Христиане стремятся к отечеству, которое находится на небесах, где они и будут жить жизнью, вполне достойно человека, как существа Богоподобного (Флп. 3:20). Но в то же время они – граждане этого, земного отечества, и потому поставлены в необходимость заботиться о земном. Здесь им приходится разрешать такие вопросы, которые, по-видимому, совершенно выходят из предела их понимания. Как член общества и государства христианин никак не может устраниться от решения тех вопросов, какие ставит перед ним общественная и государственная жизнь. Особенно неизбежно для него составить себе определенное убеждение по столь обострившемуся за последнее время вопросу – социально-экономическому. Но, в то же время, и как трудно христианину прийти в отношении к этому вопросу к вполне ясным и определенным решениям, которые бы вполне гармонировали с его общим христианским мировоззрением. Сочетать небесные идеалы с требованиями прозаической земной жизни – это, несомненно, труднейшая задача, какую мы можем себе представить, если только во всей широте и высоте поймем требования закона евангельского с одной стороны, и почувствуем всю тяготу современной социально-экономической жизни – с другой. Положение христианина в решении этого вопроса еще более затрудняется тем обстоятельством, что в самой социально-экономической науке существует необыкновенное различие во взглядах на одни и те же предметы. Одни ученые-экономисты видят средство поднять всеобщее благополучие в одном, другие указывают совершенно противоположные пути, какими будто бы можно прийти к этой великой цели. Сложившиеся же веками взгляды по этому вопросу подвергаются теперь беспощадной критике и осуждению, и то, чем прежде думали облегчить социально-экономические нужды, является теперь в глазах современных экономистов жалким заблуждением. Положение христианина в этой путанице взаимно ниспровергающих друг друга взглядов и учений современной социально-экономической науки было бы в высшей степени печально и трагично, если бы у него не имелось бы в распоряжении прекраснейшего пробного камня, при помощи которого можно определить настоящие или фальшивые драгоценности предлагаются нам современной социально-экономической наукой. Этот пробный камень – Евангелие. Стоит только направить чудесный свет этого камня на разные социально-экономические системы, обещающие счастье всему человечеству, как нам тотчас же выяснится истинное достоинство каждой системы. “Я – свет миру, – учит о Себе Христос-Спаситель. – кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме” (Ин. 8:12). “Без Меня не можете делать ничего” (Ин. 15:5). Эти слова Христовы как нельзя лучше подходят к данному случаю. Евангелие, содержащее в себе историю жизни и учение Христа Спасителя, действительно, является для нас и лучшим средством к тому, чтобы отличить полезное от вредного и в области социально-экономической жизни и науки, для опознания друга и врага. С этою яркою путеводною звездою мы никогда не собьемся с дороги, в каких бы неведомых местах ни пришлось бы нам очутиться. И как некогда облачно-огненный столп вел и привел евреев в землю обетованную, так, несомненно, и свет Евангелия приведет человечество, если только последнее будет идти к этому свету, к новой эре, к жизни счастливой, благополучной, к полному торжеству правды, истины и любви – словом, к царству Божию. Но многие богословы не хотят допустить того, чтобы в Евангелии мы могли найти какие-либо руководящие начала и для лучшего устройства нашей земной жизни. Так, например, довольно известный немецкий богослов Беттекс, написавший немало очень живых трактатов по христианской морали, в последнем своем произведении “Библия – Слово Божие” (Stutthart, 1903) утверждает, что мы и не должны искать в Евангелии для себя какого-либо руководства в деле решения затруднительных вопросов нашей социально-экономической жизни. Делать Христа своим образцом в области филантропии – это бессмыслица, потому что между Христом и грешным человеком безмерная пропасть. То, что делал Христос, мы делать не в состоянии. Он прощал грехи, исцелял больных, проникал в сердца людей, искупил их, наконец, а этого всего повторить мы не можем. Нечего, следовательно, нам и пытаться следовать за ним в Его деятельности. С другой стороны, нельзя в Евангелии находить опору для попыток улучшить социально-экономическое положение разных несчастных людей. Христос заботился не о спасении тела, а о спасении души человека. Он не давал бедным денег, платья и квартиры или работы, дающей средства к жизни. Он не отменял рабства и обещал Своим последователям одни несчастья и гонения. Он учил не заботиться о собственном обеспечении и не покровительствовал