Вальку с Андрюхой по прозвищу Рыба, как главных свидетелей ограбления, повезли составлять фоторобот. В те времена не было на самом деле никаких технических средств, какие показывали в кино. Никаких транслируемых на экран частей лица, которые подбирались путём смены диафильмов. Был банальный художник, при чём по всей видимости бесплатный, ну или поймали его на какой-то мелочёвке, и он согласился рисовать портреты предполагаемых преступников в качестве отработки. Дело это явно художнику не нравилось, что наглядно он демонстрировал всем своим видом. Ему бы великое творить, а он тут, понимаешь, с детьми мучается, вытягивая и стараясь понять по их сбивчивым рассказам что же надо нарисовать. Тем не менее выглядел он как настоящий завзятый художник: с козлиной бородкой, в берете и длинном шарфе, закинутым за спину, со специальным набором кистей и красок, ну ни дать, ни взять, настоящий живописец. Или живописе́ц.
- Так-с, молодой человек, рассказывайте, опишите мне лицо, глаза и нос злодея, - обращался последователь Репина к Вальке.
Тот мялся и не знал, как сформулировать описание, не обладая таким опытом.
- Ну это… ну лицо у него такое… прямое…
- Как прямое? Узкое, широкое?
- Среднее…
- Понятно, ну а нос, какой у него нос?
- Нос… ну нос… нос него такой… прямой…
- Длинный, короткий, картошкой?
- Да ну, какой картошкой… говорю же прямой нос… средний такой нос.
- Так-с-с-с-с, да, описание просто шикарное. Всё значит у него прямое и среднее, - живописец явно терял терпение, - так, ну давай ещё раз попробуем. Итак, какие у него глаза, ведь наверное не прямые, и не средние, и не ровные?
- Нет, почему Вы так говорите, глаза у него…обычные. Совершенно обычные глаза… и это… чёрные, вот…
Бедный художник от слова «худо» честно пытался нарисовать что-то в свой блокнотик, чертил там карандашиком периодически, потел и нервничал. Он раз за разом задавал одни и те же вопросы по кругу.
- Какие глаза, а какое лицо, а какой нос? – постепенно надуваясь и выходя из себя от одних и тех же ответов почти переходил на крик красколюбец.
- Лицо обычное, нос ровный, глаза чёрные…
Периодически неудавшийся Илья Глазунов начинал глубоко дышать, вздымая грудь и говорил:
- Ну всё, спокойно, давайте успокоимся!
- А мы и не нервничаем, - с весёлой улыбкой отвечал ему Рыба, который сидел тут же и вставлял свои пять копеек про обычное лицо и прямой нос.
Он ведь близко тоже видел «грабителя» и был «ценным свидетелем», но, к несчастью художника, пользы от него было ещё меньше чем от Вальки. Вся эта ситуация весьма забавляла Андрюху, он не мог сдерживаться и периодически на него наступали приступы хохота. Ему вообще очень повезло и от всего вокруг происходящего он только выигрывал и абсолютно не возражал, чтобы расследование шло как можно дольше. Во-первых, их забирали прямо с уроков, во-вторых катали по городу на милицейском уазике, в-третьих учителя с пониманием относились ко всему происходящему, а Рыба, не будь дурак, пристрастился сваливать все невыученные уроки на своё участие в расследовании.
- Да мы вчера опять у следователей были допоздна. До самой ночи, какой тут учить, - втирал он математичке.
- Ну ладно… если у следователей…
Молодая учительница, которой Рыба с честными, специально натёртыми до красноты перед уроками глазами вешал лапшу на уши, не могла поставить плохую оценку в данной ситуации. От этого лентяй сиял, как медный таз, с торжествующим победоносным видом садился за парту и продолжал валять дурака, бездельничать и бить баклуши. Он и до этого то учил уроки только по знаменательным датам, а тут, получив индульгенцию, полной ложкой наслаждался жизнью всей своей двоечницкой хулиганской сущностью.
Между тем мозги художника закипали от точности объяснений и сравнений лица «грабителя» с чем-то ровным, обычным и «вон как у него». Это ещё одна детская фишка, при каждом вопросе на кого похоже лицо или глаза говорить «вон как у него», при чём указывая на абсолютно разных людей, никак между собой не похожих. Точнее, связывало их всех только одно - то что на «грабителя» на самом деле они не были похожи уж точно и совершенно не при каких обстоятельствах.
