КНИГА 4. ВЕСНА
Часть 1. Март-10
- Это ваши? – вытирая слезы, спросила женщина, сидящая слева. – Молодцы какие!.. Ой… никак не успокоюсь. Просто… слов нет…
- Они все в музыкальных школах учатся? – поинтересовался мужчина справа. – Ну, скрипачка и пианист понятно… и флейтист…
- А пианист, между прочим, не пианист вовсе, а тоже гитарист, и уже не учится, - засмеялся Николай Андреевич. – Но общее фортепиано он проходил же, вот немного аккомпанировать может... сам его первый раз за роялем увидел... Надя в каком-то ансамбле поет, но это не музыкальная школа. Валера (который тоже пел) – этот в народном театре занимается… Тише, тише! – он понизил голос. – Следующие пошли.
- Талантливые они у вас, - торопливо проговорил кто-то сидящий через двух-трех человек справа.
Вышел эстрадный ансамбль девятого "В"... хотя, наверное, его уже надо считать смешанным - постоянно прибывают солисты из других классов. И репертуар, естественно, пополняется. Конечно, не все покажут сегодня - решили поставить в программу то, что уже исполнялось, проверенное - "Гляжу в озера синие" в исполнении Нади Коноплевой, "Малая Земля" - Дениса Черногора... всем ансамблем - песню из "Вечного зова"... Стелла Валентиновна очень расстраивалась из-за того, что вышел из строя Алим, - и просто жалко мальчишку было, и что выпал из программы хороший номер. Учительницу пения директор понимал: услышал однажды мимоходом, как пел сын на репетиции "Хатынь" из репертуара "Песняров". Да... такой номер на смотре не помешал бы...
- Музыка Игоря Лученка...
От очередного сюрприза у Николая Андреевича зашевелились волосы: после "Малой Земли" ведущая объявила "Хатынь", которой в отпечатанных программах не было, и члены жюри тут же начали дописывать название песни на полях. На миг мелькнула надежда, что петь будет Торопов из девятого "В" (у него голос тоже подходил для этого), но вышел все-таки Алим. С ума сошел? У него же голова закружится... там же в третьем куплете надо петь громко - а это напряжение... Хотелось крикнуть: "Ты что делаешь?". Но... нельзя... И уже тихонько защелкал палочкой о палочку Казарян, задавая темп, ударил тактовый барабан, низкие голоса повели мрачную мелодию без слов одновременно с бас-гитарой... удары по тарелке, как звон колоколов... и негромко, отрывисто:
-"За- сты-ли... в су-ро-вом... мол-чань-и... ле-са...
Как ру-ки... сго-рев-ших... тор-чат... в не-бе-са...
Тру-бы пе-че-ей Ха-ты-ни-и...
Тру-бы... пе-чей... Ха-ты-ни"...
Торопов в припеве держит второй голос... и смотрит не в зал, а на Алима - наверное, готов перехватить соло... если вдруг... Прибавился звук и темп во втором куплете... а потом и в третьем... Самый напряженный момент - уже на выкрике... И снова - мрачная мелодия у басов... негромкое повторение первого куплета... последние аккорды... Все!..
Николай Андреевич перевел дыхание, разжал кулак левой руки и взглянул на ладонь, где отпечатались ногти. Вспомнилось выражение, которое порядком раздражало - как, впрочем, и действие, к которому оно призывало: "держим кулачки"... это вроде как для того, чтобы у кого-то что-то сложилось удачно... А теперь сам вот... без всякого призыва...
Ансамбль уже ушел за кулисы, смотр продолжался, а мысли директора восемьдесят третьей школы начали рваться в разные стороны. С одной стороны – он член жюри, и пока не закончится смотр, он не имеет права шагу сделать из зала. А с другой – он отец сумасшедшего парня, который едва держится на ногах после почти двух месяцев болезни, неизвестно, как чувствует себя в данный момент, и вообще неизвестно, где он, и как будет добираться домой.
***
- Алим дома? – заполошно спросил Николай Андреевич, врываясь в квартиру.
- Конечно. Где же ему еще быть? – в один голос отозвались жена и дочь.
- Да мало ли… Может, со смотра не приехал, - и, видя, что ни Галя, ни Тамара Алимовна ничего не понимают, пояснил: - Выступал он сегодня. На смотре во Дворце пионеров. В составе двух ансамблей. Тебе Борис ничего не говорил? – обратился он к дочери.
- Ничего, - слегка испуганно ответила Галя.
- Ну, если опять… я их обоих… - бормоча несвязные угрозы, Николай Андреевич направился к сыну.
Алим лежал, сжавшись в комок. Всей семье хорошо была знакома эта его зябкая поза – значит, опять температура поднялась.