каким-либо сберегательным кассам. Словом, внешняя жизнь с ее порядками не привлекала внимания Христа, Который во всяком состоянии полагал возможным достижение единственно важной для человека цели – спасения души (стр. 109–116). Так говорит не один Беттекс, но и многие другие богословы. Однако, правду ли он говорит? Ужели в Евангелии нельзя найти ничего для решения столь важного вопроса, как вопрос о лучшем устройстве социально-экономической жизни? Прежде всего, нужно установить тот факт, что Христос признает за христианами и целым христианским обществом право на внешнее земное благополучие. Правда, Он учил не заботиться о завтрашнем дне, о пище и одежде, но в то же время, указывая на птиц и на лилий, о которых заботится сам Бог, посылая первым пищу, а вторым давая красивую одежду, Господь прибавил, обращаясь к ученикам: “Вы не гораздо ли лучше их?” (Мф. 6:26). Этим Он дал ясно понять им, что все их запросы в отношении к внешнему, материальному благосостоянию принимаются во внимание их Отцом Небесным. Самое название Бога Отцом может указывать также на то, что Он заботится об удовлетворении всех наших нужд, не только духовных, но и материальных. Эта мысль приводится в изречении Христа Спасителя, где Он говорит, что отец не может дать сыну камень вместо хлеба или вместо рыбы – змею (Мф. 7:10). Если уже людям так свойственно заботиться об удовлетворении нужд своих детей, то Бог, без сомнения, обращает всегда внимание на потребности наши. Это ясно видно из обещания Христа Спасителя, что те, которые будут искать прежде всего царства небесного, получат и временные земные блага, которые им будут даны как нечто дополнительное к тому духовному сокровищу, какое они получат в виде этого Царства Божия (Мф. 6:33). В молитве Господней – в этом великом образце всех молитв – мы также поучаемся просить насущного хлеба, т.е. всего, что необходимо для жизни не только душевной, но и телесной, – именно, пищи достаточной и здоровой, одежды согревающей и приличной, здорового жилища и всего, что делает жизнь человека состоянием удовлетворенности. [1] Наконец, известно, что Христос Спаситель отличительным признаком христианина сделал любовь, какую его последователи должны иметь друг к другу (Ин. 13:34-35). Но эта любовь, чтобы быть истинною и полною, не может заключаться только в сердце и выражаться только в ласке, приветливости и пожеланиях счастья. “Если брат или сестра наги, – говорит апостол Иаков, – и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: идите с миром, грейтесь и питайтесь, но не даст им потребного для тела: что пользы?” (Иак. 2:15–16). Нет, истинная любовь обнимает и даже предупреждает все нужды любимых, не только духовные, но и телесные, и если Христос Спаситель требовал такой, истинной любви, то, значит, Он благосклонно относился к всяким и материальным, телесным нашим нуждам. Против этого могли бы сказать, что Евангелие учит ненавидеть свою телесную жизнь (Лк. 14:26), но это наставление евангельское указывает только на необходимость пожертвования всеми личными интересами там, где эти интересы идут совершенно в разрез с требованиями закона Христова, но нисколько не ослабляет нашей уверенности в том, что мы имеем право и обязанность заботится и об удовлетворении и своих, и чужих материальных нужд. И на последнем страшном суде Божием по изображению Евангелия в заслугу праведникам будет вменено прежде всего то обстоятельство, что они облегчают материальные нужды братий – христиан, всех задавленных нуждою (Мф. 25:35–36). Можно прибавить к сказанному, что Господь Иисус Христос хотел даже, чтобы люди имели не только необходимое, но и нечто лишнее, что могло бы, так сказать, украсить их существование. Когда одна женщина истратила дорогое миро на помазание головы Иисуса Христа, этим как бы приуготовляя Его к погребению (Мф. 26:8–9), то Христос дал одобрение ее поступку и этим освятил стремление человека к прекрасному, освятил готовность ко всяким пожертвованиям и на дела непрямо необходимые. “Это стало, – говорит один богослов, – открытым листом для всех тех предприятий, которые дают пищу душе, возбуждают фантазию, оживляют чувства, чтобы наше существование сделать менее скудным, менее животным и менее тупым. Трата богатства на искусство, просвещение, музыку, на открытие целебных источников для усталого городского населения, на облегчение доступа народу ко всяким удовольствиям, которые возвышают человека, – оправдываются не только их воспитательным значением, но и авторитетом учения Христова. Не во всех случаях, конечно, бывает лучше тратить деньги на это, чем на помощь бедным, но и эта трата имеет основание” (Peabody. Iesus Christus u. die sociale Frage, стр. 