И показывает волшебное стекло: чёрный овраг в дремучей чаще, на краю оврага Иван лежит, грудь в крови, одёжа порвана, кругом деревьев погнутых-сломанных множество. Лежит горемыка, не шевелится – то ли жив, то ли мёртв.
- Непонятно, - говорит Яга и сильно в стекло всматривается. – Придётся, видать, с избушкой вместе до Ваньки топать. Вишь, пластом лежит окаянный! Не унесть на плечах детину такую!
- Не унесть, ой, не унесть! – хлопочет Сорока. – Разворачивай избу!
- Угомонись, птица! Колдовать буду, - прикрикивает Яга. – Думаешь, легко оно – сниматься с насиженного места! Столько годов тута стоим.
- Ну вот и разомнутся ножки-то курьи! А то, небось, в землю уж вросли, - осторожно предполагает Сорока.
- Я тебя саму сейчас в землю вращу, будешь тут предполагать! - раздражается Яга. – Отойди, не подслушивай!
Чуфыр-муфыр!
Три колодца – восемь дыр!
Курьи ножки,
Станьте на дорожку!
По лесу бегите,
С пути не сверните!
К Ваньке доставьте,
Прыти убавьте!
Миг потопчитесь -
Обратно вернитесь!
Тут же изба зашевелилась, качнулась, развернулась, заскрипела, затрещала и медленно пошла по звериной тропе в сторону леса…
Жив Иван оказался. Только без памяти да переломан весь. Помял его Леший. Не хотел он Ивана насовсем жизни лишать, так только, поучить слегка. За гордость чрезмерную да самоуправство. Да, видать, перестарался маленько. Целый месяц Яга над больным хлопотала, пока он в чувство не пришёл. Мазями мазала, припарками припаривала, отварами из липового лыка поила да раны промывала, и всё слова колдовские бубнила. Сороку да кота Ваську с поручениями загоняла. Пока ухаживала за терпимцем, привыкла к нему, даже привязалась по-своему. А как открыл Ваня глаза да пить попросил, обрадовалась. Это и понятно. Шутка ли – столько трудов положить! И денно, и нощно. Хотелось, чтоб не зря.
Ванюшка благодарен был за заботу сказочную. Только раны затянулись, начал по хозяйству помогать. Сначала полулёжа, руками работал – Яга вставать не разрешала. Потому как косточки ещё не все срослись. Потом сидя. То крупу перебирал, то траву пучками связывал, то грибы чистил; вот нож починил, ложку деревянную вырезал, лапти Яге сплёл, корзины - малую и большую - для нужд хозяйственных. Сороке песни пел, Ваське шёрстку чесал – никаким занятием не гнушался. Вечерами, бывало, истории сказывал: про братьев-сестёр своих, про родителей, про жизнь в деревне. Про мечты о будущем: мол, жениться хочет, вот невесту присматривает.
А поздоровел, вставать начал, выходить из избы – дел прибавилось. Хозяйским глазом оценил обстановку Ванюша, и ну работать. Кряхтит, превозмогает, но делает.
Дров нарубил на всю зиму, воды натаскал не одну кадушку. Худую крышу у избушки починил, дверь рассохшуюся на новую сменил. Даже крыльцо сколотил с тремя ступеньками, чтоб Яге в дом-из дому беспрепятственно ходить. Яга не нарадуется на помощничка!
Дружно жили Иван, Яга, Васька да Сорока всё лето, до осени. А осенью, когда лист желтеть начал, да журавлей косяк в тёплую сторону потянулся, решил Иван, что и ему пора домой, в родную деревню, к старикам-родителям.
Но тут закавыка вышла. По-другому судьба распорядилась.
- Ванюшка, а ты вправду жениться надумал, невесту ищешь? – спрашивает как-то раз Яга.
- Зачем мне врать? – удивляется Иван. – Говорю, как есть.
- Помогу тогда делу твоему. Парень ты отменный, жених – хоть куда. По тебе и невеста должна быть, - говорит Яга и сверлит Ивана глазами из-под мохнатых бровей. – Знаю я такую, Марьюшкой зовут. Но добыть её надобно, а это непросто. Потому как в неволе она, у Кощея Бессмертного в замке, в заточении сидит. Удумал Кощей жениться на Марьюшке, вот и склоняет её, поганец, к согласию. Подарками задаривает - драгоценными украшениями да нарядами царскими. А не согласится – смертью лютою наказать грозится! Семь дней на раздумье несчастной выделил, три дня уж прошло! И хоть гибель к Марьюшке идёт неминучая, отвергает она домогания противные – не мил ей деспот бессовестный! Плачет девица день и ночь. Очи синие, как небушко, все подчистую выплакала. Тает на глазах с тоски. Жалко девчонку, пропадёт ведь, ни за што ни про што. Красавица, умница, умелица! Спаси её, Ванюша? Будет тебе женой хорошей, коли полюбишься ей. А не полюбишься, тоже ладно - дело доброе сделаешь, освободишь девицу. Добро-то, оно возвращается. Будет и тебе счастье!
- Как Марьюшка к Кощею попала? – спрашивает Ванюша тревожно, а сам о чём-то думает.
- Как-как, очень просто! Кощей вороном чёрным обернётся и летает-кружит над лесами, полями, деревнями. Где что случается – он всё ведает, всё знает. Вот и приглядел Марьюшку в деревне одной. Подросла девица, похорошела. Как такую красоту не заметить! Заметил, поганый! Ураганным ветром унёс! Прямо из дома отчего, от родителей! – горько возмущается старуха. - Сколько девок хороших загубил, не счесть! Горя людям наделал за век свой нескончаемый! Обиталище-то Кощеево в народе Замком Плачущих Невест называют. Пора прекратить беззаконие, Ванюша. Сделаешь? А я тебе помогу.
- Как же я одолею Кощея, бабушка? – волнуется Ваня. – Он же - Бессмертный!
- Я научу тебя, Ванюша, не переживай, - хлопочет Яга. – Васька, неси волшебное стекло! Посмотрим, что у Кощея в замке творится, проведаем Марьюшку взаперти.
Глянул Иван в волшебное стекло и видит: среди леса стоит чёрная гора, на горе - зловещий замок с башнями. На башнях – окна с решётками. В самой высокой башне за решёткой девица красоты такой, что пером не описать, сидит у окна, горюет, голову склонила. А над замком ворон чёрный вьётся-кружит!
Так и запала в душу Ивана картина эта! Загорелась в сердце молодца отвага, румянцем на щеках заиграла! Откуда и силы пришли небывалые!
- Говори, бабуся! – требует Иван. – Как Кощея победить да Марьюшку от плена освободить?
- Ну вот! Другой разговор! – радуется Яга. – Замок Кощея далече, пешком не дойти. Да и сроку до Марьюшкиной погибели - четыре дня всего! Вот и нужен тебе Конь-Златая Грива. Конь этот не простой. Гривой златой так сияет, что ночь в день превращает, скачет-летит быстрее ветра, а копыта для врагов - смертоносные! Без него тебе Кощея не одолеть! А коли добудешь Коня, станет он тебе верным другом и помощником.
- Где и как добыть Коня-Златая Грива, сказывай! – торопит Ягу Иван.
- Ты давай не шибко-то… торопыга! Поторапливайся, не спеша. Конь-Златая Грива каждую ночь на водопой приходит к Лунной речке. Аккурат против займища становится. Возьмёшь уздечку заговорённую, на шею ему набросишь. Уздечку-то сама тебе приготовлю. Но поймать Коня непросто, больно уж чуткий, всё услышит: и шорох, и вздох, и даже думки твои. Выследишь, подкрадёшься незаметно, хватай его за гриву да прыгай на спину! Он кобениться будет, на дыбы вставать, стряхивать, а ты держись, что есть силы! А как уздечку накинешь, так он смирный станет под тобой. Но смотри, не заходи сзади, ударит копытом, прибьёт насмерть! Добудешь Коня, скажу, что дальше делать.
Дала Яга Ивану уздечку. Отправился он ночью к Лунной речке, нашёл место, уселся в засаде в густой траве. Сидит, притаился, слушает звуки, прислушивается, в темноту вглядывается. И, вроде, страшно ему, и, в то же время, покойно. Луна округу освещает, в речке отражается. Речка чёрная масляная течёт в темноте, плещется. Сверчки нестройным хором песни поют. Трава высокая качается, шелестит под ветром. Вот птица ночная ухнула! Да так близко, что у Ивана душа – разом в пятки! «Сова, - думает Иван. – На охоту вышла.». А Конь-Златая Грива всё не йдёт и не йдёт. Ждал, ждал Ванюша, сморило его в конец, и заснул горе-охотник окончательно.
