Осознанно помню я себя лет с пяти, до этого не помню. Помню утренники в детском саду, на которые мама шьёт мне из белой материи платье, крахмалит нижние марлевые юбки, чтобы платьице гляделось колокольчиком. Помню, как мама много шьет и часто вечерами вяжет. Себе, мне, племянницам. Всегда у нас было много лоскутков цветной материи и красивых клубочков. Папу не помню в своем детстве. Он почти никогда не бывал дома. Он пил. Приходил домой и сразу засыпал. Или совсем не приходил. Когда мне исполнилось 6, родители развелись. И папу я видела не чаще раза в два-три месяца. Бабушка по линии папы старалась выбрать моменты, когда отец не пил, и звонила нам сообщить, что мне нужно прийти, папа трезвый. Но и эти редкие трезвые моменты наших встреч заложили во мне огромную любовь к отцу. Помню, как папа катал нас на лодке, помню, как доставал из реки раков голыми руками, как... Как однажды, дав мне рубль, через сто метров догнал меня и попросил вернуть рубль, так как им не хватало. Я бросила смятый рубль на дорогу и убежала. Ведь за эти несколько минут обладания денежкой я уже намечтала купить пять стаканчиков мороженного и представляла, как удивятся мама и бабуля, с которой мы жили после развода, что я принесла СТОЛЬКО мороженого.
Потом, когда мне уже будет 25 лет, я с семьей, вопреки отговорам мамы, перееду жить в дом отца. Через два года папы не станет. И эти два года восполнят нашу многолетнюю бездну редкого общения, за эти два года мы переговорим обо всем на свете. И папа скажет: ничего-то я на свете кроме стакана не видел, как ты растешь, не видел, хоть на внука посмотрю. Последние четыре года перед уходом их жизни папа не пил. Сгорел он от онкологии. За восемь месяцев. И мы ничего не смогли с этим поделать. Ему было всего лишь 52 года, мне сейчас 45, и, Господи, как мало пожил мой отец! И когда папа заболел, мама отбросила свои обиды, и ее муж, наш дорогой Виктор Васильевич, он тоже помогал мне бороться за жизнь отца. А когда пришла пора слечь бабушке, он, совершенно чужой и посторонний ей человек, приезжал кормить ее в обед, если я не успевала. А ведь это мать первого маминого мужа. Но его любовь к маме, ко мне и моим детям стерла все эти грани и предрассудки и мы стали просто одной семьей. Не каждый человек способен обладать такой широкой душой, чтобы ухаживать за матерью первого мужа. Он говорил, она старая и больная, она нуждается в нашей помощи. И ты нуждаешься в нашей помощи, потому что ты работаешь, ты разведена и у тебя двое детей. А кто тебе еще поможет, если не мы. Мне не трудно приехать накормить бабушку в обед, а тебе бежать с работы трудно. И я с огромной благодарностью принимала его помощь. Это облегчало мою, тогда достаточно сложную, ситуацию.
Как только родители развелись, я поняла, что моя мама красавица! До примерно семи лет для меня мама была просто мама, и я не придавала значению ее внешнему виду, а тут мама стала модной, красивой, молодой женщиной. Она наконец стерла со своего лица эту нескончаемую печальную скорбную муку и готовность к худшему, которая объединяет единой маской всех жен алкоголиков. Мама купила кожаный плащ в талию, высокие сапоги на тонкой шпильке, кофейного цвета шляпку! Как великолепно все это на ней смотрелось! Как мне хотелось все это скорее на себя примерить! И мы с сестрой открывали, как мы тогда говорили, широкий шифоньер и доставали вешалки с платьями, блузками, пальто. Обматывались шалями, платками, а иногда и просто тюлевыми занавесками и дефилировали бесконечно по залу от стены до зеркала, подворачивая ноги на высоких маминых каблуках. Как сейчас помню жарко натопленные печки дома, вкусный запах маминых духов и открытые дверки шкафа. Мама не ругалась. Бабуля - да), а мама никогда не ругается. Она не умеет. Но умеет так посмотреть, что лучше б уж накричала.
А потом я стала взрослой. Вдруг я начала думать, что я умнее всех. Что эти взрослые ничего не понимают. Особенно учителя. И в качестве вызова обществу стала дерзкой. Но я слишком была хорошо воспитана, чтобы ярко выражать свои бунты) И хорошо училась, потому что я люблю учиться. Скажем так: я возмущалась не очень громко, если мне что-то не нравилось. Этакая подпольная бунтарка. Могла покрасить челку в красный цвет. Могла носить супер короткую юбку и красить губы темно-коричневой, почти черной, помадой. И ходить на дискотеку и танцевать под песни группы Эйс оф бейс и Доктора Албана. А потом ночью с друзьями тайно ловить ночные радио каналы и слушать "Сказочную тайгу" Агаты Кристи и "Белый колпак" Гарика Сукачева. И зачитывалась лирикой поэтов Серебряного века, Ахматова казалась мне такой... печальной. Я пересмотрела своё отношение к Анне Андреевне, и не нахожу сейчас того упоения, с каким я читала ее стихи в юности. Сейчас я думаю: откуда и зачем столько трагизма? А тогда - вау! грусть-печаль-тоска! давайте сюда и побольше! Так нравилось страдать в юности. Вот дурочка-то. Тогда я еще не знала, как больно страдать по-настоящему.
Пришла первая любовь. До этого были влюбленности, симпатии, а вот когда пришла - ОНА, то я потеряла себя. Я стала жить жизнью, подстроенной и выстроенной под жизнь и привычки другого человека, не меня. Нет, никто не просил и тем более не требовал от меня жертвы, я сама. Была ли я счастлива. Да. Была счастлива жить в самообмане и верить свято в свою придуманную идеальную семью. Скучно.
Через 20 лет мы весело разводились - с криками, слезами, обвинениями, затишьем. И снова - по кругу: слезы, ругань, боль, тоска. Ревность. Злость. Ох, какая злость была у меня. Правда быстро прошла, когда я поняла, что он ее любит. Вот тут всё, я ушла в сторону. Мы быстро развелись. В ноябре я узнала, что меня предали, в апреле у меня на руках было свидетельство о расторжении брака.
Это наконец привело к моему взрослению и поискам себя, как личности. Это был рассвет, который потихоньку приближался к полудню и я надеюсь, что до заката еще ой как далеко!
Если вы будете искать какой-то смысл в вышенаписанном или зададитесь вопросом "зачем ты это все нам написала?", то я отвечу - картинка этого рассвета мне попалась, а дальше все само собой вышло)