Нашему герою -- Шурику посчастливилось встретить в жизни воплощение знаменитого персонажа великих сатириков И. Ильфа и Е. Петорва (Катаева), носящего по мнению его литературных родителей полное имя
Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-Бей. Только реального Остапа Бендера звали Эдуардом. Точнее, Шурик не знает его подлинного имени, так как, скорее всего, Эдуард только представился Эдуардом. Да и в паспорте его было написано имя Эдуард. Но у такого мастера аферы в паспорте могло оказаться любое сочетание цифр и букв кириллического алфавита. Паспорт Эдуарда Шурик видел в кассах речного порта города Горький, когда они покупали билеты в четырёхместную каюту четвёртого класса на рейсовый теплоход "`Октябрьская Революция"'. Эдуард в очереди стоял сразу позади Шурика и сунул свой паспорт, тараторя запрос кассиру на билет до Казани вперемежку с комплиментами классному парню, с которым он будет ехать в одной каюте, и предложением организовать ужин в складчину.
Шурик возвращался из командировки, с конференции в г. Иркутске. Пора отпусков была в самом разгаре, и билет на самолёт в европейскую часть Союза удалось взять только до г. Горький. Из Горького же улететь можно было только в г. Сочи. Так как администрация горьковского аэропорта считала, что в это время никому в голову не могло прийти лететь в другом направлении. Так что в родной город на самолёте Шурик мог попасть только в октябре. Денег оставалось в обрез. Прямого железнодорожного сообщения не было. Перспектива столкнуться с проблемой отсутствия билетов в транзитном железнодорожном узле при пересадке могла обернуться финансовой катастрофой. Поэтому аспиранту первого года обучения и пришла мысль воспользоваться скорой линией речного флота. Три рубля сдачи после покупки самого дешёвого билета должно было хватить на скромное питание в течение трёх суток. Но шквальный натиск мастерски организованной суеты стоящего в очереди сзади Эдуарда привёл к тому, что деньги в лотке кассы со сдачами обоих пассажиров быстро как-бы нечаянно перемешались. Отойдя от окна кассы будущие соседи по каюте стали рассчитываться. Результат распределения сдачи оказался следующим: у Эдуарда в кармане пиджака исчезла трёшница Шурика, а у Шурика в руках остались 84 копейки сдачи, причитающейся Эдуарду.
По результатам этой комбинации Шурик испытывал противоречивые чувства. С одной стороны было обидно, что неожиданно оказался жертвой мошенника. С другой за такой профессионально разыгранный фокус можно было и заплатить пару рублей с копейками. Тем более, что влезать в драку с человеком, с которым придётся пару суток потом находиться в одной каюте, да ещё пытаться доказывать свою правоту в отделении милиции, где эта драка скорее всего бы закончилась, в планы нашего героя не входило ни капельки. Не дослушав клятвенные заверения Эдуарда, что организацию питания на полученные в результате "`обмена"' средства тот берёт на себя, Шурик отправился устраиваться в каюте. В отличие от правил проезда в железнодорожном купе флотский устав не предусматривал возможности нахождения лиц разного пола в одной каюте. Поэтому два других места занимали мужчины возраста за пятьдесят, по совместительству являющиеся мужьями своих жён, размещённых непреклонными проводницами в других, женских, каютах.
Поставив свою гитару и рюкзак в шкаф, Шурик застелил свою вторую полку. Теплоход отошёл от причала и отправился в рейс. Эдуард в каюте не появлялся пока "`Октябрьская Революция"' не ошвартовалась у дебаркадера очередного районного центра, название которого можно было найти в расписании маршрута. Во время стоянки Эдуард стремительно влетел в каюту, представился, быстро и весело заявил, что будет делить со всеми тяготы речного путешествия, бросил на свой матрас единственную ручную кладь в виде пластикового дипломата, прозванного народом мыльницей, сгрёб своё постельное бельё и выскочил с ним и своим дипломатом из каюты. Шурику сразу стало понятно, что в тяготы путешествия будет включён неприятный разговор с суровой бортпроводницей на предмет возвращения комплекта белья, реализованного Эдуардом какому-то местному аборигену. Потихоньку эта же мысль стала приходить и остальным попутчикам. Отсутствие у Эдуарда фуражки и шарфа было единственным его отличием от образа Остапа Бендера, что делало очевидным неизбежность кому-то из них в итоге расплачиваться за этот комплект белья. И что-то наводило на мысль, что Эдуард сумеет избавить себя от решения этой проблемы. Мужчины решили взять на себя фискальные функции и поделиться своими опасениями с проводницей. Но Шурик сразу отметил для себя, что, судя по поведению Эдуарда, этот прохиндей уже не раз проворачивал подобную аферу и действует по хорошо отрепетированному сценарию. Действительно, никто и ничто не обязывает его стелить постель и спать на ней. Он имеет полное право распоряжаться этим имуществом до окончания его поездки так, как ему заблагорассудится. А вот в конце он обязан сдать его в целости и сохранности. Так что кто-то из попутчиков Эдуарда останется без своего комплекта белья именно перед городом Казань. Проводница, получив комплект от Эдуарда не сможет предъявить ему претензий, и нога великого комбинатора совершенно беспрепятственно, относительно законно, ступит на землю гостеприимной Татарии. Каждый из обитателей каюты начал вырабатывать для себя алгоритм решения этой проблемы.
