Если сделать над собой усилие и вскочить сразу, не дав будильнику возможности верещать до тех пор, пока не проснутся соседи за стеной, запрыгнуть в душ, быстро - быстро нарисовать на лице утреннюю свежесть, и, задушив на корню мечту о чашечке сладкого кофе, выскочить из дома... Вполне можно успеть загрузить непроснувшийся организм в троллейбус и успеть занять сидячее место в метро. Если успеешь все это сделать, то у тебя будет еще почти сорок минут сладкого сна. Главное успеть сесть. Но если позволить себе минут десять понежиться в постели и выпить кофе, потеряешь самые драгоценные минуты, на остановке троллейбуса соберется вялая толпа, которая затем и займет сидячие места в метро, придется досыпать стоя.
И опять я не смогла сделать над собой то самое усилие. И вот уже 8:15, а я так и стою на остановке, пропуская один троллейбус за другим. Транспорт заполняют более проворные и проснувшиеся организмы. Придется снова махать крылом в ожидании сердобольного частника. Денег у меня только - только на дорогу до работы и обратно. Если сейчас прокатиться с ветерком до метро на извозчике, вечером придется топать от метро пешком длинных шесть остановок, потому что билет будет купить не на что. Но это ж когда еще будет! А сейчас речь уже не о том, чтобы расположиться досыпать с комфортом, а просто успеть бы к началу рабочего дня. Хотя, признаться честно, за три месяца, что я работаю, не опоздать я смогла только четыре раза. Да еще телефон забыла. Обычно - то я звоню, предупреждаю Вичку, что опять того... опаздываю. Ну, чтоб прикрыла, если что.
Слава богу, сегодня повезло, не успела руку поднять, как подкатила грязнющая раздолбанная четверка.
- До метро Октябрьское поле.
- Садись.
- 50 р.
- Садись.
- Сажусь.
- У вас курить можно? (кофе без сигареты все-таки не дает нужного эффекта, кофе уже был, а сигареты еще не было).
- У меня все можно. Пить, курить, главное, на ходу не выпрыгивать. Куда едем?
- На работу.
- Понятно, не гулять? Далеко работаешь?
- На Волгоградском проспекте.
- Нормально. Ну на Волгоградский, так на Волгоградский.
- У меня денег нету. Только пятьдесят рублей. Мне до метро.
- Я ж про деньги не спрашиваю. Едем, значит едем.
Пытаюсь исподтишка рассмотреть водителя. Где - то мой ровесник. Небритый. Футболка не первой свежести. Голову надо бы было вымыть еще позавчера. Блондин. Не люблю блондинов, бесцветные они какие-то. С другой стороны, не трястись сорок минут в душном вагоне, зажатой между потным соседом и поручнем... В пятый раз прийти на работу вовремя, видимо, не судьба. Ну, с другой стороны, и традиции нарушать не дело. За три месяца все привыкли к моим опозданиям. Ну припрешься вовремя, все равно на крыльце стоять курить минут пятнадцать. Это у нас тоже традиция. Жара. Кондиционер в отделе уже несколько дней не работает, а на улице иногда пронесется хоть теплый, но ветерок.
- Опаздываешь?
- Есть немного.
- На Волгоградке в пробке встанем.
- Надолго, как вы думаете?
- Минут 10-15.
- Ладно, поехали, только денег у меня правда нет.
- Их никогда нет, чего ж теперь, дома сидеть?
Центр на удивление проскочили, можно сказать и не стояли. Почти всю дорогу ехали молча. Жарко. Хочется высунуть по - собачьи язык, спина взмокла, и футболка противно прилипла к телу. Совсем не до разговоров. Хорошо, что водитель попался немногословный. А то бывают такие, болтают и болтают. Терпеть не могу болтливых водителей и цирюльников. Ты сидишь себе вся в своих мыслях и ощущениях, а тебе в ухо бубнят и бубнят. Перед въездом на Волгоградку стоит указатель "До Волгограда 1013 км".
- Была на Волге?
- Не-а, ни разу.
- А у меня бабка в Волгограде живет. Каждое лето раньше на каникулы ездил. Про Мамаев курган слышала?
- Да что-то слышала такое.
- Хочешь покажу?
- В каком смысле?
- В прямом. Чего тут ехать-то, метнемся туда - обратно.