- Мы этот номер полгода готовили... со своим классом, - едва увидев отца, Алим сразу понял, о чем пойдет речь. – С моей стороны это было бы подло – ребят подвести. Ведь, согласись, было же видно, что работа большая?
Николай Андреевич сел рядом и вздохнул.
- Ну… работа большая, да. А что – заменить было некем?
- А кем? Ну, Разуваева училась на фортепиано, но с ней никто не захотел бы играть... да ее как музыканта никто всерьез не воспринимает... Анька с Борькой говорят, что она слабенькая - ходила в музыкальную только из-за "корочек" для родителей... Элька уже не наша ученица, да ей и некогда было бы с нами репетировать – у нее то занятия в училище, то работа... а теперь вообще сольную программу готовит - у нее в мае концерт в филармонии, она же дипломант какого-то конкурса, статус подтверждать надо... Куда ей еще и наша самодеятельность?.. Поэтому Аня с Валькой еще в сентябре сразу нас с Борькой за пианино усадили, заставили партию фортепиано поиграть. Сравнили – сказали, что у меня получается лучше. Если бы у Борьки лучше получилось бы – тогда он бы на пианино, а я на гитаре. Но состав был бы тот же. Согласись – классно же получилось?
- Классно-то классно… На "Хатынь" сам напросился?
- Конечно, - улыбнулся Алим. - Еще и отговаривали. Потом решили так: если я почувствую, что выдыхаюсь, Торопову как-нибудь кивну...
- Я так и понял. Он с тебя просто глаз не сводил... А горло как?
- А что горло? Со связками же все в порядке - это стенка... немного порезанная. Так за полтора месяца все давно зажило.
- Спасибо еще, что лезгинку танцевать не надумал, - язвительно сказал Николай Андреевич. - Я боялся, что у тебя от собственного пения голова закружится... как с этим?
- Ну-у... так, чуть-чуть... в третьем куплете... Да ладно, обошлось. Я потом немного посидел за кулисами... Нормально все! Ведь потрясающий номер, согласись...
- Да номер-то потрясающий... женская часть жюри плакала... А что теперь с тобой делать? – Ковалев тронул лоб сына. – Ну, вот… пожалуйста.
- Между прочим, вчера я из дома никуда не выходил. И позавчера тоже. А температура вечером все равно высокая была. Так что концерт не виноват, - Алим придвинулся ближе к краю кровати и положил голову отцу на колени. – Пап, ну, хватит! Может, это вообще последний раз было.
- Что – последний? – деревянным голосом произнес Николай Андреевич, прекрасно поняв, что имеет в виду сын.
- Что я на сцену вышел, - в голосе Алима прозвучало странное безразличие.
- Это что еще за разговоры? – Николай Андреевич за строгостью попытался скрыть страх.
А чем черт не шутит – может, и последний. Тем более, врачи все никак не определят, что же происходит с мальчишкой. Вроде бы никаких остаточных явлений в легких нет, а парень никак не выздоравливает. Опять лицо серое. Неровные красные пятна на щеках… как у туберкулезника какого-то. Хотя туберкулеза тоже не обнаружили. Тогда что с ним? И сам он ни на что не жалуется, говорит, что ничего у него не болит, но как-то потихоньку тает…
- И зачем же только мы переехали! – с отчаянием сказал Николай Андреевич. – Я уже сто раз себя проклял… Ну, у тебя и локти!!! – зашипел он от боли, когда сын, поднимаясь, оперся острым локтем о его колено.
- А мальчишки? – строго спросил Алим, садясь на постели.
- Что – «мальчишки»? – не понял Николай Андреевич. – Какие мальчишки?
- Да эти же… Ларисин сын с Динкиным братом. Если бы нас с Иркой там не было, они утонули бы.
- Да ну… так уж прямо без вас не обошлись бы, - неуверенно проговорил директор. – Не вы, так кто-то другой вытащил бы.
Алим мотнул головой.
- Нет. Там никого не было. Поблизости, во всяком случае. Два каких-то пацана… примерно из шестого класса… пробежали позже. Наверное, прогульщики из второй смены, если из нашей школы... Мы с Иркой уже к выходу подошли. Вот представь, сколько это было по времени: мы их вытащили (это время)… да пока еще Ирка санки приспосабливала, я этих шкетов за шкирки держал… - Алим застучал зубами и судорожным движением закутался в одеяло. – Тоже время… Потом я сам выбирался… время… шли… тоже время. Пока эти два постарше появились бы, те уже утонули бы, они вряд ли долго выдержали бы в холодной воде. Да и просто с перепугу могли друг друга утопить. А больше никого не было – только мы с Иркой, и очень вовремя.
