В читальных залах «Ленинки» работается легко – человеку привычному, разумеется. Ни один посторонний звук не отвлекает посетителя, и даже библиотекари ходят здесь в мягких войлочных тапочках, чтобы, не бай Бог, не стучать подошвами по старинному паркету. Яша в последнее время стал здесь частым гостем – и не раз ловил себя на мысли, что ему не даёт сосредоточиться отсутствие ставшего уже привычным «тинг-танг - тинг-танг - тинг-танг» мозеровской настенной шайбы, под которое так уютно работается дома, в кабинете. Удивительно, как быстро человек обрастает привычками – даже когда его сознанию всего двадцать девять, в отличие от без малого шестидесятилетнего тела, и он перепрыгнул через сто с лишком лет вперёд.
Но сейчас особого сосредоточения и не требуется. В Ленинку Яша заглянул после презентации его книги, состоявшейся в большом книжном магазине на Мясницком, в бывшем доходном доме купца Стахеева – на его памяти, в этом здании располагался когда-то Теплотехнический институт. Презентация, устроенная издательством, где состоял главным редактором Перначёв (он же стал редактором книги) прошла на ура: «Это успех, Геннадьич, это несомненный успех! Мы уже подумываем о допечатке дополнительно тиража в пять тысяч экземпляров - и уверен, этого будет недостаточно. И, кстати, когда вы обрадуете нас новой книгой? Читатели в нетерпении…»
О новой книге Яша пока не думал – он до сих пор не мог понять до конца, как его угораздило связаться с первой. По инерции событий, вероятно – тогда, в первые недели после «переноса» его, оглушённого впечатлениями и слабо понимающего, что делать дальше, можно было подбить и не на такое. Что и проделал Перначёв – и вот, теперь приходилось сполна вкушать последствия согласия. Книга, конечно удалась; настолько удалась, что вот сейчас, не заехав даже домой, приходится сидеть в библиотеке и наскоро готовиться к назначенному на четыре часа пополудни визиту в Останкино. Затея всё того-же Перначёва: неугомонный редактор, и сам обожающий быть в фокусе публичного внимания, устроил Яше приглашение на еженедельную программу на телевидении, посвящённую малоизвестным вопросам истории. На этот раз экспертам предстоит обсудить деятельность оккультных и эзотерических обществ в СССР в двадцатых-тридцатых годах, и участие в этом ЧК-ГРУ-НКВД.
Его самого Перначёв представил, как историка-любителя, лучше других ориентирующегося в этой достаточно спорной теме. Яша не возражал – он, конечно, имел некоторое представление об вопросе, недаром столько времени имел дело и с Барченко и с Бокием, да и от Рериха во время гималайской экспедиции нахватался немало. И всё же, знания требовалось освежить. Яша потянулся пачке пожелтевших журналов и открыл верхний, датированный маем 1926-го года.
Автор первой же попавшейся на глаза статьи оказался ему знаком – это был ни кто иной, как Алексей Солонович математик, поэт, философ, идеолог мистического анархизма, руководивший, в числе прочего, московской организацией «ордена Новых тамплиеров». А ещё – один из хранителей музея Князя Кропоткина, возле которого Яша однажды выручил из беды двух сбежавших из Коммуны имени Ягоды подростков.
Он отложил журнал и открыл одну из заказанных книг – монографию, вышедшую в середине «нулевых». Получалось, что «Новые тамплиеры» после той встречи в штатном переулке просуществовали не больше года – уже в сентябре тридцатого его вместе с сыном Сергеем арестовали за антисоветскую пропаганду в связи с изъятой у него рукописью «Бакунин и культ Иалдабаофа». Следствие длилось около пяти месяцев, и уже в начале следующего, 1931-го года Солонович получил по решению Коллегии ОГПУ пять лет тюремного заключения, из которых отсидел лишь два года, будучи сосланным на оставшийся срок в Нарым, в Западную Сибирь.