Один из мужчин взял почти все свои вещи и, собрав своё бельё, отправился в каюту жены, где ему сердобольные женщины разрешили спать на полу между кроватями. Второй решил ни за что не дать себя одурачить, и посвятил себя миссии не отпускать свою постель из рук ни на секунду. Он постоянно сидел на кровати, а как только в каюту заходил Эдуард, мужик руками вцеплялся одной рукой в полотенце, а другой -- в наволочку на подушке. При этом взгляд его цепко не выпускал из виду волжскую реализацию великого комбинатора. Шурик с грустью отметил, что рано или поздно человек заснёт. Носить с собой постель в санузел -- идея не самая привлекательная. Да и заточить себя в душном трюме на несколько дней, чтобы выиграть это сражение, показалось Шурику не самым лучшим решением. Он решил, что до Казани смысла устраивать похищение постели у Эдуарда нет, а дальше -- война план покажет. Поэтому никаких ограничений свободы перемещения Шурик для себя не поставил.
К вечеру слегка утомлённый своей "`работой"' Эдуард появился в каюте. Бросив взгляд с ухмылкой на похожего на клушку с цыплятами, вцепившегося в своё постельное бельё соседа, комбинатор уделил ему ровно столько же внимания, сколько другой корабельной мебели в каюте. С Шуриком же он стал весело общаться так, как будто не подменял сдачу в кассе и не обещал организации совместного питания от слова совсем. Присев на кровать ушедшего к жене, Эдуард спросил про гитару. У Шурика появились опасения, что кроме белья есть опасность ещё расстаться и с гитарой. Это начало надоедать, но интеллектуального решения, как противодействовать этому аферисту пока нащупать не удавалось. Эдуард привязался с просьбой что-нибудь сыграть. Шурик отказывался, сославшись на отсутствие настроения. Вместе с тем, было понятно, что отказ от игры на сохранность инструмента никак не повлияет, хотя было очевидно, что выбранный Эдуардом алгоритм развода предполагает, что жертва согласиться играть. Шурик напрочь отказался брать инструмент в руки, а сам стремительно просчитывал ходы соперника. Эдуард взмолился взять хотя бы один аккорд. Из этого цикла нужно было выходить, хотя Шурик так и не увидел никаких интересных ходов противника, кроме банальной лести, описанной ещё у дедушки Крылова. Александр достал гитару и взял до мажорный аккорд, демонстративно ничего другого не играя.
