Найти в Дзене

Глаза дочери Марины Цветаевой

Ариадна Эфрон родилась 5 сентября 1912 года и глазами вышла в отца — Сергея Эфрона. Такие же большие, выразительные, но только светло-голубые, как вода. Марина Цветаева восхищалась внешностью дочери с первых месяцев её жизни. В дневнике за 1913 год записала: «О её глазах: когда мы жили в Ялте, наша соседка по комнатам, опереточная певица часто повторяла, глядя на Алю: "Сколько народу погибнет из-за этих глаз!"». Конечно, Цветаева посвящала стихи дочери и без упоминания глаз не обошлось. Аля Ах, несмотря на гаданья друзей,
Будущее — непроглядно.
В платьице — твой вероломный Тезей,
Маленькая Ариадна. Аля! — Маленькая тень
На огромном горизонте.
Тщетно говорю: не троньте.
Будет день — Милый, грустный и большой,
День, когда от жизни рядом
Вся ты оторвёшься взглядом
И душой. День, когда с пером в руке
Ты на ласку не ответишь.
День, который ты отметишь
В дневнике. День, когда летя вперед,
— Своенравно! — Без запрета! —
С ветром в комнату войдёт —
Больше ветра! Залу, спящую на вид,
И волшебну

Ариадна Эфрон родилась 5 сентября 1912 года и глазами вышла в отца — Сергея Эфрона. Такие же большие, выразительные, но только светло-голубые, как вода. Марина Цветаева восхищалась внешностью дочери с первых месяцев её жизни. В дневнике за 1913 год записала: «О её глазах: когда мы жили в Ялте, наша соседка по комнатам, опереточная певица часто повторяла, глядя на Алю: "Сколько народу погибнет из-за этих глаз!"».

Конечно, Цветаева посвящала стихи дочери и без упоминания глаз не обошлось.

Аля
Ах, несмотря на гаданья друзей,
Будущее — непроглядно.
В платьице — твой вероломный Тезей,
Маленькая Ариадна.
Аля! — Маленькая тень
На огромном горизонте.
Тщетно говорю: не троньте.
Будет день —
Милый, грустный и большой,
День, когда от жизни рядом
Вся ты оторвёшься взглядом
И душой.
День, когда с пером в руке
Ты на ласку не ответишь.
День, который ты отметишь
В дневнике.
День, когда летя вперед,
— Своенравно! — Без запрета! —
С ветром в комнату войдёт —
Больше ветра!
Залу, спящую на вид,
И волшебную, как сцена,
Юность Шумана смутит
И Шопена…
Целый день — на скакуне,
А ночами — чёрный кофе,
Лорда Байрона в огне
Тонкий профиль.
Метче гибкого хлыста
Остроумье наготове,
Гневно сдвинутые брови
И уста.
Прелесть двух огромных глаз,
— Их угроза — их опасность —
Недоступность — гордость — страстность
В первый раз…
Благородным без границ
Станет профиль — слишком белый,
Слишком длинными ресниц
Станут стрелы.
Слишком грустными — углы
Губ изогнутых и длинных,
И движенья рук невинных —
Слишком злы.
— Ворожит моё перо!
Аля! — Будет всё, что было:
Так же ново и старо,
Так же мило.
Будет — с сердцем не воюй,
Грудь Дианы и Минервы! —
Будет первый бал и первый
Поцелуй.
Будет «он» — ему сейчас
Года три или четыре…
— Аля! — Это будет в мире —
В первый раз.

1913

Хороша была Аля Эфрон не одними только глазами. Девочка росла способной и по-взрослому наблюдательной. В четыре года научилась читать, а в пять — писать. Учила её мать. Ариадна родилась в тревожное время, так что никаких гимназий, гувернанток и нянек рядом не было. Только Марина Цветаева — как мать и как поэтесса. С шести лет она научила Алю вести дневники, а с семи — писать письма. Ариадна переписывалась с Константином Бальмонтом, Максимилианом Волошиным, Пра (матерью Волошина и своей крёстной). Делилась впечатлениями о прочитанных книгах, высказывала мнения о поэтах. Совсем как Цветаева в миниатюре.

Аля с Мариной Цветаевой
Аля с Мариной Цветаевой

У Бальмонта в воспоминаниях «Где мой дом?» есть эпизод с 8-летней Алей:

«Снежинки вьются и падают на ресницы. Але трудно смотреть. Её маленькая ручка в моей руке. Она улыбается.
Вдруг она поднимает мою руку к своему лицу и прижимает её к своим губам.
— Каждый раз когда я вас вижу, — говорит она вполголоса, — я вижу высокого принца.
— Аля, — отвечаю я, — хотите выйти за меня замуж?
— Этого не может быть, — говорит она.
— Почему?
— Я слишком маленькая.
— А когда вырастете?
— Этого не может быть, — настаивает она загадочно.
— Но почему же?
Она не хочет говорить.
— Потому что я буду тогда слишком старый?
Аля смотрит застенчиво и лукаво.
— Нет, вы, пожалуй, тогда не захотите.
Мы улыбаемся друг другу очень доверчиво и ласково. Снежинки совсем опушили нас, и дома кругом стали красивые и сказочные.
— И потом, — добавляет Аля с большой серьёзностью, — вы слишком мало меня знаете. Вы не знаете, какая я в домашнем быту».

Красавица и умница Аля Эфрон, художница не столько по профессии, сколько по мироощущению прожила по сути не свою жизнь. Париж, иллюстрации, работа в издательствах, поклонники, хороший брак — выглядели бы более уместно. Но Ариадна под влиянием отца решила вернуться в Советский Союз из эмиграции. В 1939 году её арестуют за мнимый шпионаж. Несколькими месяцами позже арестуют её отца — Сергея Эфрона. Под пытками Ариадна даст показания против отца. В ИТЛ проведёт 8 лет, в том числе в штрафном на лесоповале.

Через год после освобождения её арестуют во второй раз и отправят в лагерь пожизненно. Спасёт только оттепель: в 1955 году Ариадну Эфрон реабилитируют и вернут в Москву. Всю оставшуюся жизнь она посвятит своей матери: станет хранительницей рукописей Марины Цветаевой.

Своей семьи у Ариадны не было. Единственная любовь, а по совместительству агент НКВД — Самуил Гуревич — расстрелян в 1951 году. Они были не женаты, но жили вместе. В семье Эфронов Гуревич был близким другом и даже имел домашнее прозвище — Муля.