- Конечно, это уже как варианты… которые поздно обсуждать… но Ира же девочка адекватная. Услышала бы, что кричит кто-то, на помощь позвала бы…
- Нет, - снова мотнул головой Алим. – Если бы меня не было, то обстановка в классе, наверное, была бы немного другая… Лариса же жалуется без конца, что только ей удалось приструнить Холодова и Рогозина, все вернулось с появлением Ковалева. Значит, все это собрание пошло бы по-другому, и Ирка сидела бы, как все, до конца. И вряд ли такой спор получился бы. Поговорили бы, какая хорошая Марина и все, кто ей помогает, и разошлись бы. Ну, может, Юрка похохмил бы... без "может" - это обязательно, - Алим слабо улыбнулся. - Витька или Сашка чего-нибудь Ларисе назло сказали бы. Даже если Надька про Иркиных друзей заговорила бы, и Ирка точно так же убежала, то одна она в парк не пошла бы, а пошла бы домой. Это же я ее туда потащил, чтобы поговорить спокойно. На улице все гудит, автобусы, трамваи, а у меня горло уже болело, громко говорить было трудно.
- Ой, Алик… - вздохнул Николай Андреевич. – Героизм – это, конечно, дело достойное. Но не зря же говорят, что живой собаке лучше, чем мертвому льву.
- Да… - задумчиво протянул Алим. – Если говорить об этом в дательном падеже. А если перенести в именительный, то уже – как сказать.
- Падежи тут при чем? – с неудовольствием спросил Ковалев, не понимая мысли сына.
- Лучше – «кому?», дательный падеж. Собаке. Ей лучше, да. Но никто не говорит, что живая собака («кто?», именительный падеж) лучше мертвого льва… в переносном смысле, конечно. Потому что не известно, почему умер лев и почему осталась жива собака.
- Хватит! – сорвался Николай Андреевич. – Сыт я этими мертвыми львами! Один, второй… - он осекся: вспомнил, что Алим ничего не знает о смерти Карпова, с которым подружился в больнице, и пока не стоит ему об этом говорить, о чем директор сам же предупредил всех Алимовых друзей.
- Ну, один – это Арсен, - Алим насторожился. – А второй? Хасан?
- Да ну, что ты! – торопливо ответил Николай Андреевич, пытаясь уйти от опасной темы. – Он же в госпитале… Нет. Это… знакомый один… - и, сделав усилие, соврал сыну: - Ты его не знаешь.
- Понятно… Один, второй… Думаешь, я буду третьим?
И снова у отца появился в груди неприятный холодок: они вернулись к началу разговора.
- Глупости какие-то мы с тобой говорим, - сердито сказал он.
- Ты первый начал.
Николай Андреевич взял одеяло, которое лежало сложенным на кресле.
- Давай, еще одним укрою, а то, смотрю, опять затрясло. Может, «Скорую»?
- Да ну их! – поморщился сын. – Толку-то… Принеси лучше чаю.
- Кстати, я голодный. Может, компанию составишь? Ты обедал, когда вернулся?
- Нет. И не хочется. Устал все-таки. Хотя сколько я там был? Всего ничего.
- А добирался долго? Там ветер холодный.
Алим улыбнулся.
- Я в таксо, как людоедка Эллочка говорила. Меня Анин дедушка на своей машине забрал и сразу после выступления привез обратно. Я же говорю: я там был недолго. Он меня привез, когда уже шестьдесят пятая школа выступала. Мы в хоровом классе быстренько повторили – и все. Кстати, как результаты?
- А, да! Результаты… Мы разделили первое место с французской школой. Даже английская на втором. А вашему ансамблю еще присудили приз зрительских симпатий. Решили, что, раз уж зрители попросили повторить, значит, очень понравилось. Никому больше «бис!» не кричали.
- Ну, вот! А ты говоришь – «заменить». Может, заменили бы, но это, по сути, все начинать заново. Пока с новым человеком сыграешься… Иди, обедо-ужинай, про меня не думай.
- Ничего себе! Почти два месяца болеет - и говорит "не думай". Выбирай: либо чего-нибудь съешь и чаю выпьешь, либо придет Галя с молоком... с подогретым... и еще меда туда положит.
- Шантажист старый... - проворчал Алим. - А еще педагог!.. Ладно... позови тогда, когда готово будет.
Есть ему действительно не хотелось, но надо же как-то силы поддерживать: он собирался завтра, когда все уйдут, еще раз попробовать повторить хотя бы что-либо самое простое из танцев - до отчетного концерта оставалось меньше двух месяцев.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями