Ну а мы продолжаем)
Новости из Греции сообщались по всей Западной Европе обычно с опозданием на два месяца. Не было никакой возможности подробно следить за событиями, и публикуемые отчеты часто приходилось позже пересматривать. О реакции публики в разных странах Европы судить сложно. Средства, с помощью которых можно было выразить мнение, были немногочисленны. Газеты имели небольшие тиражи и часто подвергались цензуре. Парламенты там, где они существовали, не были представительными. Во всех странах лишь небольшая часть населения интересовалась политическими вопросами.
Однако из количества статей о греческой революции, опубликованных в 1821 и 1822 годах, ясно, что она вызвала большой интерес в Великобритании, Франции, Нидерландах, германских государствах, Швейцарии, скандинавских странах и Соединенных Штатах. В Австрии, России и Италии правительства были более авторитарными, чем в остальной Европе, и поэтому доказательства общественного интереса к делам в Греции найти было труднее. Тем не менее оказывается, что во всех странах, где были сильны прогреческие настроения, с нетерпением ждали новостей о греческой революции.
Практически все новости, исходящие из Греции, не были свободны от искажений. Турки не слишком беспокоились о международном реноме, но их версия событий была адекватно изложена только в газетах австрийцев. Новости из Греции поступали почти исключительно от европеизированных греков, присоединившихся к революции, и даже в уже из-за этого содержали элемент пропаганды. К тому времени, как через несколько недель новость прошла через Ионические острова или через греческие колонии в Европе, он претерпевала дальнейшие изменения, чтобы сделать ее более приемлемой для европейцев.
Еще более искажающим было огромное бремя литературных и исторических аллюзий, которое несли с собой все греческое и все турецкое.
При отсутствии реальных знаний об образе жизни, традициях, обычаях и представлениях современных греков европейцы полагались на то, что вычитали в книгах... про древних греков.
Теории об идентичности древних и современных греков, о природе греческого «возрождения», о сходстве мировоззрения между западными христианами и восточными христианами постоянно присутствуют во многих этих произведениях. Все это работало на пользу греков. Точно так же против них работали унаследованные представления о турках.
Представление о том, что турки были колоритным отсталым народом, постепенно поглощаемым технологически превосходящей западной цивилизацией, еще не стало всеобщим. Вместо этого старые идеи, которые потеряли свою актуальность за столетия до этого, все еще сохраняли свою силу: что турки были жестокой, агрессивной, варварской расой, представляющей серьезную угрозу западной цивилизации; и особенно пугало то, что христианство обречено на смертельный конфликт с исламом. Церковники вновь открыли для себя атавистическую ненависть к туркам и потворствовали ей, яростно требуя их изгнания или искоренения во имя Бога.
Общеизвестные черты турецкой жизни веками возбуждали зачарованный ужас: великий султан в своем серале со своими евнухами, своим гаремом, своими рабами и своими янычарами; обычай убивать своих братьев; захват младенцев для создания отрядов из христианских мальчиков; бастинадо (тогда это была пытка, а не сексуальное извращение) и другие изощренные восточные пытки.
Большая часть западного образа Великого Турка была устаревшей или неточной, но поэты-романтики придали ему новую жизнь. Каждое слово, пришедшее в голову при разговоре о тюрках – паша, ятаган, атаган, спахи, дервиш, тюрбан – влекло за собой груз ужасных ассоциаций.
Официальное мнение властей о греческой революции, наиболее сильно навязываемое Меттернихом и австрийским правительством, о том, что султан является законным сувереном греков и что восстание против него было неправильным, многим показалось лицемерным и циничным. Поддержка дела Греции могла быть истолкована как нелояльность правительству. Однако это также означало, что политические группы, выступавшие против правительства по другим причинам, испытывали искушение встать на сторону греков просто потому, что правительства придерживались иной точки зрения. Факторы, работавшие в пользу греков, были подавляющими.
С Пасхи 1821 года по всей Европе мужчины во многих сферах жизни прониклись страстным сочувствием к грекам и желанием помочь им. Долгие годы повторения одной и той же мантры поэтами и путешественниками широко и глубоко распространили идеи филэллинизма, и он вдруг изменил свой характер из интеллектуальной, главным образом литературной концепции, в практическую программу. Если принять во внимание искажение новостей, политическую ситуацию в Европе и другие благоприятные факторы, это остается поразительным явлением. Ни одна страна не осталась незатронутой.
Это было европейское движение, спонтанно возникшее в каждом обществе, где ценилась европейская цивилизация. Одни и те же чувства независимо друг от друга возникали у людей во всем западном мире и побуждали их к действию. Нет необходимости считать, что каждый, кто повторял темы филэллинизма, безоговорочно верил в свою собственную риторику. Тем не менее единообразие всех дискуссий о греческом деле является одной из его наиболее важных черт. Даже те, кто выступал против усилий сторонников дела, редко подвергали сомнению основу аргумента, а только политическую целесообразность его применения.