180). Затем, если бы Христос не одобрял жизни людей зажиточных, то Он чем-нибудь выразил бы это, но мы видим, что Он не сторонился от тех, кто жил во внешнем благополучии, и Сам принимал даже угощения в домах богатых людей, за что некоторые неразумные люди называли Его любителем поесть и попить (Мф. 11:19). Не ясно ли, что Господь Иисус Христос с сочувствием относился к земным нуждам людей и признавал их полное право на удовлетворение всех этих нужд? И странно было бы, если бы Тот, Кто будучи Богом, был в то же время настоящим человеком, не захотел признать права человека на обладание благами жизни. Некоторые смущаются тем обстоятельством, что Христос, уча своих последователей не обращать внимания на житейские недостатки, всегда с особенною силою указывал только на будущую, небесную награду, ожидающую Его верных последователей. “Как древность, – говорит Штейн, – хотела разрубить гордеев узел социального вопроса посредством института рабства, так и Иисус пытался разрешить эту кардинальную социологическую проблему посредством указания на будущую жизнь, и это средство, действительно, оказалось удачным и пригодным почти на две тысячи лет (“Социальный вопрос”, стр. 218). Но чтобы Евангелие только и указывало на будущее райское блаженство как на награду за все земные лишения – это неверно. Оно, как мы видели, обращает внимание и на житейские нужды людей, и если Христос иногда, по-видимому, обещает людям, нуждающимся здесь, блаженство на небе, то не за то, что эти люди терпели лишения, а за их добродетели. В самом деле, берем наиболее благоприятное, по-видимому, для приведенного мнения место из Евангелия, где Христос Спаситель выводит в притче о богатом и Лазаре патриарха Авраама, который говорит, что богатый довольно уже насладился в земной жизни и не может получить за гробом тех благ, какие получит нищий Лазарь (Лк. 16:25). В этом месте нет еще доказательства той мысли, что бедняк получает лоно Авраама именно в возмещение тех лишений, какие он испытал при жизни. Если бы последнее было верно, то, естественно, явилось бы недоумение такого рода: справедливо ли поступает Бог, одним посылая временное земное богатство и потом обрекая за пользование этим богатством на вечные муки, а других оставляя только временно в бедности и лишениях на земле, дабы даровать им потом вечные, бесконечные блага на небе? Не ясно ли, что подобное рассуждение отзывается уже чистым абсурдом? Всего проще мысль, заключающуюся в словах Авраама, изложить так: богатый взял все от жизни, что, по его мнению, составляло суть ее – земные наслаждения. Все свои мысли, чувства, всю душу свою он затратил на эти блага. Других благ, кроме земных, ведь он и не признавал. Он только в них, подобно фарисеям, видел мзду свою (Мф. 6:2). Бедняк же безропотно нес самые тяжелые лишения, не возмущаясь против богача и ожидая небесных благ, и Бог, естественно, награждает его за испытания, им перенесенные. Бог справедлив! Вот мысль, заключенная в притче. И, притом, кто находился на первом месте в раю? Богатый человек, Авраам, которому, значит, временное богатство не помешало получить и вечные блага. Не помогает защитникам взгляда на Христа как на проповедника полной беззаботности в отношении к земным благам и ссылка на то, что Он, по Его собственным словам, не имел, где преклонить головы. Христос, в самом деле, вовсе не был странствующим пролетарием, каким изображает Его, например, Ренан. Правда, Он сказал однажды, что Ему негде приклонить головы (Мф. 8:20), но это было сказано, во-первых, гиперболически, чтобы лучше дать понять хотевшему следовать за Ним к каким лишениям он должен быть готов, а, во-вторых, это указывало на то, что Христос проводит время в постоянных передвижениях с одного места на другое, не имея собственного и определенного местопребывания. В буквальном же смысле этих слов принять невозможно, потому что к услугам Христа всегда были готовы помещения в домах некоторых Его учеников… Одним словом, в Евангелии нельзя указать ничего, что противоречило бы высказанному нами убеждению о полной значимости в глазах Христа прав человека на внешнее обеспечение, и прав был один из наших поэтов Пальмин, изображая в одном из своих стихотворений Христа идущим навстречу народной нужде:
В стонах ветра и бури – во мраке ночном, В тьме, рокочущей вьюгою снежною, Чей-то голос мне слышится все за окном, Полный мощи, но с ласкою нежною. Слышу вещий глагол я, как будто в бреду, Сквозь порывы мятели рыдающей: – Я иду! Я иду! Я иду! Бедный люд, горемычный, страдающий. В муках жизни, как будто в аду – Жди и верь: Я иду! Я иду! Все я вижу и слышу впотьмах: Твой недуг, и печаль, и рыдания. Жди, иду я на помощь, мой брат!