«Продвинутый колхозник» — так называет себя Иван Витковский из Наровли. Он выкладывает на YouTube видео о том, как путешествует по Мадагаскару, ловит щуку на блесну и прыгает с моста на тарзанке.
— Люблю экстрим. Даже глаза не закрываю, нарочно. Даю встряску своему организму, мозгу. Может, это самовнушение, но как-то даже со здоровьем легче становится, — рассказывает Иван.
Ему 58 лет, 32 года назад Иван работал в украинском городе Припять — как раз на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной станции, где произошла авария. Сейчас у Ивана третья группа инвалидности и диагноз, который появился вскоре после аварии на ЧАЭС. Но в последние годы он старается брать от жизни столько впечатлений, сколько может.
Когда «продвинутый колхозник» из Наровли говорит про путешествия, на глазах у него появляются слезы радости.
— Видел потухшие вулканы. Был на острове Занзибар (главный остров архипелага Занзибар в Танзании)! Представляете: я, Иван из Наровли — на острове Занзибар! (Смеется.)
Про потухший реактор на Чернобыльской атомной станции он рассказывает совсем с другими эмоциями. Но вспоминать не отказывается — чтобы и другие знали, как это было.
Не город — мечта. Припять в 1986-м
Сам он родом из деревни Грушевка под Наровлей. После школы окончил техникум — выучился на инженера-электрика и вернулся в родную деревню. Там женился, прожил пару лет, даже вокально-инструментальный ансамбль с друзьями создал — «Вечер удач».
В атомный город Припять ездили за колбасой. Город хорошо снабжался.
Первым на атомную станцию из близких Ивана Витковского устроился шурин. Потом этой работой заинтересовался и Иван. На собеседовании предложили нарисовать электрическую схему. Иван в электрике соображал хорошо, так что задание легко выполнил и устроился на работу. Зарплата подросла: если в деревне получал 90 рублей, то на атомной станции стало 120.
— Тогда в Припяти в течение полугода давали квартиру. Причем общесоюзная норма была семь квадратных метров на человека, а там — 18! Шикарные квартиры! Припять для меня тогда стала пупом земли. Почти наши края. Южнее — уже украинская природа, уже лесопосадки, степи, а у нас еще — леса, грибы! Возьми севернее в Беларусь — виноград, если посадишь, надо укрывать. А тут и виноград укрывать не надо, и лес, и красота. Еще — Припять соединяется с Днепром, райское место. Мы так жили хорошо там, что и представить себе нельзя: 60 километров — мои родители, 18 километров — родители жены.
С 1984 года он работал на Чернобыльской атомной станции электриком четвертого разряда — в цехе тепловой автоматики и измерений четвертого энергоблока. Группа ВСРО — вспомогательных систем реакторного отделения. Как раз на четвертом энергоблоке в 1986-м и произошла авария.
«Начальник цеха говорит: блок взорвался! Я не верил. Столько защит!»
25 апреля 1986 года была пятница. Иван Витковский уложил спать двухлетнего сына и сам лег. Жена Витковского с братьями уже уехала к родителям на хутор Лес (километров двадцать от города Припять, с белорусской стороны), назавтра туда же должны были отправиться и Иван с сыном — сажать картошку.
— Так вышло нехорошо, — говорит Иван. — В то время ребенок в основном находился у бабушек, а тут как раз был в Припяти — привозили сделать плановую прививку. Ну а ночью бабахнуло. Я проснулся, но не думаю, что настолько сильный звук от взрыва был, чтоб от этого мог проснуться. Чисто совпадение. Сына поправил на кровати — и дальше сплю. Раненько встал, пошел за билетами. А в городе уже — на выездах, на перекрестках — милиция, военные расставляют посты. Спрашиваешь — ничего не говорят. Прихожу на автостанцию: что такое? Автобусов уже много стоит, а билетов никуда не продают! Единственное, глянул с горбатого моста через железную дорогу на станцию — а она горит! Желтым, синим, бирюзовым.
Мысли о том, что случилась катастрофа, не было. Иван знал, что мелкие происшествия на станции уже случались.
