Мы были здесь, на Юге, только со вчерашнего вечера. Мы немного задержались специально, чтобы избежать огромных толп, стекающихся сюда на “летние торжества". Мы остановились на третьем этаже одного из огромных отелей. Мы забронировали весь этаж, потому что приедут еще шесть друзей. Среди них Дени, один из самых известных молодых врачей, и художник Сильвестр, друг Арины, приятный, тихий и скромный блондин лет тридцати, одетый в темную одежду, которая контрастировала с его голубыми мечтательными глазами.
Из того, что я понял из поведения других по отношению к ним, они должны рассматривать врача и художника как “звезд” группы, но последние, похоже, понятия об этом не имеют. Они всегда говорят простым, приземленным тоном о разных вещах, но никогда о своей работе.
Увидев сверху западное побережье, я заметил, что сейчас оно, от одного побережья до другого, застроено огромными отелями, которые делают его похожим на бесконечный курорт. Названия мест меняются так часто, и во многих районах они сохранили древние названия, которые сейчас звучат довольно странно рядом с новыми и более поэтическими: Алый берег реки, Побережье Радости, Малый Склон, Голубая Лилия, Бриллиантовые камни Полуночи. Тем не менее, ни форма, ни последовательность этого огромного состояния нигде не меняются; оно вечно простирается до горизонта. Там были тысячи гигантских дворцов для путешественников, но ни следа жилых домов, церквей, учреждений, школ, промышленных и научных объектов—только эти огромные отели и молодежные центры (их называют ларинтерами и цивишеймами), построенные между набережными и парками, обширными песчаными пляжами и гаванями. Каждый из этих дворцов граждан представлял собой отдельное прямоугольное здание, украшенное по периметру своего рода яркими кристаллами, которые отражали лучи солнца, собранные в течение дня. И они были такими яркими, что их можно было разглядеть с ночного неба.
Архитектурные стили варьировались, но в целом все было идеально гармонично. Да, здесь я действительно чувствую себя так, словно нахожусь в одном из их крупнейших городских центров. Даже когда я один в своей комнате, в полной тишине, я почти слышу шум и суету миллионов путешественников, ежедневно посещающих этот огромный морской курорт.
И хотя здесь вы чувствуете чистую радость жизни в невероятной степени—по сравнению с нашим временем—то, что они делают, и то, как они это делают, не так уж сильно отличаются от наших. На рассвете я увидел тысячи людей, стоящих у своих гигантских отелей с хрустальными кружками, наполненными водой и фруктами, и любующихся невероятным видом. Под нами, на кортах и полях, вы могли видеть молодых людей, занимающихся спортом и играми с мячом. Неподалеку, в парках и на пляжах, люди прогуливались, купались и устраивали пикники, совсем как мы.
Мы с Софией довольно долго гуляли. Степан и Матильда были дальше впереди. Она сказала мне, что впервые за эти дни познала себя во всей ее глубине. Она обнаружила в себе какое-то умиротворение, о котором никогда не думала, что оно у нее есть. Я не знал, что на это ответить, поэтому просто сжал ее руку и пошел дальше.
“Я наконец-то могу оценить песни! Я наконец-то могу отождествиться с их значением!” - добавила она. "Даже смена времен года приносит мне внутреннее чувство радости. Я помню, что чувствовала это только до пятнадцати лет. Затем оно исчезло. До сих пор.”
Я все еще не прикасался к ней и не думаю о ее обнаженном теле. Мы оба все еще находимся на той первой стадии глубокой и истинной любви, когда чувства проявляются исключительно в сердце, а не во плоти.
Вечером вся группа оставила свои занятия и, пройдя через сосны, направилась вглубь города. Всего нас было четырнадцать человек. Около полуночи, после того как прогулка закончилась, женщины из группы предложили нам пойти на одну из больших террас, чтобы посмотреть большое танцевальное представление сверху. София сказала мне, что сегодня вечером будет невозможно найти время только для нас двоих.
Мы присоединились к остальной части толпы, которая не принимала участия в происходящем, и сели над огромным танцполом, наблюдая за захватывающими и медленными движениями большого общего танца.
Я прошептал Степану, что все это напомнило мне об очень уникальной балетной труппе, но он отрицательно покачал головой. Вскоре после этого он объяснил мне значение символического танца и последовавшей за ним общей безмолвной молитвы. Он сказал, что, если бы у нас была соответствующая одежда, мы все могли бы принять участие. Я верю, что такое зрелище, такая гармоничная координация и великолепие были бы величайшей мечтой даже наших лучших хореографов. Только в наше время эта мечта никогда не могла стать реальностью.
Танцоры-мужчины были одеты в черное, а у танцовщиц на головах были венки из цветов, и они были одеты в официальный шелковый, драпированный, однотонный костюм длиной до пола. Они прошли перед нами, каждый со своими хореографическими движениями, как идеально синхронизированное целое, предлагая мне новообретенные, неописуемые эмоции.
Они даже пробудили во мне чувство гордости и эйфории за то, что я присутствовал в этой уникальной церемониальной обстановке, которая, однако, не имела ничего общего с какой-либо официальной религией или религиозным принуждением. Сама музыка говорила с тобой, звуки, танцевальные движения тоже… Можно подумать, что они тоже способны на чувства и ностальгию, как и человеческое сердце. Они говорили об истинной любви, о такой любви, которая может заставить тебя пожертвовать собой... Они также говорили о другом виде любви, любви, которая может победить время и заставить вас жить вечно, потому что вам было бы все равно ни о смерти, ни о себе, только о другом человеке. Они говорили о любви тысячью разных способов, бесчисленными нежными движениями и поворотами, как будто у них был дар человеческой речи!
На другой стороне террасы, которая выглядела как обширная площадь, большая толпа, одетая в типичные костюмы унге, которая всегда сопровождала важных людей, окружила пожилого человека, которого, как мне сказали, звали Нишфельт и который был одним из самых выдающихся художников того времени. “Он только что вернулся из Долины Роз”, - слышал я, как говорили люди. Сильвестр, художник нашей группы, который когда-то был учеником Нишфельта, сказал, что тот сильно изменился с тех пор, как он видел его в последний раз.
Пора было уходить. “Мы вернемся завтра”, - сказал я Софии перед тем, как мы расстались. ”Это стоит того, чтобы увидеть все это снова, только вдвоем, не так ли?"