Яша ещё раз проглядел статью. Что ж, тогда Солонович отделался, можно сказать, лёгким испугом – для многих других подобные обвинения заканчивались трагичнее. Тем не менее, вождя «новых тамплиеров» не миновала горькая участь: весной тридцать седьмого он был повторно арестован по печально известной пятьдесят восьмой статье - пункты десятый, «контрреволюционная агитация» и одиннадцатый «участие в контрреволюционной организации». Но до суда не дожил – объявил голодовку и скончался в тюремной больнице в Новосибирске от сердечного приступа. Его семье повезло меньше: жена в том же тридцать седьмом была приговорена к расстрелу, сын же умер в лагере.
Яша задумался. Что ж, материал, пожалуй, в тему – можно начать выступление именно с него. Он пододвинул к себе блокнот и стал покрывать одну страницу за другой мелким убористым почерком.
К десятым числам декабря в Москву пришла зима – что случается далеко не каждый год. За три дня снега навалило так, что дворники сбивались с ног, размахивая лопатами, а уж аллеи Александровского сада и вовсе превратились в узкие тропинки. Но двух мужчин – судя по одежде, весьма высокопоставленных представителей нынешних властей – это не остановило. Зачем, почему они выбрали столь неуютное местечко для полуденной прогулки, оставалось только гадать, только вот заняться этим было некому – других посетителей в Верхнем саду не наблюдалось. К тому же, с неба снова стал валить снег – поначалу редкие хлопья, грозящие вскорости перерасти в настоящий сибирский снегопад.
- Извини, Меир, что вытащил тебя сюда в такую погоду. – говорил один, тот, что повыше. – На три пополудни назначено совещание у Менжинского, непременно надо до тех пор перекинуться с тобой парой слов.
Говоривший был в хорошей кавалерийской шинели с малиновыми ГПУшными петлицами и суконном остроконечном шлеме – у высших командиров Красной Армии появилась мода носить из зимой вместо фуражек и старорежимных генеральских папах. Возможно – в подражание опальному бывшему нарковоенмору Троцкому, нередко появлявшемуся на людях именно в будёновке.
Собеседник чекиста, в котором любой из завсегдатаев здания бывшего страхового общества «Россия», что на Лубянской площади, без труда узнал бы Меира Абрамовича Трилиссера, пожал в ответ плечами.
- Ничего, как-нибудь переживу. – Только имей в виду, Глеб, у меня тоже ни минутки свободной.
- Тогда не будем терять времени. – кивнул Бокий (это был, конечно же, бессменный начальник Спецотдела ОГПУ). – Вчера ты намекнул, что твои люди вычислили то самое место?
Слова «То самое» он произнёс с многозначительными интонациями, указывающими на крайнюю важность того, о чём идёт речь.
- Замок, Глеб, замок и озеро. Здесь можно говорить свободно, никто нас не услышит. Да, мы его нашли.
- Каким образом – не секрет?
- на самом деле, всё оказалось довольно просто, лаже ездить никуда не пришлось. Ты, я думаю, не забыл, что в этом замке всем заправляет Ланц фон Либенфельс?
- На память пока не жалуюсь. – фыркнул чекист. - Я с некоторых пор держу его фотографическую карточку у себя на столе.
- Этот господин, в числе прочего, числится отцом-основателем мистического ордена Новых Тамплиеров – «Ordo Novi Templi» если по латыни. Доктор Либенфельс, видишь ли, предпочитает мёртвые языки и является большим их знатоком, чуть ли не самым крупным в Европе…
- Да-да, я в курсе. – нетерпеливо поддакнул Бокий. - И как тебе это помогло?
- Терпение…. – Трилиссер поднял глаза к небу, откуда всё гуще валил снег, и поднял воротник дорогого пальто. - Видишь ли, в Москве имеется что-то типа филиала этой организации. Ну, «филиал» - это, пожалуй, не вполне точно, скорее отдельная, самостоятельная, группа, и играют они тут в свои собственные игры. Однако их создатель, бывшие эсер и анархист Аполлон Карелин поддерживал связи с доктором Либенфельсом ещё до революции. А после его смерти в двадцать шестом году эта, с позволения сказать, эстафета перешла к преемнику Карелина на посту Великого магистра Ордена – преподавателю Училища имени Баумана Алексею Солоновичу. И хорошо, надо сказать, перешла: два года назад Солонович был в командировке в Германии, изучал организацию и оснащение лабораторий в одном из технических институтов – так вот, я в своё время получил информацию, что он побывал в гостях у Аполлон либенфельса, и даже принял участие в каком-то там учёном семинаре по истории германских народов.