— Горели кабельные полуэтажи, ниши. Это было в 1984-м, наверное, но еще не при мне. И знаете, о чем я думал, когда видел пожар на станции? Потом эти горелые кабели, думаю, придется вытаскивать, потом драить, все переподключать, а зарплату небось никто не поднимет. На самом деле оказалось, что на станции все и близко не так, как я думал.
Суббота прошла в ожидании. В город стягивалась техника, людей из него не выпускали, Иван Витковский проводил время с сыном, помнит, что играли в песочнице.
Только в полдень воскресенья в городе объявили о временной эвакуации, говорит мужчина.
— Все это время автобусы стояли в Припяти, накапливали радиацию. А надо было сразу: только приехал автобус — загрузил людей, уехал. Садись — и тикай кто куда!
В воскресенье, 27 апреля, в Припяти Ивана разыскал шурин.
— До них уже, снаружи, дошло, что бабахнуло что-то на станции, а нам ничего не говорили. Его не пускали через пост, так он бросил мотоцикл и пешком пришел к нам. Потом встретились с начальником нашего цеха — систем управления защитой реактора. Он нам говорит: блок взорвался. Я не верил. Столько ж защит стоит! Помню, спрашиваю: так а что нам делать в понедельник? Нам на работу или нет?
Когда проводили массовую эвакуацию, Иван Витковский с шурином и сыном дошли до мотоцикла и поехали на хутор к родным жены.
— Помню, кашель скоро стал мучить — аж внутренности вылазили. Я трошки знал и заставлял своих пить йод и сам пил. Но мало кто это делал, а надо было. Цель такова была: насытиться нейтральным йодом, чтобы организм уже не усваивал радиоактивный.
После майских праздников жителей хутора Лес отселили в деревню Головчицы, что в Наровлянском районе. Людей из Грушевки, родной деревни Ивана Витковского, принудительно не отселяли.
— Я никогда себя сам не называю именно ликвидатором аварии, — говорит Иван Витковский. — Ликвидировал аварию тот, кто сразу там был. Вот в Наровле у нас живет еще один Иван — он ликвидатор аварии. А я ликвидатор последствий аварии. Я помогал станцию в порядок приводить, как только все потушили. Чтобы не станция нами управляла, а мы ею.
Штаб для работников Чернобыльской атомной станции был организован в Полесском — поселке городского типа в Киевской области. Иван с шурином приехали туда сами.
— Меня ж никто не заставлял, — объясняет Иван Витковский. — Просто у нас мысли не возникало, что можно по-другому. Мы ж работники станции. Получается, это мы ее взорвали. Не инопланетяне ж прилетели и не мирные люди довели до того, что она взорвалась. Нам и расхлебывать.
На первую вахту на станции после аварии Иван Витковский попал примерно в середине мая.
— Когда на автобусе ехали, увидел полуразрушенный энергоблок — не верил своим глазам! Ёшкин сват! Разворочено все.
В последние годы он понял, что надо тратить деньги, которые накопил за жизнь, на путешествия.
— Как возвращаюсь — меня в Наровле мало кто понимает. Есть люди соображающие, конечно. А есть те, кто говорит: «Ты за Африку отдал пять тысяч долларов?! Ты бы на эти деньги машину купил и мотор!». А я зато купался в самом большом водопаде, я, продвинутый колхозник! Вторым пилотом маленьким самолетом управлял! Не вел, конечно, но чувствовал полет! А в Африке повезло: 18 львов видел в прайде! Составлять маршруты помогают бизнесмены-путешественники — я сам не знаю английского языка. Но самое главное я объясняю и без этого. Например, не могу я сказать, что я приехал из Беларуси — так я тогда говорю: «I am made in Belarus». Я сделан в Беларуси. «Я сделан в Австралии», — отвечают! Очень нравится путешествовать: я черпаю силы там. Сяду на песок, поблагодарю землю за то, что все так — и дальше смотрю, смотрю. Люблю экстрим — я называю это все шоковой терапией. И мне, правда, становится легче.