У каждого есть свои тайные места силы куда мы возвращаемся во снах.
Для меня это поселок в глухой непроходимой тайге в окружении сопок с елями и лиственницами в сизом тумане – Синегорье. Республика САХА. Знаково, что поселок, был основан в 1985 году как временная база для строительства железной дороги. Да и поселком его можно назвать с натяжкой, 12 улиц с щитовыми временными домами для строителей железнодорожников. Сроку ему давали лет 5 не более, дальше деревянные щиты из которых он был построен должны были быть демонтированы и отправиться к следующей железнодорожной станции, но судьба его стала совсем иной. И в 1985 году родилась я. Детали нашего с ним знакомства, я уже не помню, да и окрашены они были в мрачные цвета, без 5 минут двухлетка, потерявшая отца, на руках матери десантировалась в новое место, где еще чувствовался запах свежего дерева и велись строительные работы.
В самые темные времена я возвращаюсь во сне в это место на карте нашей страны, которое и с лупой не найти. В этом сне остро ощущается запах морозной взвеси в воздухе, оглушительная тишина и хвойный терпкий аромат от лиственниц вонзающихся в пронзительно голубое небо. Все тело наполняется этим чувством бескрайности вечности и свободы. Природы, которую невозможно приручить, а лишь подчиниться и приспособиться к ее суровому нраву и вечной мерзлоте. В этих местах, где температура воздуха зимой переваливает порой 50 градусную отметку, земля не прогревается никогда, продолжают жить, создавать семьи, воспитывать детей, отправлять их в большую жизнь, люди, которых согревают надежда и сердце. Здесь прошло мое детство, отрочество, первый класс и первые чувства. Здесь 11 лет высекался характер и стойкость к высоким температурам. Второе далось хуже всего. К морозу иммунитета нет, как и не было. Но и сейчас лес мое место силы.
БАМ – Байкало-Амурская магистраль – артерия на карте России, что соединила судьбы, а не просто железная дорога.
Ее строительство объединило разные народы, судьбы. Воспоминания как яркие шары на новогодней елке высвечивают моменты, где за столами, собирались на праздники, и украинцы и белорусы, русские, якуты, можно было встретить и грузинский акцент, и бурятский говор. Звучали песни на языках, которые я не слышала, может и не услышу никогда. Но, это ощущение свободы и общей цели и общей радости я не забуду никогда.
И в этом микромире текла своя жизнь, где знали друг друга, где невозможно было пройти незамеченным. Там случались радости и горести, любовь и ненависть, рождение и смерть, находки и потери, там случалась жизнь во всей ее красоте и неповторимости, которая течет в каждом единой и неразделимой на группу крови, нацию или происхождение. Там я впервые увидела смерть лицом к лицу, почувствовала дыхание жизни всем существом, там я узнала те истины, которые помогают мне и по сей день.
Истории этого микромира посреди огромной непокорной тайги, те истории, которые уже начинают ускользать в моей памяти, и я хочу поведать вам. А может и себе, чтобы точно убедиться в том, что это было со мной.
Верный
Учителя верности и преданности бывают разные. Мой первый учитель верности был с черными подпалинами на боках, теплой мордой, желтовато белого цвета, короткой упругой шерстью, хвостом, круто завернутым в колесо, интенсивно вращающееся во все стороны света. И, особенно, громадного для моего семилетнего ростом. Его так звали – «Верный». Знакомство с ним состоялось в далеком 1992 году. Его хозяин, наш сосед по щитовому дому Харутдинов, усатый, громадный мужчина, в годах, когда уже не молодость, но и зрелость уже имеет свою глубину. Уважаемый человек. Рукастый, громкий и веселый, водитель такого же огромного, как и он сам «Магируса», татарин, в высоких унтах и лохматой шапке, вихрастыми усами. Верный был его другом и товарищем, с которым и в тайгу, и на работу, что в принципе одно и то же. Так как вся жизнь наша текла в ритмах тайги и никак иначе. Но, кроме этого Верный по своей инициативе взял на себе дополнительные обязанности. И эта инициатива приносила мне много проблем.