- Так и что с того? – удивился Бокий. – Насколько мне известно, наше ведомство никогда не занималось вплотную доктором доктором Либенфельсом – соответственно никто не поставил бы контакты с ними в вину этому твоему Солоновичу.
- Тут ты прав. – кивнул Трилиссер. До сих пор на Лубянке на московских адептов Ordo Novi Templi внимания не обращали – мало ли у нас городских сумасшедших, тем более, что особым влиянием у себя на родине Либенфельс никогда не пользовался. Но раз уж его имя так часто мелькает в нашей с тобой проблеме, я и решил тряхнуть товарища Солоновича – вдруг, да расскажет что-нибудь интересное?
- И что же, рассказал?
Представь себе, да. Во время визита в Германию Либенфельс увёз его на два дня в баварию и показал место, откуда, по его собственным словам, начнётся «торжественное шествие Ordo Novi Templi по всему миру. Это и был тот самый замок на берегу одного маленького озера в Баварских Альпах. Либенфельс приобрёл его несколько лет назад и с тех пор восстанавливал, фактически, отстроил заново. Кстати, замок не значится ни на одной из карт, а согласно путеводителю там вообще только руины.
- И ты полагаешь, что Либенфельс прячет то, что мы ищем, именно там?
- Книгу, Глеб. Давай обойдёмся без эвфемизмов, хотя бы в разговорах с глазу на глаз. Надоело, знаешь ли…. Что до той самой книги – Трилиссер намеренно передразним многозначительные интонации собеседника, - вряд ли он её прячет, скорее, работает с ней, причём работает весьма плотно. И именно там, в этом замке, потому как больше негде. Правда, у Ordo Novi Templi есть официальная, «парадная», так сказать, резиденция – тоже в замке, но это на берегу Рейна, там они устраивают свои официальные, показательные мероприятия и церемонии – на широкую публику, с целью привлечения новых сторонников. А серьёзная работа ведётся в тайном убежище, в горах. Кстати, сведения, полученные «Дорадо», это тоже подтверждают…
Бокий покачал головой – похоже, собеседник не вполне его убедил.
- Ну, хорошо, ну допустим. И что мы собираемся делать?
- Полезно было бы послать туда надёжных людей. Немного, двоих-троих будет достаточно. Только делать это придётся тебе – у меня, сам понимаешь, сейчас нет таких возможностей. Сможешь?
- Вообще-то мой отдел за границей не действует, но, если так уж надо – что-нибудь придумаю.
- Надо-надо, не сомневайся. Пусть обоснуются в одной из деревушек возле озера – под видом, скажем, орнитологов или ещё каких-нибудь любителей дикой природы, в Германии это любят – и наблюдают. Уверен, «Дорадо» и наша троица объявятся там в ближайшие дни. А дальше – организуют их безопасное возвращение домой, в Союз. Ну и, если будет в том необходимость…
- Понятно. – кивнул Бокий. – Проследят, чтобы товарищи не сбились с верного пути. Хорошо, это я смогу устроить.
- И ещё один момент. Солоновича хорошо бы на время… как бы это сказать…
- Изолировать? – понимающе ухмыльнулся чекист.
- Вот именно. И этим тоже придётся заняться тебе. Я могу действовать только по официальным каналам, через Ягоду или, в крайнем случае, через Агранова.
- Да, это сейчас не с руки. – согласился Бокий. – Но чем тебе Солонович-то не угодил? Сам же говорил, что он безопасен и даже не особенно интересен?
- А ты прикинь Антона к носу, как говорят в Одессе. Мало ли, какая у них предусмотрена связь с Либенфельсом? Полагаю, нам с тобой совершенно ни к чему, чтоб Солонович предупредил своего патрона о нашем интересе к его богадельне…
Бокий замолчал, на этот раз не меньше, чем на минуту. Меир Абрамович терпеливо ждал.
