Мать моя, где он это нарвал? Какой-то плющ и сиреневые колокольчики. И чего - то желтое. Мелкое.
- Мам, Это Илья.
- Илюш, это моя мама, Марина Дмитриевна.
- Здравствуйте.
Не, ну ладно, на мне какое - никакое, но платье. А он? Вчерашние джинсы были приличней. За спиной жениха маленькая худенькая женщина лет 50. Глаза большие, карие, испуганные. Я даже обернулась через плечо, что там такое страшное? Только моя мама, совсем не страшная, но тоже испуганная, но спину держит.
- Валя. Ээээ… Валентина Дмитриевна. В смысле, Сергеевна. А папа сейчас подойдет, он…
Хрупкая Валентина Дм…, то есть Сергеевна метко локтем в бок Ильи:
- Очень приятно!
- Взаимно. Проходите, проходите.
Локтем мне в бок уже Марина Сер…, тьфу, Дмитриевна. Ничего не поняла. Что надо делать? На всякий случай улыбаюсь.
- Ой, какая прелесть! Обожаю сиреневый. Это колокольчики?
- Это у вас во дворе растет. Наверное, колокольчики. Короче, сейчас папа придет, нормальный букет принесет. Вы извините. Я в цветах не очень понимаю.
- Он зато у нас на пианино умеет…
- Ой, Наташа тоже играет! (Ага! «Постой, паровоз, не стучите, колеса». Только мне как-то не дают доиграть, поэтому я уже, и сама не помню, чем там, в песне, дело закончилось.)
- Валентина Дмитриевна, Илюша, проходите!
- Спасибо, Марина Сергеевна!
- Чай, кофе? Может, за знакомство? Каберне?
Илюха с облегчением распускает галстук:
- Марина Дмитриевна, сейчас папа придет.
- Илья, вы снимите пиджак, у нас солнечная сторона, так жарко. Солнце прям с утра до вечера. Ой, Валентина Сергеевна, вам тапочки наши совсем велики (еще бы, у мамы тридцать девятый размер, а у меня сороковой, Валентина в них уместится с головой). Вы не разувайтесь, пожалуйста. (Она бы так к Светке с Ленкой, вечно заставляет их обувь скидывать только что не на лестнице).
Кофе варится. Илюха колдует с вилкой над бутылкой Каберне, потому что штопор мы уже пятый год собираемся купить, но пока не купили. Мы, когда в доме вино, просто расковыриваем вилкой пробку, потом вся компания отплевывает ее остатки.
Когда в дверь звонят, все подпрыгивают. Такое ожидание у всех на лицах. Прилетел волшебник. В голубом вертолете. Дальше там чего-то про эскимо. Но оказалось еще лучше. В том смысле, что это был илюхин папа. Не с эскимо, а с цветами, настоящими гвоздиками, не с соседней клумбы, а из цветочного киоска. И с шампанским. И с оттопыренным пиджаком, намекающим не только на шампанское.
- Марина Дмитриевна, это мой папа, Константин Андреевич. Папа, это Наташа, это Марина Сер… Дмитриевна и… мама.
- Эту тетку, которая тебе мама, я уже знаю. А этих… Натаха… Мариша, дай я тя поцелую.
Марина Дмитриевна, алея щеками, выдвигая вперед мелкотравчатую Валентину Сергеевну:
- Очень, очень приятно! Проходите, пожалуйста. Ой, спасибо, какая прелесть. Ну что вы. Что вы!
- Ну, надо за знакомство. Чтоб время не тянуть. У вас, как говорится, товар. У нас купец. Тем более, что наш купец уже, как бы, ваш товар… того…, приумножил. (Костя!!!) А что Костя? Я, кстати, своей Валюхе своего Илюху тоже в Питере … (Костя!!!)
-За знакомство!
Каберне с пробкой быстро кончилось. Марина Дмитриевна как - то вспомнила, что у нее мясо по - французски в духовке. Погрели мясо, под него открыли шампанское. Марина Дмитриевна и Валентина Сергеевна от шампанского поначалу отказывались («Нет - нет, у меня уже и так язык заплетается!»), но Константин Андреевич все же бутылку открыл, по - гусарски, пробкой в потолок, облив платье Марины Дмитриевны (Костя!!!)
- Ой! У меня ж салат крабовый на балконе. Наташ, Илюша, принесите.
- Илюш, ну не надо. Ну услышат же. Ну, Илюш…
- Ты моя самая-самая зайца. Самая-самая.
- Илюш… Ну они ж… Мы так долго.
- Да где долго, зай.
- Илюш, брюки. Брюки застегни.
- Ааааа! Вот и дети. Это чего? Салат? Какой? Валь, я салат делаю без кукурузы, просто с луком. Нет, лук не опшарива… не ошпариваю, прям так, чтоб поострее было. Ой, Валь, я вааааще люблю все острое.
- Марин, ты сиди, сиди, я достану. Эти? Ой, а у меня такие же! И мы из Германии привезли. А ты Мадонну привезла? Я аж три сервиза - себе, маме и сестре. А ты в Дрездене была? Я оттуда мохеру привезла…
- Валюш, давай, за мохер…, тьфу. За детей. А чего вы так долго. Вы там чего, того?
- Да они уж давно того. Девки! В смысле, мамки! Давайте за внуков. Какие приметы, чего там заране! Марусь, дай я тя поцелую…. Натаха, Илюха…. Все хоп-халас. У бати все под контролем. Девки! Дернули!
- Дети, вы идите в детскую, там музыку послушайте… Валь, Костян!
- Натах, ну тише ты, ну Наташ… Зайца моя сладкая. Давай свет включим?
- Да не слышат они ни хрена, у нас же музыка…
- Слышь, Марусь, в Кандагаре да? А в каком месяце? Е….. прям в неделю разминулись. А у меня вишь шрам? Тринадцать вшов… швов наложили…
- Ой, Марин, я как в Ташкент прилетела к нему в госпиталь… Мама моя, не узнала прям. Веришь, Маш, лица не было, не было, вааащще.
- Девки, давайте!
- Ой, Валь! Два года я за ним. По госпиталям. По кускам, по кускам собрали. Спасибо, ребята помогали, да мама моя. А свекровь прям в два месяца сгорела, как увидела… Он же у нее единственный сын. Она так гордилась - переводчик. Редкие языки.
- Марин, я тебе говорю - один ребенок, это не ребенок. Надо двоих. Ой, я так дочу хотела, прям когда Илюха родился, я аж расстроилась.
- А я всегда сына хотела, Валь. Че девка? Девка и девка, отрезанный ломоть.
- Так. Девки. А где дети с приплодом? Дееети! Илюха, сынок. Сын! Гордость. Врач. Во, вырастили, выучили. Ну - к дуй за пузырем. Мы за внука еще не выпили.
- Пап, ты и так уж… (Илья!!!) Ма!!!
- Ну, давайте, девочки. За хрен с ними. Бог не Ермошка, видит немножко. Чтоб мы с вами сто лет без войны, чтоб нам внуков семеро по лавкам. За Кандагар. И за тех, у кого внуков не будет.
Мой свекр до внука не дожил, не дождался всего двух месяцев. Инфаркт. Может, эхо того Кандагара, который лишил меня отца?