В принципе, это один из немногих шедевров немого кинематографа, который не нуждается в представлении – его знают все, а культурный памятник, в которую превратилась Одесская лестница, обсуждают даже те, кто фильм так и не посмотрел; он входит в бесчисленные списки лучших и главных произведений 20 века, считается вершиной в творчестве Эйзенштейна и редким типом изображения, не поддающимся эрозии времени.
Всё это так – и ещё много, много больше.
Понятно, что сюжет не воспроизводил реальные события, а лишь ими вдохновлялся – и это впоследствии дало повод целой когорте знатоков посвятить фильму десятки обличительных статей, разбирающих множественные исторические «несоответствия»; и понятно, что для многих «Потёмкин» был и остаётся лишь показательным примером пропагандистского кинематографа – ну, хотя бы потому, что так когда-то написал Геббельс.
Но в первую очередь это триумф автора, его «Девятый вал» на скорости 24 кадра в секунду – сплотивший вокруг себя массовую и элитарную публику, молодых и старых, дурака и мудреца. Его форма, связка поразительной текучести, пластичности богатой визуальной палитры и новаторского монтажа, и по сей день будоражит, захватывает, намертво приковывает к экрану; и, скажем, саспенсу из финальной, пятой части, без преувеличения мог бы позавидовать любой наш современник.
Говоря о людях как едином организме, Эйзенштейн ровно по такому же принципу конструирует и само кино. Каждый самостоятельный отрезок и кадрик не автономны, но являются частью большого сплочённого организма. Нерв вытаскивается из хлёстких сопоставлений (скажем, три разных плана льва, конструирующие ёмкий образ восстания), глубокой работы с драматическим напряжением (все пять частей разработаны как полярные по тональности эпизоды – трагедии всегда предшествует событие с чуть сниженным эмоциональным накалом) и виртуозная работа с камерой (а работа Эдуарда Тиссэ, без преувеличения, достойна отдельных киноведческих исследований).
И конечно, «Броненосец Потёмкин» – образец правильного использования в искусстве пафоса. Выразив гуманистический месседж через эмоцию, Эйзенштейн показал, насколько мощно творческий импульс может воздействовать на аудиторию.