Верному доставались самые мои лакомые кусочки. Верного я любила самой чистой любовью. Но, все наши встречи с Верным заканчивались одинаково. Моими слезами. Как только он чуял, что я возвращаюсь из школы, за полкилометра уже готовился к встрече. Когда, за метров 300 на горизонте уже виднелся маленькая фигурка, закутанная по самые глаза, Верный со всей своей прытью и собачьей радостью подбегал и клал лапы мне на плечи, его вес мое хрупкое тело не выдерживало и вместе с ним мы летели то в сугроб, то в кусты, а то и на насыпную скальником дорогу.
Какие только меры к нему не применялись, но его радости от нашей встречи не было предела. Да и это еще не все. Несколько раз в неделю мне предстояло путешествие в соседний городок, одной, вернее на пару с футляром, размером почти с меня. В этом футляре, цвета кофе и с терпким, сладковатым запахом канифоли, с немного потертыми боками лежала хрупкая скрипка. Она была еще не взрослого размера, а «полуторка», так назывался инструмент, скрипка – малышка, предпоследний из детских размеров. Следующий по размеру должна была быть, но так и никогда и не стала, скрипка для взрослого музыканта. Со скрипкой, зажатой подбородком на мягкой бархатной подушечке, дабы не натереть шею и не выронить хрупкий лакированный инструмент, мы составляли красивую, милую композицию, как с открытки. И это все красивого, что было в нашей паре. Пока я не начинала играть, безжалостно запиливая смычком тонкие струны как напильником.
Учить играть на скрипке, безнадежно, но упорно пытались меня родители. Конечно, не сами, а силами опытных, насколько возможно было найти в тайге, профессионалов, в музыкальной школе г. Томмот по ул. Музыкальная конечно же. Учитель класса скрипки, был сам похож на небольшую с округлыми линиями виолончель, интеллигентный, лысоватый мужчина - Вениамин Александрович, невысокий, с длинными тонкими пальцами, интеллигентными усиками. Весь такой кругленький и музыкальный, как на гравюрах и картинках истинных скрипачей, он не питал иллюзий в отношении моего таланта, коего в помине не было, как и желания. Но, ежемесячная плата и желания родителей делали свое дело. И 2 раза в неделю, я, закутанная по самые глаза с футляром на перевес неизменно стояла на остановке, с компаньонкой, тоже ученицей класса скрипки, тоненькой, остроносой, кареглазой и насмешливой Кристиной.
Кристина училась со мной в одном классе, и лет нам было по 7, ей уже 8, она была любимицей учителя и предметом постоянного сравнения, а характер Кристинки был под стать скрипке и композиции, что на ней выпиливала я. Насмешливый, скрипучий, хвастливый и вредный. Но, не она героиня сего рассказа.
Неизменным спутником моего путешествия был Верный. Он ловко запрыгивал в автобус и прятался под сидение, рычал на кондуктора, водителя и пассажиров. Всех, кто пытался его спровадить. Я получала огромный поток претензий, и требований выгнать свою собаку. Но, чтобы я не делала и не объясняла, что собака не моя, и меня не слушается, Верный автобус не покидал. И так как все спешили на работу, по делам, да и автобусы ходили нечасто, возмущенные пассажиры, ехавшие на трудовые подвиги, требовали не тормозить движение, а Верный благополучно доезжал до музыкальной школы.
Если ему удавалось прорваться вовнутрь, распугивая вахтера, он прятался в раздевалке и охранял мою одежду. А прорывался он почти всегда. Было дело, что и находил меня на занятиях на 2 этаже и прорывался туда.
Тогда на меня снова обрушивался шквал обвинений, меня выводили с уроков, стыдили и заставляли выгонять собаку. И это продолжалось постоянно. Потому знала меня вся школа. Вся эта история доводила меня до слез и расстраивала, потому как попадало неизменно и мне. За то, что не слежу за собакой, за то, что она агрессивная. К слову Верный не обидел за свою жизнь никого. Но, что касалось меня он стоял на смерть, готов был терпеть любые побои и унижение. Лишь бы быть в пределах моей досягаемость, а лучше возле ноги.