Теперь ход перешёл к Эдуарду. Что предпримет этот мастер филигранного коварства? О чудо! Эдуард, поняв, что следующий аккорд опять придётся выпрашивать десяток минут, перешёл к банальной схеме. Он с восхищением воскликнул, что в том, каким образом Шурик извлёк эти чудесные звуки, опытному глазу сразу видна рука талантливого джазмена. Шурик еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Победу было праздновать ещё рано, но инициативу удалось перехватить. Эдуард будет ехать по своей наезженной колее, нужно только подыграть ему не подавая вида, что план раскрыт и лесть не затуманила мозг виртуальными лаврами гениального гитариста. Шурик делано засмущался, сказав: "'Ну что Вы до джазовых кумиров мне ещё далеко"'. Эдуард, похоже, устал от своего успеха и решил, что рыба клюнула и нужно подсекать. Также как его литературного прообраза в Васюках Эдика понесло. Великий комбинатор поделился, что сегодня неплохо заработал, продавая записи Александра Розенбаума. Он открыл свой дипломат и продемонстрировал его содержимое. На дне осталось несколько гибких пластинок, выполненных на портрете певца. Остальные были уже в собственности доверчивых пассажирок, сердца которых Эдуард вскрыл с помощью своих отмычек из набора инструментов непревзойдённого обаяния. Дальше он посетовал, что мужчины оказались более устойчивыми к его аргументации. Но на всякий случай предложил купить пару пластинок Шурику. Шурик вежливо отказался, сославшись на то, что во-первых, Розенбаума трудно обвинить в излишней джазовости, а во-вторых, нет финансовой возможности. Тут Эдуард вспомнил, что 84 копейки, которые остались у Шурика не потянут даже на уголок открытки с записью рекламируемого певца. Он тут же ярко согласился с тем, что творчество Александра Розенбаума по большей части лежит за границами области джазовых импровизаций.
А вот он, Эдуард, ни много ни мало, что ни на есть наиизвестнейший джазовый певец. У Шурика аж перехватило дыхание. Такой опытный аферист как Эдик никак не мог так дёшево подставиться. Значит он специально устроил гамбит. Долго думать было нельзя, но других ходов предложить в этом положении было практически невозможно. Как будет выкручиваться комбинатор из положения, когда нужно продемонстрировать искусство джазового вокала? Рискуя потерять инициативу и далее играть по правилам Эдуарда, Шурик решил попробовать подыграть сопернику, попросив его продемонстрировать что-нибудь из своего репертуара. К немалому удивлению знакомого с шедеврами джазового исполнения Шурику Эдуард профессионально спел значительный фрагмент известной джазовой темы. Похоже, этот орёл практиковался в джазовом коллективе какого-нибудь ресторана. Немало таких ребят впоследствии, действительно, сделали себе не только джазовую карьеру. Это оказалась не самоподставка, а осознанный и, следует признать, довольно сильный ход противника. Шурик в ответ на комплимент Эдуарда рассыпался во вполне заслуженных дифирамбах по отношению его исполнения, энергично перебирая в голове возможные варианты развития событий. Что будет делать дальше великий комбинатор? Как заставить его играть на твоей стороне, чтобы минимизировать свои потери, а, возможно, и вернуть утраченное?
А Эдика вновь понесло как его литературного предшественника в Клубе четырёх коней. Он рассказал, как выступал на престижных джазовых конкурсах. Конечно, мест никаких не получил, потому что участвовал в качестве почётного гостя. А сам Луи Армстронг вынужден был признаться Эдуарду по секрету, как тяжело осознавать, что несомненно уступает Эдику в вокале и аранжировках. С приходом в джаз нового светила в лице Эдуарда стало понятно, что на планете чёрные джазмены отошли на второй план, уступив пальму первенства белой расе. Шурик с восторгом и почитанием смотрел на неожиданно выглянувшую из-за туч сверхновую.
-- А Скотта Джоплина, Вы видели? -- робко спросил Шурик.
-- Конечно, даже несколько раз. Один раз были даже в одном жюри международного конкурса. Джоплин напрямую не сравнивал себя со мной, как Армстронг, но было видно, что чрезвычайно высоко ценит мои заслуги в музыкальном мире, -- решил немного поскромничать Эдик.
По виду Шурика можно однозначно было определить, что авторитет Эдуарда за секунду вырос многократно. Гипертрофированное почитание нашему герою потребовалось, чтобы не выдать себя улыбкой или, тем более, смехом, так как Скотт Джоплин покинул этот мир ещё в 1917 году, задолго до рождения "`джазового светилы"'. Лакмусовая бумага для идентификации блефа, который и так был очевиден, сработала на сто процентов. Если бы вдруг Эдуард оказался осведомлён о, дате смерти и личности Скотта Джоплина, то конспирация Шурика всё равно была бы безупречной, т.к. наш герой скорее всего мог легко сам не владеть биографическими данными композитора.
Эдуард, искупавшись в лучах славы по уши, непринуждённо перешёл к делу. Уже на правах непререкаемого авторитета по отечески постановил, что Шурику, с его незаурядными музыкальными способностями для карьерного роста просто необходим более качественный инструмент, чем банальная гитара завода щипковых инструментов им. С.К.~Орджоникидзе. Ну этого момента Шурик ждал с самой встречи с Эдуардом на вокзале.
-- Да вот очень хочу приобрести немецкую концертную "`Musima"'. Поэтому решил отказаться от как-то подвернувшегося чешского "`Орфея"'. Но достать такой дефицитный инструмент можно только по очень большому блату. А теперь нет ни того, ни другого, -- грустно констатировал Шурик положение дел по этому вопросу.
-- Ну тебе просто сегодня сказочно везёт. У меня брат заведует музыкальным магазином. Правда придётся немного переплатить, но в течение месяца он наверняка сможет достать с базы заветную Музиму. Так что пиши свой адрес, на который я вышлю тебе твоё счастье уже через пару месяцев, -- подытожил свой план облагодетельствования Шурика его новый "`художественный руководитель"'. Радости Шурика не было предела. Шутка ли, вот так вдруг легко реализовалась мечта жизни! Целый вагон благодарностей в превосходной степени был отгружен в адрес Эдуарда.
-- Как только придёт посылка, я тут же отправлю стоимость гитары с учётом начисленной благодарности, -- завершил поток восхищённой признательности Шурик.
-- Ах да, -- вспомнил Эдуард про свои 84 копейки, составляющие теперешний бюджет Шурика, -- у тебя же сейчас наличных нет. Ну эту проблему, в принципе, можно решить. Как только приедешь домой, сразу телеграфом высылай До востребования пятьсот рублей, плюс сколько посчитаешь нужным "`премиальных в качестве благодарности"'.
Размах с которым работал комбинатор произвёл на аспиранта сильнейшее впечатление. На чёрном рынке Музиму можно было купить за двести рублей.
Шурик недоверчиво насупился. Опытный взгляд великого комбинатора легко разглядел каскад сомнений, терзавших его жертву. Конечно, будущий обладатель заветной Музимы не вцепился в простыню, как их попутчик, но бендеровские способности Эдуарда не могли быть им незамеченными, и заблокировали принятие Шуриком положительного решения.
-- Я как настоящий музыкант, тебе, многократно проверенному другу, конечно всецело доверяю. И без тени сомнений отправил бы гитару наложенным, но, понимаешь, брат -- законченный торгаш и скряга -- ни за что и копейки никому не доверит, даже собственному брату, -- прояснил ситуацию комбинатор.
Дальнейшие сомнения могли только навредить делу.
-- Хорошо, я постараюсь дома собрать, сам понимаешь, не маленькую для аспиранта сумму и вышлю тебе До востребования в Казанский почтамт, -- пообещал Шурик, окончательно сбросив тень сомнений. Ведь сам Эдуард ему бы доверил, но испорченные торговыми отношениями родственники многих подводят и ставят в положение скряг. На душе у Шурика отлегло. Теперь его постельное бельё в относительной безопасности. Ведь пятьсот рублей за воображаемую Музиму не стоит менять на комплект постельного белья.
Профессиональный аферист даже вспотел от такой удачи. Солидная пачка купюр, вырученных от продаж Розенбаума и постельного белья и приятно уплотнивших его некогда пустой бумажник, уже через неделю окажется многократно увеличенной за счёт средств доверчивого любителя джаза. Солидный опыт Эдуарда не мог позволить ему не закрепить достигнутый успех. Ведь остаток пути Шурик будет практически голодать на оставшиеся 84 копейки. А голод может любого легко вернуть на Землю из полёта самых высоких мечтаний. Эдуард вышел проветрится.
Сосед по каюте разжал побелевшие костяшки пальцев отпустив полотенце и наволочку. Воспользовавшись отсутствием комбинатора, страж полотенца проинформировал Шурика, что во время их отсутствия приходил четвёртый пассажир из жениной каюты забрать оставленный им багаж и спрашивал о состоянии дел с наличием постельного белья. Обругав Эдуарда не совсем печатными словами, сосед пожаловался на скверные условия путешествия у остальных обитателей каюты. Шурик с ним согласился и отправился пройтись по палубе.
Когда Шурик вернулся, страж своего белья опять молча и судорожно сжимал наволочку и полотенце руками, так как простыня и пододеяльник надёжно с его точки зрения контролировались его пятой точкой опоры. А вот Эдуард напротив, не скрывая радости принялся деланно ругать Шурика за то, что тот "`где то шлялся"', пока его ожидает обещанный ужин. На подносе из ресторана плотно лежали бутерброды и холодные закуски. Шурик знал со слов Эдика, что тот обаял официанток с помощью творчества Александра Розенбаума и своего личного пения, но что это обаяние материализуется в невостребованные во время банкета продукты оказалось приятной неожиданностью. Самого Эдуарда покормили там же, где он ночевал. Шурик не имел привычки расспрашивать интимные подробности в большем объёме, чем ими кто-то решил поделиться. Поэтому другие детали похождений великого комбинатора ему остались неизвестны. Бутерброды с икрой, среди которых четыре оказались даже с Чёрной осетровой, ломтики ветчины и буженины, пирожные, сыр -- вот далеко не полный перечень яств, оказавшихся ингредиентами закрепителя успеха Эдуарда.
Сам добытчик пищи ужинать не стал, так как его ждали расщедрившиеся на угощение поклонницы и накрытый ими стол в ресторане.
Шурик пытался поделиться трапезой с оставшимся в каюте стражем своего белья, но тот от приёма пищи отказался. Судя по всему, по мере приближения к Казани он чувствовал стремительно нарастающую угрозу сохранности оберегаемого объекта и принципиально бросил все силы на то, чтобы не дать себя обесчестить похищением именно его комплекта. В этой ситуации он не доверял абсолютно никому.
Утолив уже порядком надоевшее чувство голода, Шурик отправился на палубу. Вечер на теплоходе проходит в формате дискотеки на корме второй палубы, и упускать возможность потанцевать было с его точки зрения непростительной халатностью.
Когда наш герой вернулся в каюту, ни дипломата-мыльницы Эдуарда ни самого Эдика в каюте не было. Страж своего белья сладко спал на матрасе, по-детски уткнувшись в лишённую наволочки подушку левой щекой и укрывшись одеялом без пододеяльника. На столе стояла порожняя бутылка из-под портвейна и стакан. Как выяснилось утром: стойко выдержав предложение Шурика поесть бутерброды, страж своего белья пал под натиском возможности промочить немного горло восхитительным напитком. Расчёт опытного комбинатора оказался наиточнейшим. Пол-литра портвейна обездвижили ничего не евшего больше суток мужичка. Вторым пунктом плана Эдуарда оказалось неожиданное для всех решение покинуть судно не в Казани, а ровно на одну остановку раньше. Поэтому все, а их оказалось немало, кто занял ему немного денег, или кому он обещал до Казани найти возможность отдать сдачу, оказались при своих интересах.
Наконец, в городе Казань великого комбинатора встречал не брат, а сотрудники отдела борьбы с хищениями социалистической собственности. Без цветов, но на двух машинах и в очень приподнятом настроении. Наконец-то по ориентировке из Горького им удастся задержать всё время ускользающего мошенника, купившего билет до Казани. Жалко было смотреть на парней, грустнеющих с каждым новым сошедшим на берег пассажиром нисколечко не похожим на Эдуарда. Когда желающих остаться в Казане не осталось, они быстро опросили проводников и бросились к машинам, чтобы перехватить сошедшего на другой остановке комбинатора. Оптимизму этих ребят можно только завидовать.
Эффект от общения с Эдуардом у пассажиров "`Октябрьской Революции"' был настолько ярким, что разговоры, воспоминания и обмен слухами о великом комбинаторе нашего времени не стихали весь оставшийся рейс. Пассажир, отправившийся в каюту жены почивать между кроватями, на всякий случай так и не рискнул вернуться на своё место и продолжал играть роль межкроватного коврика дальше. Стражу своего белья бутылка портвейна обошлась по стоимости сданного Эдиком бельевого комплекта проводнице при высадке.
Единственным, кому не на что было жаловаться, оказался наш аспирант. Доев последние бутерброды из запасов Эдика, попрощавшись с попутчиками и пожелав им менее ярких впечатлений в будущем, Шурик сдал свой комплект белья и сошёл на берег в своём родном городе.
Когда наш герой добрался до дома и поставил путешествующую с ним походную гитару в своей комнате рядом с новой "`Музимой"', купленной им год назад во время конференции в городе Баку за 119 рублей в местном магазине музыкальных инструментов, Шурик ласково погладил свою ГДРовскую красавицу по обечайке и мысленно произнёс: "`Дорогая, так ты у меня, действительно, дорогая"'.
А Вам встречались такие попутчики?