Утро первого сентября одна тысяча девятьсот девяносто пятого года Егору врезалось в память на всю жизнь. В этот день он впервые пошел в школу. Не в тот маленький класс в их интернате, где ласковый голос Ольги Петровны, отражаясь от стен, проникал в юношеское сознание, оставляя там необходимые в жизни знания, даты и цифры, а в самую настоящую школу, где учатся обычные дети, где много учителей, где надо переходить из кабинета в кабинет, а на переменах шум и толкотня от непоседливой малышни и негромкие разговоры старшеклассниц у подоконников.
Родители, как это давно уже повелось, нагрянули к Егору в комнату с подарком, едва тот открыл глаза, подергали сына за уши, а он в ответ их обоих поцеловал в щеки. Потом пошли завтракать. После мать принесла Егору брюки и рубашку, и пока сын одевался, родители, сидя на диване, смотрели и посмеивались, видя, как он, пыхтя от усердия, непослушными от волнения руками пытается застегнуть неподдающиеся пуговицы.
- Лиза, а цветы-то забыли! – вдруг спохватился отец.
- Не забыли! Они в коридоре в вазе стоят.
- Ну, Егорка! Ни пуха ни пера!
- Спасибо, папа!
- К черту надо говорить, сын, к черту!
- Нечего в такой день сквернословить! – вклинилась в беседу мать.
С букетом цветов в руке, с сумкой с учебниками на плече Егор шел в школу и по дороге пытался представить, как его встретят новые одноклассники. Примут ли они его в свой круг? Как быстро поймут, что он ничем от них не отличается? И как будут к нему относиться учителя? И еще сотня вопросов, требовавших незамедлительных ответов. Но посреди этого моря терзаний, как спасительной сушей, отчетливо укоренилась радость от того, что он и Мишка попали в один класс.
- Егор, я уже разузнал: в нашем классе девчонок больше чем парней, а классную руководительницу зовут Алевтина Александровна, - Мишка выпалил всю информацию на одном дыхании, встретив друга у входа на школьный двор. – Пойдем, вон там наши стоят, - махнул он рукой в сторону флагштока. – Сейчас линейка начнется.
Приятели побежали, придерживая сумки, чтоб не били по ногам, но не преодолев и десятка метров, Егор загремел вниз, споткнувшись о какую-то неровность на асфальте. Сумка отлетела в сторону, а вот букет оказался прямо под животом, причем Егор еще и проскользил по нему. Мишка тут же помог другу подняться, и они вдвоем взирали на порванную и испачканную рубашку. Потом Егор пощупал саднящий подбородок. Оказалось, содрал кожу. Потом зажгло локти – та же ситуация.
- Хорош у тебя видок для торжественной линейки, - резюмировал Мишка, слегка выпятив нижнюю губу.
- Ничего, в майке пойду, она вроде чистая, - ответил Егор. – Мне больше букет жалко, он такой красивый был.
- Давай я соберу те цветочки, что не поломались и от своих чего-нибудь добавлю, - предложил Мишка. – А ты пока рубашку снимай и в сумку сложи… Да через голову стяни, - добавил он, видя как приятель пытается расстегнуть пуговицы.
К своему классу друзья подбежали в тот момент, когда Алевтина Александровна спросила: «А где же новенькие?»
- Здесь мы, - ответил Мишка.
Учительница развернулась, посмотрела на обоих и всплеснула руками, увидев капельки крови на майке Егора.
- Что с тобой случилось?
- Я упал, Алевтина Александровна.
- А подбородок болит?
- Не очень.
Успокоившись, классная руководительница, спросила:
- А как тебя зовут-то, пострадавший?
- Русов Егор.
- А ты, значит, Михаил Ридéль?
- Рúдель, Алевтина Александровна.
- Ладно, ребята, вставайте сзади, сейчас линейка начнется.
Егор встал с краю, спрятавшись за спиной учительницы, и поверх голов одноклассников с интересом наблюдал за торжественной церемонией, даже не подозревая, что высокого и мускулистого юношу с не меньшим интересом изучают взглядами стоящие неподалеку десятиклассницы.