А бывало, когда автобус не приходил или ломался по пути до поселка. И почти 10 км, что разделяли эти 2 точки , 2 маленьких человеческих островка посреди тайги, приходилось идти пешком, надеясь на попутный транспорт. Обычно маленькую фигурку с футляром кто-то подхватывал из проезжающих в поселок по ухабистой узкой, отсыпной дороге. Все знали друг друга если не в лицо, то по фамилии и названию «мехколоны», где работали родители. Если повезет, то и на Камазе или самосвале можно было прокатиться до дома.
Когда тайга оживала и цвела буйством красок, насколько она была способна, идти можно было вдоль дороге по кустам, обочине на которой были камни, щебень вперемешку с стрелками низких кустарников, кипрея, молодых лиственниц и сосенок. Но, зимой, сугробы вдоль проселочной дороги были непроходимы, легко можно было и валенки потерять и по пояс провалиться.
- Девочка, ты автобус не пропустишь? Буран начинается скоро. – миловидная продавщица с ярко накрашенными губами кивнула на остановку и показавшийся на горизонте автобус. Переминаясь с ноги на ноги, я грелась в магазине, напротив остановки на микрорынке. В этом магазине среди разной всячины, одеколона, мыла, россыпью на витрине лежали украшения из неведомых камушков. Сейчас я уже знаю характерный лиловый сказочный узор чароита, рассказывающий таежные сказки в каждой серьге или подвеске, но тогда, рассматривая витрину завороженная теряла счет времени. Продавщица снисходительно не выгоняла меня, понимая, что в такой холод, когда температура уже переваливала за 30, погреться просто жизненно необходимо. Я отогревала руки, розовела, а потом обычно резко выскакивала из магазина, как только видела автобус на горизонте. Но в этот раз, я упустила счет времени, и когда увидела автобус, совсем не обратила внимание, что он был непохож на тот, в котором я добиралась обычно. А автобус по маршруту Томмот - Синегорье неизменно ходил один. «Пазик», бело-голубой, с дверями гармошкой и неизменным запахом пыли и солярки.
- С собакой нельзя! Выведете пса из автобуса! – визгливый голос кондуктора над моим ухом не предвещал ничего хорошего. Верный тихо рычал под сидением. Сидячих мест было достаточно, неудивительно, в такую погоду
- Это не моя собака, я не могу ее вывести - я приготовилась к повторению истории.
- Ладно, пусть едет, погода нелетная – низкий бас раздался с водительского места и в зеркале подмигнул карим глазом мужчина, с седоватой бородой. Кондуктор недовольно сверкнула глазами и резко оторвала мне билет из большого билетного рулона.
- До Алексеевска? – в открывшейся на остановке двери показалась мохнатая шапка ушанка, такого размера, что было абсолютно непонятно, кто ее владелец, только по голосу было понятно, что это мужчина.
- Да, это последний рейс – сухо ответила кондуктор
Липкий страх медленно раскручивался в животе, сжимая все внутренности в тугой комок, мгновенно слезы удушливой волной подкатили к горлу.
- как до Алексеевска, не в Синегорье разве идет? Я с надеждой в голосе обратилась к кондуктору. Алексеевск, э то поселок совсем в другой стороне от Синегорье, дорога начинаясь с Томмота раздваивалась и одна ветка уходила на восток в сторону Алексеевка, до него было не менее 20 км, и остановок по пути для пересадки нет.
- Так уже ушел до Синегорья и больше не будет сегодня – сухо ответила кондуктор обилечивая входящих пассажиров.
