Это был человек с необыкновенной гордыней. Таких тут называют метроменами, то есть мужчина, который одевается, стрижется и следит за своей внешность с излишней тщательностью. Чем хочет возвыситься, и оказаться над всеми самым демонстративным образом.
В айкидо он имел пятый дан, это ровно на половину к высшему – десятому, по-военному званию, где-то полковник.
Жена у него была японка, которая находилась здесь же. Пока в пару со мной она не становилась, так как стояла с привычными для себя партнерами из группы черных поясов.
После того, как такой высокий чин обратил против меня свой грозный взор, жизнь в додзе стала мне совсем немила.
Он грозным голосом делал мне замечания в момент, когда я делал растяжку, указывая, как правильно при этом держать руки, и выдавал в этом, своё прошлое, так как таким образом делают растяжку только танцоры, а никак не бойцы.
На следующей же тренировке он грозно и грубо отругал меня за опоздание, хотя таким образом опаздывала половина группы.
При этом он был младше меня лет на десять, но его глаза сверкали гневом, и голос раскатывался по залу, как командующего дивизией в моей сержантской учебке.
Я делал вид, что вообще не понимаю английский язык и придурковато улыбался, но в реальности меня уже начала забавлять вся эта трагикомедия.
Опять-таки, несмотря на недовольство сенсэя, а может быть и благодаря ему, со мной в пару начали по очереди становиться «небожители». Это такие ребята, которых принято называть офисным планктоном.
Они не общаются с работягами, присутствующими на тренировках. Ведут себя по отношению к ним надменно, так как их образ жизни позволяет им заниматься спортом больше и почти все они имеют черные пояса.
Каждый из них, постояв со мной в паре, имел очень раздосадованный вид, и максимум, что они спрашивали, это – где я научился такому айкидо. Я старался отвечать односложно, и сообщал, что в моём родном городе. После этого они больше никогда не только не становились со мной в пару, но и делали вид, что меня не видят, то есть полностью игнорировали. Не здоровались, не встречались взглядом, и не разговаривали.
Тут уже дошла очередь и до японской жены сенсея.
Посмотрев на мою работу с небожителями, она решила, что и она может стать со мной в пару, при этом не покрыв себя позором.
Постояв со мной в паре, она была так впечатлена, что расстелилась передо мной в глубочайшем поклоне. Это целое искусство, которым мы в СССР не владели, да и не собирались овладевать, так как это не соответствует нашей культуре.
Но я бы ответил ей тем же, но, во-первых, я не был готов, что передо мной кто-либо падёт ниц, а во-вторых, мои травмированные ноги не позволили мне принять позу сайкэйрэй.
Я опять оказался в дурацком положении.
И так как японская прима учудила это на глазах своего мужа. У него чуть глаз не лопнул от злости, видя, что какой-то вонючий имигрантишка без статуса ответил на простирание простым, хотя и максимальным, поклоном на проявление глубочайшего почтения.
Тут я в очередной раз понял, заниматься мне тут долго не придётся.
Но заниматься уж очень хотелось. Тем более, что были и другие сэнсэи, которые вели тренировки в отсутствии самого грозного из них. Все они не особо отличались от старшего по рангу, такие же выскочки, позеры и хамы, но накала старшего учителя в ненависти ко мне у них не было.
Среди них был единственный молодой парень со всеми признаками духовного и интеллектуального развития. Этот открыто меня хвалил, но после каждого приёма участливо спрашивал моих партнеров не повредил ли я его.
Дело в том, что общий уровень и направленность местной группы, был явно не боевой. И этот парнишка был, как писали русские классики, «лучом света в тёмном царстве».
Не могу обойти еще один аспект тренировок – это присутствия наших соотечественников на тренировке. А было их ровно пятеро.
Коротко опишу. Первым был мой знакомый, находящийся на уровне начинающий. При этом у него была какая-то болезнь, и он выглядел так, что его движения были как у сильно пьяного человека. Канадцы обожают таких ребят, на их фоне они чувствуют себя суперменами.