- Хорошо, согласен. – снова заговорил чекист. - Его одного, или остальных «тамплиеров» тоже?
- На твоё усмотрение. Но я бы не стал рисковать: вдруг ещё кто-то из этой шайки-лейки знает, как выйти на связь с немецкими коллегами? Тут, знаешь, лучше пересолить…
- Вообще-то мой отдел такими вещами не занимается. – заметил Бокий. - Наше дело криптография, шифры, защита секретных документов. Придётся обращаться к Агранову. Его люди, насколько мне известно, сейчас раскручивают дело Трудовой Крестьянской Партии. Тема эта гнилая, материал, по большей части, высосан из пальца, но копают они крепко, въедливо. Вот я и думаю: а что, если увязать Солоновича и его одержимцев с этой публикой? Когда там дело выведут на открытый процесс, к чему присудят – к лагерям или к расстрелу - это всё вилами на воде писано, но до тех пор всех фигурантов закроют накрепко. А нам ведь только этого, как я понимаю, и нужно?
На этот раз замолчал уже Трилиссер – впрочем, ненадолго. Ненадолго. Похоже, он заранее обдумал все нюансы предстоящей комбинации.
- Что ж, это, пожалуй, приемлемо. Даже если их выпустят, скажем, через год-полтора – а их, скорее всего, не выпустят, лет по пять так и так намотают, по факту предполагаемой причастности - это уже не будет иметь никакого значения. Только проследи, чтобы они не болтали лишнего на допросах. Лучше всего, если их запрут в одиночках, и не во внутренней тюрьме на Лубянке, а, скажем, в Лефортово – да и забудут там месяца на три-четыре. А потом проведут как-нибудь по бумагам, чтобы комар носу не подточил – не мне тебе объяснять, как это делается… Нет человека – нет проблемы, так, кажется, любит говорить наш дорогой Коба? И, к слову – как там Блюмкин, нет новостей?
Бокий удивлённо покосился на собеседника.
- Странно, что ты спросил. Я как раз вчера заезжал к профессору Ганнушкину, надо было проконсультироваться по одному вопросу. Так вот, он говорил, что у нашего Яши резко изменился характер бреда. Собственно, и бреда-то никакого больше нет – лежит целыми днями, уставившись в потолок, и шепчет что-то неразборчивое. Ганнушкин пробовал приставить к нему своего ассистента, чтобы слушал и записывал, но без толку – тот разобрал лишь несколько не связанных одна с другой фраз. И одна из них – знаешь, какая?
Чекист выдержал драматическую паузу.
- Говори уже не томи! – скривился Трилиссер. – Опять эта твоя тяга к театральным эффектам…
- «Книга на верхушке башни». Как тебе совпадение?
- И ты молчал?
- Ты спросил – я сказал.
- Он по-прежнему считает себя подростком?
- Вроде бы да. – Бокий поправил воротник шинели. - Ладно, Меир, мне и правда, пора. А насчёт совпадений ты обдумай на досуге. У тебя же его теперь много, верно?
Повернулся – и пошагал по заснеженной аллее к воротам Александровского сада.
Расставшись с собеседником, Трилиссер не поехал на Старую площадь – он велел шофёру вывернуть на Садовое и ехать по кругу. Так ему лучше думалось – а подумать сейчас было о чём…
Бокий, конечно, сделает всё, как они договорились. Он ведь и сам кровно заинтересован в результате, и будет рыть землю, выполняя всю грязную работу. Правда, Глеб Иванович пока не догадывается, что работа эта грязная – а когда узнает, будет уже поздно. Меир Абрамович заранее спланировал операцию так, чтобы на завершающих её стадиях действовали исключительно люди Бокия или Агранова, на которых, в случае чего, можно будет свалить всю ответственность за возможный провал. А в том, что именно так всё и закончится, Трилиссер не сомневался ни на секунду. А для пущей уверенности требовалась одна мелочь: вовремя сообщить о принятых решениях другим людям, не меньше, чем и Бокий с Барченко, заинтересованным в благополучном исходе операции. Только вот понимали они этот «благополучный результат» совсем не так, как его давешний собеседник.