Продолжение. Начало тут
Так откуда же появился этот поганенький миф об "антисемитизме" и "черносотенстве" Василия Макаровича Шукшина? А все оттуда же. Из той "либеральной" московской богемной тусовки, которая с брезгливостью смотрела на грязные кирзачи Макарыча, топчущих их паркеты и ковры в гостиных. Попыталась эта богемка в свое время приручить экзотического самородка с Алтая, переманила из кочетовского "охранительского" ( по терминологии той же богемки) "Октября" в твардовский "либеральный "Новый мир".
Но самородок оказался сам себе на уме. Не поддался он ни "охранителям", ни "либералам". Не стал ввязываться в столичные межтусовочные разборки, а буром попер свою линию, "деревенскую". И именно эта "деревенская" линия и дала России ее последних великих писателей.
А в ответ московская литературная тусовка со стороны "либералов" прилепила Шукшину ярлык "антисемита" и "черносотенца", а "охранители" стали долбать Макарыча, как проныру и приспособленца ( тот же Кочетов в своем, кстати, до сих пор полузапрещенном романе "Чего же ты хочешь?").
Но особенно Шукшину доставалось со стороны т.н. "либеральной" общественности, и особенно после начала эпохи "перестройки и гласности", когда можно стало публиковать все. И поперли тогда из "семитов" и "антисемитов" их старые обиды, что они втайне копили, находясь под игом "тоталитарного режима", который не давал разгуляться их комплексам.
В главные " антисемиты" "семиты" определили писателей"деревенщиков" Василия Белова и Виктора Астафьева. До "эпохи перестройки и гласности" эти двое максимум, что себе позволяли, так это по пьянке, по старой русской привычке, обозвать в своем кругу "семитов" "жидками", а по трезвянке - "французами". Но "гласность" развязала им языки.
Сначала Василий Белов в оплоте "заединщиков" журнале "Наш современник" опубликовал в 1986 г. роман "Все впереди". Там один из главных героев носил фамилию Бриш и был показан очень мерзким типом. Отбил у другого главного героя с фамилией Медведев, когда тот сидел в колонии за взрыв дорогой секретной установки (Медведев был ученый-физик, руководил лабораторией в секретном институте и во время одного из экспериментов его сотрудник по фамилии Грузь перепаял зачем-то схему и установка рванула.
Медведеву дали 10 лет. И пока он сидел этот самый некий Бриш, друг семьи, увел у Медведева жену и усыновил его сына и удочерил дочь. Да еще и собрался эмигрировать со всей бывшей медведевской семьей в Америку. В общем, конченный гад. И "семиты" посчитали, что в лице этого самого Бриша Василий Белов нагло оскорбил весь "семитский" народ. И не было ни одного в СССР литературного критика, который бы не прошелся бы по этому доморощенному вологодскому "черносотенцу" и "антисемиту" своим "толерантно-либеральным" пером.
А вот Виктор Петрович Астафьев пошел еще дальше. Сибиряк-таежник рубанул в том же 1986 г. народную правду-матку про граждан "кавказской национальности" в рассказе "Ловля пескарей в Грузии". Эти граждане очень обиделись, да так, что устроили скандал на съезде советских писателей и покинули его в знак протеста. Автор "Белого Бима" Гавриил Троепольский бросился на амбразуру национальных отношений и стал просить прощения перед гордыми сынами Кавказа. Сам же "виновник торжества" послал всю эту толерастию матерком, как потом стал посылать при Ельцине и всю Советскую власть с коммунистами.
За граждан "кавказской национальности" вступился популяризатор истории Натан Эйдельман, папа известной своим выражением "менты нам не кенты" "иноагентки", промышляющей ныне на бандеровском ТВ антироссийскими фейками, Тамары Эйдельман, продолжающей при этом оставаться заслуженным учителем РФ. Он написал Петровичу в деревню Овсянка на Енисее письмо, в котором обозвал его "расистом" , припомнив к тому же кроме "кавказцев" еще и то, что в своем "Печальном детективе" Астафьев назвал "семитов" "еврейчатами". Зачем Эйдельман написал это письмо — непонятно. Ведь попадись он Петровичу на расстояние удара, то внучок раскулаченных сибирских кулаков, бывший детдомовец, инвалид войны и просто обыкновенный кержак-сибиряк с удовольствием заехал бы ему в нос.
Но поскольку Эйдельман находился в Москве, то Петрович из своей Овсянки ему тоже написал письмо, где очень даже примирительно указал, что
Последую ее совету и на Ваше черное письмо, переполненное не просто злом, а перекипевшим гноем еврейского высокоинтеллектуального высокомерия (Вашего привычного уже "трунения"), не отвечу злом, хотя мог бы, кстати, привести цитаты и в первую голову из Стасова, насчет клопа, укус которого не смертелен, но ...
Пожелаю Вам того же, чего пожелала дочь нашего последнего царя, стихи которой были вложены в Евангелие: "Господь! Прости нашим врагам, Господь! Прими и их в объятия". И она, и сестры ее, и братец обезножевший окончательно в ссылке, и отец с матерью расстреляны, кстати, евреями и латышами, которых возглавлял отпетый, махровый сионист Юрковский.
