Юрий Мамонтов
Пройдя районную и областную медицинскую комиссию я был годен для поступления в лётное училище. После выпускных экзаменов все поехали купаться, а я опять засел за учебники, крутился на специальном стуле — тренировал вестибулярку. Получив характеристику от классного руководителя (через много лет она станет моей сватьей) и комсомольскую путёвку из рук Первого Секретаря Районного Комитета Комсомола я окончательно стал кандидатом в курсанты. Но не тут-то было ! Меня в военкомате «давят» на Ставрополь (СВВАУЛШ). У них там разнарядка. «Или вообще не поступишь» — говорят военкоматовцы. Я категорически против поступать в «бомбёрское» училище — хочу летать один на одноместных и только на сверхзвуковых истребителях.
С области поехал один. 10 июля сел в поезд и 13 июля 1973 года я вышел из «отпускного» вагона в Армавире-2. Поезд продолжил путь к морю, а я сел в троллейбус. Прибыл на КПП училища. Но? Там не пропустили внутрь и направили в … в войсковой палаточный приёмник для абитуры. Трехъярусные кровати. Матрасов нет для всех. Жара +40. В палатке ещё жарче. У «северян» начинает скакать давление - адаптация к климату. Один-два раза проверка, и терапевт отправляет на следующий год, а может и ещё дальше, т.е. навсегда.
Много прибывает и много убывает. Однако. Убывают как непрошедшие медкомиссию или за нарушение дисциплины, или по другим причинам. Были самовольщики, были недисциплинированные — их мало, были и те , кто понял для себя, что армия красива только на параде и в отпуске.
Сильный отсев , как и у космонавтов, давал отсев по вестибулярной неустойчивости. Если что-то не понравилось ЛОРу — повторно кресло «крутят» в два раза дольше. Навсегда мне запомнился парень , который после остановки кресла наклонился под 60 градусов влево и из него вылезли под сильным давлением все внутренности. Кстати, из «подозрительных», позднее , уже после поступления, была создана группа для тренировок вестибулярки. Утром они бежали в спортзал заставлять вестибулярный аппарат становиться авиационным.
Управляли войсковым приёмником военнослужащие срочники. Они могли кого-то и «отчислить». Среди поступающих были и солдаты. Они приехали раньше. Их готовили к экзаменам: по математике, физике, русскому и литературе. Некоторые из них приехали просто отдохнуть, завалив, к примеру, медицину.
Были мы непривыкшими к военной еде - перловке, каше и компоту. Домашняя еда другая. Деньги из запасных карманов уходили в вагончик-магазинчик с Наташей, там можно было купить школьные коржики и лимонад за 27 копеек. Работал он не всегда, а только в установленное время и не каждый день. Возникала очередь. И очередь из тех, кто просил поделиться съестным. Засилье кандидатов с голодного Поволжья. Как никак Волга всегда давала больше всех лётчиков. На территории росли абрикосы. Бесплатная еда. Из-за неё и началась дизентерия. Сначала несколько больных - их отделили. Но потом эта болезнь победила. Отделять куда-либо не было возможностей. Впервые в училище за все годы поступлений был «дизентерийный» набор. Хотя впервые в истории училища наш набор «дал» не только дизентерийных, но и двух испугавшихся парашютных прыжков. Но это было впереди. А пока, пока при прохождении ВЛК врачи молчали и не разговаривали, а вечером вывешивались списки убывающих навсегда. «Получить перевозочные документы и убыть к месту направления». И чем ближе к концу, тем объёмней выглядел список. Списки выглядели очень пугающими для поступающих. К ним подходили со страхом и любопытством. Отходили или радостными или расстроенными. Если не получится здесь рассчитывали «убежать», точнее добежать в училище гражданской авиации. Там поступление несколько позднее. Но главное — ЛЕТАТЬ !
Шли дни. Та, окончательная группа убывающих из заключительных и отчисляемых, на построении была внушительной. В той группе парень потерял сознание — для него мечта кончилась разом.
Запомнился профотбор — различные профобследования на профпригодность. Выдавался текст. Необходимо было буквы: «А» - подчеркнуть, «Ш» - зачеркнуть, «Т» обвести кружком и т.п..….Включался магнитофон и он сначала «говорил» правильное задание, а потом начинал требовать другое и в конце концов окончательно мешать посторонними звуками. Проверялась внимательность и помехоустойчивость. Результаты профотбора никто никогда не знал. Но я случайно и много позднее увидел свой результат. Он меня ошеломил. Успешное освоение многих типов подтвердил выводы.
Собеседование. Помню вопрос: «На какой фигуре пилотажа можно получить самую большую перегрузку?» Я ответил: «На выводе из пикирования!» (я вспомнил итальянского лётчика, который перегрузками ломал самолёты). Но мой ответ оказался неверным.
В анкете я указал: «Отец (в прошлом лётчик-истребитель ПВО) хочет видеть меня пилотом гражданской авиации. Мама тоже против, чтобы я стал лётчиком». Я ответил честно. Один из наших в анкете указал: «Хочу быть лётчиком широкого профиля». Это зачитали, мы смеялись. Но этот парень из села, никогда не летавшим пассажиром даже на Ан-2, вылетел самостоятельно на Л-29 самым первым.
Позднее рассказывали. С одним из прошедших этот профотбор побеседовали и увезли в другое ведомство. В этом ведомстве или подобном ему, много позднее «очутились» другие мои товарищи, но уже из выпускников.
Мандатная комиссия. Вердикт: «Зачислен!» Когда был приказ о зачислении войсковой приёмник необычно опустел. После переодевании в курсантскую форму друг друга не узнавали. Подстригли всех наголо и мы окончательно стали одинаковыми, и на долгие годы учёбы к фамилии добавилось звание «курсант». «А хоть куда, а хоть в десант — такое звание «курсант!»». На построении чётко сказали: «Не все, кто поступил — станут лётчиками!». Через несколько месяцев мы это прочувствовали — первые потери из непрошедших углубленный медосмотр.
Половина из нас, поступивших, считали, что будут командирами полков, другая половина — лётчиками-испытателями, на худой конец - космонавтами.
Но жизнь распорядилась по-другому…. Всё было впереди...