Они как-то плохо, скомкано попрощались. Артем собрал вещмешок, сказал: «Так надо», и вышел в полумрак надвигающегося утра. Лиза осталась стоять на крыльце, зябко ежась на февральском ветру. С детства, со школьной скамьи, их называли «жених и невеста». И вот теперь он там, далеко, где холод и взрываются снаряды, где матери прижимают к груди перепуганных детей. А она здесь, где никто не понимает, что происходит, где кому-то стыдно, кому-то горько, кому-то хочется на курорт. А сердце болит и ищет правды. Артем не писал, не звонил, не передавал весточки. Лиза поняла — та фраза, брошенная ею на пороге, встала между ними. — Это не твоя война! Он посмотрел строго: — А чья тогда? Работа у меня такая — родину защищать. А те старики и дети сказали, что они тоже — моя родина. Понимаешь? Или предлагаешь плюнуть? Он улыбнулся, погладил по плечу — не то с жалостью, не то с грустью. И ушел. Она злилась. Ревела. Она раз за разом набирала его номер, молясь лишь об одном — чтобы был жив. Ей отвечала тиш