Вот о чём захотелось мне напомнить именно сегодня
Русские отцы Америки
(Продолжение)
Тысячи изгнанных из большевистской России в США в 20-30-е годы XX века русских инженеров, врачей, работников искусства, сотни профессоров и учёных нашли в Америке применение своим знаниям, способностям и талантам, выразившееся в выдающихся достижениях и блестящих открытиях, обогативших в самых различных областях американскую науку, технику, культуру. К началу 30-х годов в университетах и других ведущих научных учреждениях США работали около двух сотен крупнейших учёных русского происхождения. Именами этих людей пестрели страницы газет и журналов, а перед войной все двести прославлены были в США престижным ежегодником «Кто есть кто?». Но ещё большее значение в эти десятилетия, по признанию американских же историков, сыграл труд русских в качестве фермеров, шахтёров, металлургов и работников других ведущих отраслей промышленности. «Каждая волна иммиграции оставила на американском обществе свой собственный отпечаток, каждая привнесла свой характерный вклад в становление нации и эволюцию американского образа жизни». Это слова президента Джона Ф. Кеннеди.
Я хочу тут восстановить подробности участия только некоторых великих наших соотечественников в обустройстве Америки, приобретшей с их участием свой современный облик и нынешнее значение.
***
Владимир Николаевич Ипатьев (1867-1952)
Нобелевский лауреат, химик Рихард Мартин Вильштетер сказал о нём: «никогда за всю историю химии в ней не появлялся более великий человек, чем Ипатьев». В годы Второй мировой войны авиация союзников выиграла у гитлеровской «Люфтваффе» воздушную «битву за Англию» ещё и потому, что американские и британские самолёты летали быстрее немецких. Секрет был очевиден: они заправлялись высокооктановым бензином, изобретённым в США русским эмигрантом Владимиром Ипатьевым, которого называли тут «величайшим химиком ХХ-го века».
След в России
Владимир Николаевич Ипатьев родился в Москве, закончил Михайловское артиллерийское училище, работал в Санкт-Петербургском Университете. В 1916-ом году становится академиком Санкт-Петербургской академии наук. В рекомендации для почётного избрания, подписанной выдающимися учёными, подчёркнуто: «работы Ипатьева отличаются большим разнообразием, нежели работы Сабатье, получившего в 1912-ом Нобелевскую премию... Россия заняла в области изучения контактного катализа новую, более твёрдую, бесспорно совершенно самостоятельную позицию».
Грянула Первая мировая война и в том же 1916-ом году при Главном артиллерийском управлении был создан Химический комитет, председателем которого стал (уже генерал-лейтенант) Ипатьев. Занимался комитет не только производством химической продукции для фронта. По сути, этот комитет — прообраз современного ВПК. Если в начале войны армия испытывала огромный дефицит снарядов, то позже Ипатьев напишет: «Войну мы свободно могли продолжать ещё очень долгое время, потому что к январю и февралю 1917 года мы имели громадный запас взрывчатых веществ в миллионах различных снарядов и, кроме того, более миллиона пудов свободных взрывчатых веществ». Этих запасов хватило потом на четыре года кровавой братоубийственной гражданской войны…
Известно, что жесточайшим поражающим фактором на тогдашних фронтах стало применение противником отравляющих газов. Ипатьев привлёк к работе по организации химической защиты и созданию противогазов ведущих российских химиков, сам бывал на фронте, проверяя эффективность защиты солдат от действия этих газов. В 1915-ом году известный русский ученый-химик Н.Д. Зелинский предложил использовать для очищения отравленного воздуха активированный древесный уголь, в котором (за счёт специальной обработки) создавалось большое количество пор. Ипатьев по достоинству оценил это предложение и сделал всё возможное для того, чтобы защитные средства с этим новым способом нейтрализации газов поступили на фронт немедленно. Так что уже к осени 1916-го года, русская армия стала практически неуязвимой для газовых атак.
Именно Ипатьев стал «отцом» советской химической промышленности. Он является автором современного гетерогенного катализа в органической химии и нефтехимии, каталитического крекинга, на котором основано получение всех видов современного моторного топлива и полимерных материалов. Первым синтезировал изопрен, дивинил, полиэтилен.