Он не получал ни одного замечания и пользовался хорошим, то есть безразличным отношением окружающих. Мало того, отсутствие критики дало ему повод думать, что он делает широкие шаги в освоении техники, о чем он мне и рассказывал после тренировок.
Я не собирался его разочаровывать и только поддерживал в нём его убежденность.
После него шёл огромный парнище, мастер по нескольким видам спорта, но новичок в айкидо. Он был не только из моего родного города, но и учились мы в одном институте физкультуры.
Этот гигант тоже подвергался нападкам со стороны небожителей, но он так перед ними благоговел, что они ему прощали его силу и снисходительно позволяли существовать.
Третьим был русский парень из Ташкента, по профессии доктор китайской медицины, то есть иглотерапевт. При моем появлении в зале, на его лице отразилась ненависть и брезгливость в моём направлении. Поэтому я не становился с ним в пару, и он избегал меня изо всех сил.
Канадцы при мне допросили его, и он с огромным энтузиазмом рассказал им, что получил звание доктора китайской медицины. Он попытался вручить свои визитные карточки, но канадцы обломали его тем, что никто даже в руки не взял эти протянутые им карточки. Через несколько лет, встретив меня, он подбежал, поздоровался и пожаловался на эту же группу, рассказав, в принципе, то же самое о себе, что я пишу в этом рассказе. То есть его выжили на пару недель позже меня.
Было ещё пару человек, но они так от меня прятались, что я их даже не запомнил.
Но тренировки продолжались, значит и нам скучно не будет.
Пользуясь тем, что не на всех тренировках присутствовал грозный сэнсей, я умудрялся продолжать тренироваться.
Во всех школах боевых искусств должны соблюдаться строгие правила дисциплины, соблюдение моральных норм. Но как вы успели по моему рассказу заметить, эти все нормы были в данном случае грубо попраны.
Я упорно старался не только соблюдать эти гласные и негласные нормы, но и хотел укрепить свой дух встречающимися на моём пути препятствиями.
В начале тренировки все ученики занимают в шеренге перед учителем положение, как и в армии справа налево. Но только делают это не по росту, а по уровню мастерства.
То есть первыми садятся на ковёр самые сильные и продвинутые, и чем дальше влево, тем больше новичков и молодежи.
В этом зале самые последние были две китайские женщины, одна лет сорока, а вторая лет двадцати.
Я же садился крайним слева, но эти обе китаянки в знак уважения ко мне настойчиво пересаживались в крайнее положение слева.
Делал я это не для того, чтобы подчеркнуть несоответствие моего положения с моим уровнем, и не для того, чтобы показать какой я скромный.
Причина была гораздо проще, я был постоянно переутомленным.
Дело в том, что я не только работал, но ещё и тренировался. Каждое утро с пяти утра – два часа каратэ, потом штанга, и плавание.
Это была моя обычная рутина, но я начал явно сдавать, и тут давило не то, что я перегружался, а то, что на айкидо я получал огромный стресс от окружающих.
Поэтому я старался становиться в пару с этими двумя китаянками. Они были мне благодарны по той причине, что я незаметно для окружающих их подучивал, и они проявляли по отношению ко мне глубокое уважение.
Но заметив, что я стараюсь быть в женском окружении, самый грозный сэнсэй в истерике кричал на меня, чтобы я не смел обучать, а просто тренировался.
Это выглядело настолько отвратительно, что в этот момент даже его японская жена невольно краснела от стыда за своего мужа.
Дело в том, что обучать новичков, это святая обязанность каждого старшего ученика, которую как раз в этой группе и отказывались выполнять группка чёрных поясов.
Они просто замкнулись в своём небольшом круге и старались избегать становится в пары с менее опытными учениками.
И такая постановка учебного процесса приводила к тому, новички не могли продвигаться вверх, а старшая группа явно деградировала.