Так что Вам, в минуты утишения души, стоит подумать и над тем, что в лагерях вы находились и за преступления Юрковского и иже с ним, маялись по велению "Высшего судии", а не по развязности одного Ежова.
Как видите, мы, русские, еще не потеряли памяти и мы все еще народ Большой, и нас все еще мало убить, но надо и повалить.
Засим кланяюсь. И просвети Вашу душу всемилостивейший Бог!
За почерк прощения не прошу -- война виновата.
На это Эйдельман обозвал простого сибирского мужика (ну если такой умный, ну чего связался с мужичьем) примитивным и животным шовинистом, и в стиле нынешних комментаторов Дзена закончил, что писать ему ответ Петровичу не надо. Не надо, так не надо. Петрович и не стал отвечать. Но вот Эйдельман эту переписку тайно пустил, как в старые, добрые диссидентские времена в народные "семитские" массы, чем вызвал очень сильное бурление этих самых масс. Даже Горбачев этим заинтересовался и присвоил Петровичу Героя Социалистического Труда и посетил его с Раисой Максимовной в Овсянке, намекнув при этом на возможность получения Нобелевской премии по литературе. Давно советские писатели Нобелевку не получали.
Скажите при чем тут Шукшин? Так ведь он из одной компании с Беловым и Астафьевым. И хоть не оставил после себя никаких материальных следов "антисемитизма" и "черносотенства", но ведь из той же "антисемитской ОПГ, а значит такой же, просто не успел разоблачиться, умер рано.
Хотя нет. Имеются конкретные свидетельские показания в отношении "антисемитства" Шукшина . В 1994 г. Юрий Маркович Нагибин опубликовал автобиографическую повесть "Тьма в конце туннеля". Настоящая энциклопедия русского антисемитизма без всяких кавычек и семитской русофобии. Шикарнейшее литературное произведение, незаслуженно обойденное вниманием.
Тут следует отметить, что с самого детства и до 35 лет Юрий Маркович испытал на себе, что такое быть евреем в СССР. Мать у него была из российских столбовых дворян, а отец Марк Яковлевич Левенталь, к тому же осужденный, как "враг народа". И все детство, отрочество и юность Нагибину эта его еврейская кровь приносила неприятности. Хотя его мать на эту тему не переживала.
Мама, в которой слились две хорошие крови: известного на Украине старинного рода Красовских (по отцу) и столбовых дворян Мясоедовых (по матери), подтверждала открытие Отто Вайнингера, что антисемит – этот тот, в ком есть хоть доля еврейства, или физического или психологического.
– Зачем же ты вышла замуж за еврея? – спросил я.
– Вот те раз! Ты хотел бы иметь другого отца?
Я не хотел этого. Я был к нему вполне равнодушен в раннем детстве, ибо видел его очень мало и не чувствовал интереса к себе, но в пору, о которой идет речь, он уже получил свой первый срок ленской ссылки, я жалел его, и это было началом той любви, которая и сейчас живет во мне неизбывной болью.
– Нет… А зачем было рожать меня от еврея?
– А какая разница? – сказала мать все еще беспечно. – Ты крещеный. – И тут же погасила вспыхнувшую было надежду:
– Жид крещеный, что вор прощеный. Вот не ожидала, что у нас возникнет такой разговор. Твои самые близкие друзья – евреи, наши знакомые – почти сплошь евреи. Разве это плохие люди?
Я слушал ее с ужасом. Мне никогда не приходило в голову, что я окружен евреями. Я стал называть про себя фамилии моих товарищей, фамилии тех мужчин, которые делились на поклонников мамы и на друзей семьи, – безрадостная картина. Значит, евреи не растворены в общей людской массе, а образуют какую-то отдельность, общину, касту, и я должен находиться внутри этого круга, не посягая на то пространство, где сверкают Вовка-Ковбой, Юрка Лукин, Сережа Лепковский – мои любимые герои, и на то, где ползают такие гады, как Женька Мельников, Кукуруза, Курица с Леликом, а мне не хочется жертвовать даже ими.
- Нет, – сказала мать. – Мне лично начхать, какой человек нации, хотя я предпочитаю евреев, они веселее, умнее и воспитаннее. Но для русских людей, если у тебя есть хоть капля еврейской крови, ты еврей. Откуда такая чувствительность к инородной крови – непонятно. Русские понятия не имеют, кто они такие. Считают себя славянами. Но славяне так и были славянами, когда появились какие-то загадочные русы… Кто они? Смесь славян с норманнами? А кто такие сами норманны? Ни черта не разберешь. У евреев свое помешательство: если есть хоть малейшая возможность зачислить тебя в евреи, будь спокоен, ты их. Русских много, а у евреев каждый штык на счету.
И вот в 35 лет мать сообщает Нагибину. что настоящий его отец русский дворянин, студент Кирилл Нагибин, которого красные расстреляли в 1920 г. У Юрия Марковича происходит что называется разрыв шаблона. То он был евреем, который должен вести себя соответствующим образом в антисемитской среде, и вдруг стал русским, хозяином положения. Теперь он может любому "антисемиту" безнаказанно дать в морду, отомстить за все прошлые унижения. И тут под руку ему попался Шукшин.
Но об этом в следующей части.
Пишите комментарии. Ставьте лайки. Подписывайтесь на наш канал.