Впервые я узнала о существовании такого явления, как жертвоприношение, лет, наверное, в пять-шесть. По телевизору тогда крутили мультики с ветхозаветными сюжетами. Среди прочих там был сюжет про то, как Авраам хотел принести в жертву своего сына Исаака.
Помню, как меня это впечатлило и ужаснуло. Я поделилась с папой, и он рассказал, что давным-давно жертвоприношения были очень распространенной практикой. Иногда в жертву приносились продукты питания, животные, а иногда и люди. Считали, что это необходимо, чтобы задобрить богов (или Бога) или духов. Взять, например, какую-нибудь Древнюю Грецию: чтобы был хороший урожай, нужно было принести жертву богине плодородия. А уж какая ей там требовалась жертва, решал верховный жрец.
Идея была многократно мной обдумана, раскритикована, признана несостоятельной, и внезапно… закрепилась где-то на подкорке. Проявлялось это в те моменты, когда мне было тяжело. Трудная контрольная, например.
«Если сейчас напишу хотя бы на четыре (пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста), то отдам свою булочку бездомной собаке.» – с СИЛОЙ думала я, после чего получала пять, и честно отдавала свой перекус какой-нибудь псине.
В универе стало тяжелее. Особенно на последних курсах. Я тянула две вышки, работала на заводе, брала подработки (надо было платить за съемную квартиру) и писала две дипломные работы. В общем, взяла я тогда на себя немного больше, чем могла вывезти. Очень хотелось всё бросить, но я не сдавалась. А однажды мне в голову пришла отличная идея привычная мысль.
«Если я защищу дипломы, я… сдам кровь!» – булочка тут уже не канала, слишком высоки были ставки. – «Я буду донором, точно!»
Идея мне понравилась, и я за нее уцепилась.
Время шло, дипломные работы писались, работа работалась. От подработки я отказалась, потому что человеку надо иногда спать, а не сайты делать по ночам. Питалась макаронами с растительным маслом и жаренным луком. Сильно похудела.
И вот наконец защиты. Одна, вторая, обе успешно. Я была полна решимости выполнить свое обещание.
Тут на работе объявили День Донора.
«Как повезло!» – подумала я. – «Даже ни на какую станцию переливания крови ездить не надо.»
Утром в День Донора я пришла в указанное в объявлении место. Сперва нужно было сдать анализ крови и пройти терапевта. Сдав анализ, я вошла в кабинет врача. Она сказала мне взвеситься, померила давление, осмотрела и спросила о самочувствии. Потом покачала головой:
– Давление низковато. Ели утром? – спросила она меня.
– Нет, не ела! – бодро отрапортовала я, ведь до этого момента, я сдавала кровь только на анализы, а там всегда требовали приходить натощак.
– Плохо. – снова покачала головой доктор, и задумалась на секунду. – Значит так. Там у кабинета 213 стоят булочки с чаем на подносе. Надо обязательно съесть булочку и выпить чай. После этого идите в двести пятнадцатый.
Я так и сделала. В двести пятнадцатом кабинете было душновато. Ярко светило солнце, а окна почему-то не открывались. По периметру кабинета стояли стулья, и на них сидели доноры. В основном это были довольно крупные женщины. Было и несколько мужчин. Я заняла свое место.
Медсестра двигалась вдоль стульев по часовой стрелке, вводя в вену каждому по толстой игле, соединенной трубочкой с пластиковым пакетом.
Пакет этот предполагалось держать на коленях. Вот очередь дошла до меня.
Ловко воткнув иглу, медсестра сказала:
– Вот тут держим, кулачком работаем. Если плохо стало – говорим, не терпим.
Я начала работать кулачком, и почувствовала, как теплая кровь стекает по трубке. Кольнуло осознание того, что это сейчас вытекает МОЯ кровь. Начало подташнивать. Я не могла отпустить трубку, поэтому просто не смотрела на нее, и пыталась абстрагироваться. Получалось плохо.
Вскоре комната и люди, находящиеся в ней, стали какими-то плоскими и дрожащими. Всё приобрело зеленоватый оттенок. Пространство начало потихоньку темнеть и вращаться. Я мужественно терпела, стараясь глубже дышать. Ведь если в пакет не набралось достаточное количество крови, её просто утилизируют, поскольку в материале будет слишком большая концентрация консерванта.
И тут я услышала крик:
– Держите её! Она же сейчас свалится!
Тут же по мне подбежали две медсестры, убрали иглу из вены, и вывели в коридор.
– Всё нормально. Со мной всё нормально. – странным монотонным голосом повторяла я.
Одна из них ругалась:
– Вот кого она нам посылает, а? Ну что это такое? Почему не сказала, что тебе плохо? Не приходи больше, поняла? Чтобы я тебя больше не видела! Надо сказать этой…
Меня посадили на скамейку, и я тут же согнулась пополам, опустив голову к коленям и закрыла глаза. Мутило страшно.
Через какое-то время меня кто-то потеребил за плечо.
– Всё нормально, со мной всё нормально. – опять забубнила я.
– На, ватку возьми под нос. – сказал ласковый голос.
Я с трудом разлепила глаза и посмотрела наверх. Рядом со мной стояла та самая женщина-врач, которая осматривала меня перед забором крови. Я попыталась улыбнуться, и взяла у нее ватку. Ватка воняла нашатырем.
– Сейчас посиди еще немного. Как придешь в себя, иди к девочкам. Они оформят тебе талон в столовую и справку для отгула. Сходи поешь обязательно, и иди домой. У тебя пока вес маловат. Как наберешь хотя-бы шестьдесят пять килограмм, тогда снова можешь попробовать. И обязательно поешь перед этим.
Я посидела еще немножко и пошла оформляться.
У девушки, которая меня оформляла, был жуткий почти черный синяк под глазом. Пока она заполняла бумаги, я гадала, что же произошло, и…
И вдруг я узнала её. Это была Таня – жена моего бывшего однокурсника Шурика. Мы были почти не знакомы, я просто была у них на свадьбе. Шурик, с виду тихий парень, на свадьбе учудил тогда – чуть не избил фотографа, когда ему показалось, что тот предложил его жене слишком фривольную позу для фотографии. (Таак, красавица, ножку вот сюда на бампер поставь, и платье вот так. Оооооо!)
«Бъет.» – подумала я с ужасом. Но ничего не сказала. Таня даже и не узнала меня, мы же не общались. Да и очередь на заполнение бумажек за мной собралась.
И я ушла. С Шуриком мы давно не общались – он отчислился на третьем курсе. Спрашивала потом у наших общих знакомых, что там, да как.
– Ревнует, – говорили они.
А на моё замечание, что он похоже её бьет, пожимали плечами. И я почему-то решила, что это не моё дело. Вскоре я переехала из родного города. Связь прервалась уже и с общими знакомыми.
Часто вспоминаю её. Где она? Жива ли? Могла ли я что-то сделать для неё тогда?
А шестьдесят пять килограмм я так и не набрала. Кровь больше не сдавала.