События 1917-го года не убили в нём желания служить Родине, и он продолжает работать в России. Сам Ленин называл учёного «главой химической промышленности Советского Союза». В 1919-ом году Ипатьева назначили председателем Технического совета химической промышленности при ВСНХ. Под его руководством создаётся ряд научно-исследовательских институтов.
Причины бегства
В середине 1920-х в верхушке руководства государством произошли перемены. После того как Троцкий лишился власти, Ипатьев, у которого были с ним деловые связи, ощутил перемену в отношении к себе: его вывели из Президиума ВСНХ. Ипатьеву напоминают, что в своё время он отказался вступить в партию, хотя предложение исходило из очень высоких инстанций. Призрак «философского парохода» ясно возникает перед мысленным взором известного химика и крупного хозяйственника.
Однако ему удалось уехать в длительную научную командировку за рубеж. Это оказалось для него счастливой случайностью. В командировке Ипатьев, к тому времени уже академик АН СССР, узнаёт о преследовании его коллег по подозрению во «вредительстве и шпионаже». Особенно взволновал Ипатьева арест его близкого друга, профессора Е. Шпитальского, отправленного в тюрьму сразу после того, как избран он был членом-корреспондентом Академии наук СССР. И тогда он принимает решение не возвращаться на родину.
От первого лица
Из воспоминаний В. Ипатьева: «...У меня самого в душе до конца жизни останется горькое чувство: почему сложились так обстоятельства, что я принужден был остаться в чужой для меня стране, сделаться её гражданином и работать на её пользу в течение последних лет моей жизни». Дочери, жившей в Ленинграде, он писал в декабре 1945 года: «Работая здесь (в Америке) научно, я, однако, никогда не забывал, что всякое новое достижение приносит также пользу и моей Родине. Хотя мы и не испытывали здесь голода и холода во время войны, но должен тебе сказать, что мучительно переживал все начальные неудачи нашей Красной Армии, но, однако, верил, что потенциальная энергия русского народа возьмёт своё и он выйдет победителем».
Что он сделал?
Для начала учёный попробовал осесть во Франции и только в 1938-ом году переезжает в США. Понятно, что без работы всемирно известный химик тут не остался. Ему доверили преподавать сразу в двух университетах — Чикагском Северо-Западном университете и Нортуэстернском — в известном научном центре Эванстоун. Он стал богатым и известным, но все заработанные деньги вкладывал в развитие лаборатории, которую ему предоставили. Приглашал на работу только русских и американцев, знавших русский язык. В результате он и его сотрудники сделали настолько значительный вклад в такие новые тогда отрасли химии, как органический синтез и перегонка нефти, что Ипатьева считают теперь основателем нефтехимической отрасли в США. Крупнейшим открытием стал разработанный Ипатьевым революционный способ перегонки нефти, названный им «каталитическим крекингом». Этот способ позволил намного (20%) увеличить выход бензина при переработке нефти. Вторым прославившим его изобретением стал высокооктановый бензин, который и дал американским самолётам победный перевес в скорости. Это преимущество американскими лётчиками было использовано во время Второй мировой войны в полной мере. Кроме того исследования Ипатьева позволили наладить производство всевозможных полимеров и пластмасс. Его вклад в органическую химию и нефтяную промышленность Америки настолько велик и уникален, что американские коллеги поставили его в один ряд с Ломоносовым и Менделеевым. А Генри Форд вообще называл Ипатьева одним из «основоположников современного образа жизни США».
В 1937-ом году он признан был «человеком года», обойдя тысячу претендентов на этот титул. Становится академиком Национальной академии наук США, а в мае 1939 года ему в Париже была торжественно вручена медаль Лавуазье — высшая награда для выдающихся химиков планеты.
Химия высоких давлений и температур, основоположником которой является В.Н. Ипатьев, открыла способ дать человечеству материалы с необычайными свойствами, например, так называемую «конструкционную металлокерамику», более прочную, жаростойкую, лёгкую и во много раз более дешёвую, чем металл. Она, химия высоких давлений и температур, уже дала нам искусственные алмазы и сверхтвёрдый материал — боразол. Конечно, всё это — результаты трудов уже не самого Ипатьева и его учеников, а новых поколений химиков, одни из которых некогда встретили химию высоких энергий в штыки, а другие стали с энтузиазмом развивать её так, как указано было Владимиром Ипатьевым ещё в самом начале XX-го века.