Я резко подскочила и метнулась к выходу, Верный за мной. Оглядевшись на местности я поняла одно что направление я не помню. Погода неумолимо портилась, несмотря на послеполуденное время, начинало темнеть, снег стеной падал, при этом встречными потоками усиливающего ветра закручивался поземкой по дороге. Ветер усиливался. Остановка, где я выскочила была словно островок среди безлюдной снежной дороги. Верный с лаем пробежал вперед на 100 метров, повернувшись на меня ясно давая понять, что дорогу помнит, покажет и я в безопасности. Холодный ветер стянул лицо как маска, только слезы, сдерживаемые порывами ветра согревали лицо. Но это опасный фактор, обветрить лицо так легче простого. Потому утершись варежкой натянув по самые глаза полосатый колючий шерстяной шарф я пошла за Верным.
По краю дороги, ноги утопали в сугробах, которые захватывали валенки и с нехотя отдавали их назад, с каждым шагом порывы леденящего ветра срывали белую пелену снега с деревьев и закручивали ее в воздуха в большие воронки. Как назло ни одной попутной , да и встречной машины. Видимость становилась все меньше, а очертания дороги под пеленой снега все размытее.
Но неизменно впереди на несколько шагов впереди слышался лай, Верного, как только я догоняла его он бежал снова вперед не выходя из предела моей видимости.
Снегопад не прекращался, холод сковывал ноги, немело лицо. Порывы ветра сбивали с ног. Ничего не было видно из-за снежной пелены, даже сверить маршрут, внезапно скрежет тормозов и громкий лай взорвали снежное царство.
- Какого лешего ты под колеса бросаешься – громкие ругательства раздались впереди. Как только пелена снега рассеялась, и я дошла до источника звука, передо мной открылась картина: в аккурат в центре дороги за 200 метров передо мной немного занесло Уазик, Верный с громким лаем прыгал на его колеса. При это прихрамывая на лапу. Остановив машину, бросившись под колеса он не только поймал мне транспорт, но и спас жизнь. Если б не он, то под колесами машины оказалась бы я.
Я оглянулась и увидела, что под снежной пеленой, в вихре снега я шла в центре дороги, снежная насыпь стерла границы проселочной дороги, и любая проезжающая машина могла лишить меня жизни.
Водитель удивился увидев меня как белое маленькое приведение посреди метели, с причитаниями, схватил в охапку меня с футляром и посадил на переднее сидение.
- Без своего пса я не поеду – сказала я. Широкоплечий мужчина, открыл дверь на заднее сидение и Верный забрался в машину.
- Куда тебе, дама с собачкой? - Мужчина улыбаясь протягивал мне сухие верхонки, чтобы согреть руки.
- на Ларбинскую, Синегорье. – Верный залаял на заднем сидении, напоминая, что он не даст меня в обиду.
- Поехали, пока совсем бураном не занесло – лихо вывернув из сугроба, авто развернулось в сторону дома.
Не раз Верный выручал меня, и все ему было нипочем.
Но, однажды, на исходе лета, которое в тайге мимолетно и насыщенно, запахами, дарами, мы с детворой исследовали как всегда окрестности. Внизу поселка, где большие кучи угля возле котельной были похожи на космические ландшафты, а жестяная баба-яга – флигель на трубе котельной, что отапливала поселок напоминала о том, что мир не такой как кажется. А полон сказок и волшебства, что кроется под каждым покрытым мхом пнем, или деревом с когтями дикого таёжного зверя. В высокой траве, что закрывала нас с головой мы брели возвращаясь с нашего похода по окрестностям. Впереди неизменно бежал Верный, с громким лаем прокладывая дорогу.
Внезапно глухой звук, хлопок несколько раз прозвучал впереди. Верный взвизгнул от боли. Но не упал, шаг его замедлился, и он тяжело дыша сел, а потом лег на траву. С громким криком мы подбежали к нему. Несколько идеально круглых темных точек на боках. Следы от пуль. Кто и зачем, ответы на эти вопросы не нашли. Кто-то из ребят побежали за хозяином. Я оставалась рядом гладила, слушала его тяжелое дыхание. Слезы капали на его черные подпалины на боках.
Хозяин отнес Верного на руках к себе. Нас загнали родители домой. С этого вечера Верного я больше не видела. Этот подвиг был последний, приняв на себя пули, которые возможно попали бы в нас, он навсегда научил меня преданности и верности.