Очнулся, когда уже светало. Вышел на берег речки, смотрит – на земле следы свежие конских копыт. Приходил-таки Конь-Златая Грива на водопой. Эх-ма! Рассердился на себя Иван: Марьюшка в замке Кощеевом муки терпит, погибает, а он - вона чё, спит! В другую ночь, решил Иван, ни за что не усну!
Пошёл он во вторую ночь сидеть в засаде. Долго ждал. Чу! Топот копыт неспешный близится. Смотрит во все глаза Иван, в темень всматривается. И вдруг видит: осветился берег реки, как днём! Выходит из зарослей Конь: статный, длинноногий, сам – белоснежный, а грива – так золотом и сияет! Застучало у Ивана сердце, бьётся, как молот – сейчас из груди выскочит! А Конь склонил голову над водой, пьёт степенно, не чует охотника. «Хватит таиться в засаде! - решает Иван. - Надо напролом идти!». Думал одним махом достичь Коня, на спину ему вспрыгнуть. Да куда там! С болезни утратил удаль молодецкую. Из засады-то выскочил, да только шуму наделал - спящих птиц перепугал, бекаса да дубровника, о камень споткнулся, перекувырнулся, в траве застрял. А Коня-таки упустил. Улетел, как ветер, Конь-Златая Грива, и снова темень стала вокруг, хоть глаз выколи. Воротился Ваня к Яге в избушку, не солоно хлебавши. Сел на лавку, голову повесил.
- Что, касатик, не весел? Почто голову повесил? – говорит Яга, а сама на уздечку пустую смотрит. – Не достал Коня-Златая Грива?
- Сама же видишь, чего спрашиваешь, - не очень вежливо отвечает Иван.
- А ты не серчай так. Я ж к тебе – с добром, с помощью, - качает головой Яга. – Видать, без колдовства не обойтись… Слушай сюда, Ванюша! Завтра до полуночи на берег пойдёшь. Как в засаде устроишься, скажи такое заклинание:
Ночь-владычица, укрой!
Стану я сырой землёй,
Стану во поле травой,
Твердью каменной немой.
От беды убереги!
В правом деле помоги!
Как скажешь, замри! Превратишься в камень будто. Серый, бездыханный. Вот Коня и не спугнёшь.
- А ежели не вернётся он более? Напужался и не вернётся, - волнуется Иван.
- Вернётся, не сомневайся, - успокаивает Ивана Яга. - Там, против займища, в Лунной речке заводь имеется. В заводи - вода необычная, серебром сверкает. Пьёт Конь-Златая Грива серебряную воду заговорённую и получает силищу огромную, двужильную.
- Кто ж её заговорил, бабушка, воду эту? – спрашивает Иван.
- Кто-кто! Дед Пихто, вот кто! – сердится старуха. – Тебе что за печаль! Много будешь знать, скоро состаришься. Иди уже спи! Утро вечера мудренее.
Пошёл Иван на третью ночь добывать Коня чудесного. Пришёл до полуночи, устроился опять в засаде, вокруг огляделся, прислушался, припомнил Ягинское заклинание и зашептал тихонько:
Ночь-владычица, укрой!
Стану я сырой землёй,
Стану во поле травой,
Твердью каменной немой.
От беды убереги!
В правом деле помоги!
Лишь сказал слова колдовские, сразу почуял, как руки, ноги - всё тело налилось тяжестью непомерной, ажна пальцем не шевельнуть! И дух перехватило. « Вот те раз! Как же я до Коня-Златая Грива допрыгну-то теперь! – испугался Ваня и тут же решил. – На всё воля Божья. Чему быть – тому не миновать!».
Появился чудо-Конь возле реки внезапно, откуда не возьмись. Осветил пространство вокруг гривой шелковистой, опустил голову к воде. Тут наш молодец не сплоховал. Преодолел тяжесть в теле Ванюша да как выскочит из зарослей, как схватит Коня за гриву золотую, крепко держит! Конь бьётся, на дыбы встаёт, ржёт, но Иван намертво прицепился…Чуть не убился, но вскочил-таки Коню на спину и давай уздечку накидывать! Только с молитвой и справился. Как почуял Конь уздечку на шее, так присмирел. На том дело и кончилось.
Вернулся Ваня верхом на Коне-Златая Грива усталый смертельно, рухнул на лавку и заснул без памяти. И снился ему зловещий Замок Плачущих Невест на чёрной горе и Марьюшкины печальные глаза.
Продолжение следует...)