В конце пути
В разгар второй мировой войны острее стала тоска по Родине. Угнетала невозможность оказать ей посильную помощь. В 1944-ом году он сделал попытку хлопотать о возвращении: через посла А.А. Громыко передал соответствующую просьбу советскому правительству. Ответ был отрицательным. Так же равнодушно прореагировали власти предержащие на повторную попытку в 1951-ом году. А жизнь его была уже на излёте, ему шел восемьдесят шестой год... Но до последних дней учёный продолжал работать в лаборатории. «...Я как военный старый конь, который как услышит военную музыку, тотчас начинает проявлять особую живость, вспоминая прежнюю службу, так и я, пришедши в лабораторию, не могу удержаться от того, чтобы не взять пробирку в руки и не начать проверку новых опытных результатов», — говорил он о себе.
Его творческое наследие составили около четырёхсот научных статей, несколько десятков книг, более двухсот изобретений. После смерти В. Ипатьева Американский союз химиков учредил ежегодный приз его имени. Известный американский нефтехимик Ф. Уитмор опять повторил мнение о том, что «среди многих замечательных химиков Россия дала миру трёх выдающихся — М. В. Ломоносова, Д. И. Менделеева и В. Н. Ипатьева». А на родную землю память о нём вернулась спустя почти четыре десятка лет: в 1990-ом году Академия наук восстановила его в правах действительного своего члена. Его творческое наследие составили около 400-от научных статей, несколько десятков книг, более 200-от изобретений. После смерти Ипатьева Американский союз химиков учредил ежегодный приз его имени. А на родную землю память о нём вернулась спустя почти четыре десятка лет: в 1990-ом Академия наук восстановила его в правах действительного своего члена.
Свидетельства о сокровенном
В книге воспоминаний «Жизнь одного химика» Владимир Ипатьев писал:
«Таким образом, с самого начала своей работы в немецкой компании я не только научил работать под высокими давлениями, но сделал очень интересное открытие, указав на громадное значение фактора давления на ход химических реакций.
Несомненно, мой авторитет в глазах немецких химиков возрос ещё в большей степени.
С 20-го июня в Берлине началась «Русская учёная неделя», в которой приняли участие 20 русских учёных, представлявших разные научные дисциплины. Я и А.Е. Чичибабин, представлявшие русскую химию, были приглашены на обеды к разным немецким учёным: к проф. Берлинского Университета д-ру Шленк, к д-ру Гессу, работавшему в Кайзер Вильгельм Институте и к д-ру С. Neuberg’y — биохимику, директору Биохимического Института в Далем. Кроме того, я был гостем у д-ра Нернста, где я познакомился с проф. Einstei’нoм и во время обеда сидел с ним рядом за одним столом. Я помню, что один из немецких профессоров спросил меня, почему я совсем не покину СССР и не переселюсь заграницу для продолжения своих научных работ, где я найду, несомненно, гораздо более удобств, чем у себя на родине. Я в то время не имел ни малейшей идеи покинуть свою страну, так как считал, что буду в состоянии приносить ей пользу, и верил, что общими усилиями мы будем в состоянии побороть все препятствия, стоявшие на пути установления нормальных условий, как для научной работы, так и для общественной жизни. Я не замедлил ответить моему собеседнику, что я, как патриот своей родины, должен оставаться в ней до конца моей жизни и посвятить ей все мои силы.
Проф. Эйнштейн слышал мой ответ и громко заявил: «вот этот ответ профессора я вполне понимаю, так надо поступить». И вот прошло 4-5 лет после этого разговора, и мы оба нарушили наш принцип; мы теперь эмигранты и не вернулись в свои страны по нашему персональному решению, а не потому, что были изгнаны нашими правительствами. Конечно, каждый из нас постарался объяснить своё невозвращение известными мотивами, но факт остаётся фактом: мы изменили нашим убеждениям и покинули свою родину. Впоследствии я откровенно опишу все свои переживания относительно моего решения не возвращаться в течении известного времени в СССР, и, может быть, читатель найдёт мои основания заслуживающими оправдания. Но у меня самого в душе до конца моей жизни останется горькое чувство: почему сложились так обстоятельства, что я все-таки принуждён был остаться в чужой для меня стране, сделаться её гражданином и работать на её пользу в течении последних лет моей жизни?».
(Продолжение следует)