оглавление канала
Подходя к дому, он увидел, что в окошке кухни горит свет. Значит баба Марфа не спала, ждала его. На душе сразу стало тепло. Остановившись за забором, он поднял взгляд в звездное небо и вздохнул всей грудью, сбрасывая с себя всю налипшую на комбинате ментальную «грязь». Не зачем тащить с собой в чистый дом всякую пакость. Потом взял горсть снега и протер им лицо. В голове сразу прояснилось, и даже зрение как-то сразу обострилось. Любая вода, падающая с неба, она живая. И напоит, и умоет и разум просветлит. Всю грязь и с тела, и с души смоет. Так его учил Прон, когда он рассказал старцу о танцах Катерины под ливневым дождем. Он тогда объяснил Олегу, что Катя так пополняет свой энергетический «колодец» прямо от энергии земли и неба, из Прави и Яви. В этом и состоит секрет ее силы, хотя, скорее всего, она сама об этом и не догадывается, делая это интуитивно, по порыву собственной души.
Мысли о Катерине на мгновение полностью затопили его сознание, и он, будто наяву увидел ее, и, кажется, даже почувствовал слабый, едва уловимый запах диких летних трав, которыми пахли ее волосы. Но, видение длилось всего лишь один миг, и исчезло, оставляя в его душе светлую грусть. Ему захотелось, как можно скорее выполнить задание, и вернуться к ней, к Прону и Асхату, вернуться домой. Когда он вошел в дом, баба Марфа встрепенулась, отложила свое вязание, и принялась суетиться, накрывая стол. Он попытался уверить старую женщину, что вовсе не голоден, но, старушка и слышать ничего не желала, все повторяя тихим голосом, чтобы не разбудить спящего Антона:
- Как же… Не голоден. Чай целый вечер работал рук не покладая. Ты, сынок, со мной не спорь, я лучше знаю, что мужику после работы потребно. Садись, поешь как следует…
Поставив перед ним полную миску горячей гречневой каши, из, заботливо накрытого толстым полотенцем, чугунка, чтобы не остыла до времени, сдобренную как следует тушенкой и жаренным луком, она опять принялась за свое вязание. Олег с удивлением почувствовал, что, действительно, очень сильно проголодался. Поев, сам убрал со стола, налил горячего чая себе и бабуле, опять уселся за стол, и тихо проговорил:
- Расскажи мне, пожалуйста, как в действительности погибли родители Антона.
Старушка кинула на него быстрый, испуганный взгляд, опустила руки с вязанием себе на колени, словно, не в силах была их больше держать, будто в руках было не легкое вязание, а тяжелые гири. Тяжело вздохнула и тихо проговорила:
- Я ведь сразу поняла, сынок, что ты тоже из тех, кто ЗНАЕТ… У вас какой-то особенный взгляд, будто смотрите вы не поверх, а глубоко внутрь. У Витальки, Тошиного отца, такой же был. Он ведь был не простым работягой, инженером. Я сильно-то и не спрашивала, что у них там на работе происходит. Дочка-то тоже с ним работала, мастером была. Она институт не закончила, не успела, только техникум. Поженились с Виталием, потом Тошенька родился. Что-то у них на работе неладное было. Мне то никто не рассказывал, видно расстраивать не хотели. Да, и чего бы я понять могла, бабка неграмотная. У меня всего три класса в церковно-приходской школе и было. Писать, читать научилась, и ладно. Не до учебы нам было, в те годы-то. Но, я не умом, сердцем беду чуяла. А в тот день у них выходной был. И собрались они, вроде как, на лыжах покататься. Сказывали, в Глухариную пещеру съездить хотим, поглядеть, мол, красиво там. Дочка добавила мне шепотом, мол, не волнуйся, мы кое-что проверим и сразу вернемся. А у меня сердце так и сжалось. Старики баяли, место то нехорошее. Я их отговаривать стала, что, мол, мало что ли тут других мест красивых? Они только смеялись, говорили, что не верят в суеверия стариковские. А в самых дверях, Геля, дочка, вдруг обернулась, и говорит вдруг: «Мама, ты за Тошкой то присмотри получше…». Ох как мне тошно стало после слов ее этих, я тебе и высказать не могу. К вечеру не вернулись. Я на комбинат побежала, мол так и так. Поиски организовали. И у самых тех пещер их и нашли. Говорят, снежная глыба на скалах была, да вниз и сорвалась. Только, я не верю. На них ни царапинки не было, ни ссадинки. Разве ж так может быть? Только, кто ж меня слушать-то будет, бабку малограмотную… - Она тихонько всхлипнула, вытерла уголком платка навернувшуюся слезу. Потом, вроде, как что-то вспомнив, проговорила. – А ведь, ты знаешь, Алексей-то, охотник, ведь уже тогда жил в избе той, на краю. И тогда еще не старым был, да и сейчас почти ни капли не изменился. Странно мне это показалось. Не зря чурался он людей, бирюком жил. Он тогда, со всеми вместе искать моих-то кинулся, он-то их и нашел. И помню я, шибко расстроен был, что погибли мои. Вроде как, они и ему близкими были. Врать не буду, плакать не плакал, а смурнее осенних туч ходил, и уж после этого, за Тошкой поглядывал, грамоте старинной обучал, охотничать вот учил. Я сразу смекнула, в чем дело. Из тех он, из ЗНАЮЩИХ. Мне про них еще моя бабка рассказывала. Они всегда в наших краях жили. Вроде как, тайными знаниями из древности они владели. Так ли это? – И она посмотрела прямо в глаза Олегу.
От такого прямого вопроса он даже растерялся. Но врать старушке у него сил не хватило. Он отвел глаза, и задумался на мгновение. Потом, заговорил медленно, стараясь подобрать правильные слова.
- Все так, баба Марфа. Только знания эти, если к плохим людям попадут, всем горе принесут. Беда может случиться, и не только для ближних, для всего мира. И пропал Алексей неспроста. Я пришел, чтобы выяснить, что с ним случилось. Прости, но больше я тебе сказать не могу. – И он виновато глянул на бабульку.