- Стоп, давайте успокоимся, - в сотый раз, пыхтя и выпуская пар из ушей, шипел работник кисти и мольберта, – итак, дети, какой у него был нос?
- Да мы же говорим - ровный, прямой! – не сдерживая смеха выпаливали Валька с Рыбой хором.
- Да какой прямой?!!! - бедный живописец взорвался.
Видимо всё, что накопилось в нём за этот час, как тротиловая шашка всё-таки детонировало. Он потерял последние капли терпения, от злости начал что-то усиленно чертить в блокноте, сломал карандаш, вскочил, сжав кулачки, от чего его берет смешно свесился на бок, а шарф упал на грудь и завопил, брызгая слюной:
- Ну какой прямой?!!! Как у Буратино что ли?!!!
В этот момент в комнату вошёл молодой следователь. Художник нервно сжал губы и молча сел, ненавистно глядя на нас с приятелем.
- Так, ну что тут у нас? Получилось, а Гаврила Ардальоныч? – спросил он бедного бумагомараку.
Не известно, на самом ли деле того звали как известного персонажа Достоевского, или это был какой-то прикол.
- Я Вам тысячу раз говорил, что меня зовут не Гаврила Ардальоныч, любезнейший! Вот Вам, пожалуйте, кушайте как говорится, не обляпайтесь. Лучший фотопортрет преступника за последние века, сходство с тем что мне говорили, просто идеальное. Так даже Рафаэль с Шишкиным не нарисуют. А сейчас, товарищ капитан, извольте любить и жаловать, увы, спешу откланяться, меня пора. У меня зарисовка с натуры.
- Тамбовский волк тебе товарищ. Знаем мы твои «зарисовки». Ты смотри там, со своей натурой, чтобы не как в прошлый раз, а то будешь у нас до конца жизни фотопортреты рисовать. В обезьяннике.
- Ну зачем же так… Я же пообещал, я же интеллигентный человек, интеллектуал в третьем поколении! Ну к чему это позор и обвинения! Я же всё осознал!
- Давай-давай, Шишкин-Айвазовский, свободен. Но знай, мы за тобой наблюдаем! Ещё раз узнаем, что ты голых мужиков рисуешь, учти, статью ещё никто не отменял! Будешь на нарах наколки вместо картинок своих рисовать! Ишь выискался, авангардист, Малевич недоделанный, Сальвадор в дали, иди с глаз моих долой!
Левитан нашего времени не стал спорить и обсуждать особенности современного искусства. Он бросил блокнотный листок на стол перед следователем и задом, забрасывая шарф за спину, поправляя берет и кланяясь быстренько ретировался за дверь.
- Так, что тут накарябал этот бумагомарака… Пацаны, посмотрите, похож на вашего злодея?
Капитан показал рисунок детям. Надо отдать должное художнику, он действительно нарисовал всё ровно со слов школьников. С блокнотного листка на них смотрело начерченное простым карандашом прямое обычное лицо с реально прямым носом, и обычными чёрными глазами. Художник превзошёл самого себя. Это лицо было похоже на все лица одновременно. Оно, как портрет Дориана Грея, вмещало в себе все самые обычные лица и было как бы универсальным. Но вот на кого оно не было похоже, так это на «грабителя». На всех людей в мире было похоже, а на него нет. Вот ведь казус.
Детям стало по-своему жаль бедного художника, хотелось его как-то защитить, поэтому Валька с Рыбой переглянулись и промямлили:
- Ну если только глазами…
- Да… если только глазами, а так, конечно, не очень…
- Так я и думал. Ничего не умеют эти мазилы, едрит их ангидрид. Мало им Хрущёв кузькину мать показывал. Ладно, пацаны, у нас тут до следующей очной ставки есть время, так что вы посидите… Чем бы вас занять… а вот, точно! Вот вам книжка, почитайте, очень полезно. Это самая лучшая книга в мире. Уголовный кодекс называется. Так что, сидите здесь, не безобразничайте, не шумите. Скоро приду, проверю, чтобы три статьи выучили к моему возвращению! В жизни пригодится.