои", а "чужие" пусть сами разбираются.