- Вы серьезно? Мне на работу.
- Какая там работа в пятницу? Метнемся, в Волге искупаемся. Родину-мать увидишь. Такая женщина, один палец, как "Жигули"! Ну, Родина или работа?
- Ну, если так ставить вопрос, то Родина, конечно. (К бабаю эту работу, аж думать не хочется. Дуууура! Вот дура-то, господи!).
Работу мою проскочили быстро, я шею вывернула, оглядываясь. Вроде, народ на крыльце еще курил, могла бы успеть. Нащупала в сумочке пластиковый пропуск и стольник. В крайнем случае попрошу остановить, возьму другую тачку, доеду до работы, а там можно будет у Вички стрельнуть сколько - нибудь до понедельника. Жара доконала, прямо мозг плавится. Сидишь, тупо смотришь в окно, ни одной мысли. Почти два часа ехали молча, сначала меня это немного напрягало, я все пыталась придумать, что бы такое сказать, а потом как-то незаметно прикорнула. Проснулась на заправке. Водитель как раз в кассе расплачивался, потом он куда - то исчез и появился с двумя стаканчиками и булочками. Мы отъехали немного от заправки, пожевали, выпили, как оказалось, чай. Все молча. Поехали дальше. Названия на указателях мне уже мало что говорили.
- Вас как зовут?
- Илья. А тебя?
- Юля.
- Выспалась?
- Да так. Встала рано, да еще эта жара.
- Отдыхай пока, еще ехать и ехать.
И опять молчим. Так еще часа два. За окном уже стало смеркаться. Ехали то мимо каких-то деревенек, то по степи. Дорога была то идеально ровной, то сползала на какие - то колдобины. На меня время от времени накатывало беспокойство, а потом опять накрывало волной апатии. Что за идиотское решение переться к черту на рога за тысячу верст со странным незнакомцем (то ли дурак, то ли маньяк) со ста рублями в кармане. Прогулять работу. И как теперь связаться с домом? Ой! Мать сойдет с ума, когда я не приду домой ночевать. Да она уже сходит с ума! А у меня не только телефона, даже часов с собой нет. Который теперь час? На улице стемнело. Ехали по какому - то городку. Приземистые пятиэтажки вперемешку с одноэтажными, деревенскими по виду, домишками. Вдали плотный ряд огней. Наконец из - за холмов сначала фрагмент какой - то стрелы, потом рука, которая держит то, что я приняла за стрелу. Оказалось меч.
- Родина - мать.
- Угу (елки-палки! Мать, наверное, выпила литр валокордина. И увижу ли я когда-нибудь еще свою малую родину?)
В желудке исполняет прощальную песню съеденная в обед сиротская булочка, хочется пить. Наверное, уже совсем поздно, на улицах почти никого нет. Господи, во дала! Волгоград.
Машина останавливается на безлюдной набережной. Родина - мать наклонилась к реке. В свете прожекторов ее лицо сурово, рот застыл в крике: "Дууураааа!". Палец и правда с "Жигули". Во влипла.
- Есть хочешь?
- Да. И пить.
- Жди меня тут. Сейчас метнусь туда - обратно, чего - нибудь привезу.
Садится в машину и исчезает. Сижу на ступеньках набережной. Пустой желудок исполняет патетическую музыку, полностью соответствующую текущему моменту, солирует, по - моему, гобой. Никого. Мятый стольник в сумочке, из документов магнитный пропуск, и тот без фотографии. Река и небо одинаково черного цвета. Плеска воды не слышно из - за ударов сердца. Они такие громкие, что их, наверное, слышно на том берегу. Кровь накатывает как гигантская волна, лицо пунцовое, на висках пот. Футболка на мне не только не первой, но уже и не второй свежести. Какие - то обрывки бессвязных мыслей (что делать, что делать, что делать?!!). Маму жалко. Хорошо хоть не убил. И не изнасиловал. Идиот. Кто таким права дает? Идиотка. Что делать? Который час? Где-то недалеко голоса. Какая-то компания гуляет. Пойти к ним? Страшно, а если он вернется, а меня нет? Да не вернется он! Шутник! Шутка юмора такая. Спасибо, не убил. Мама! Родина - мать уже не кричит. Она просто открыла рот от удивления, глядя сверху на дуру на набережной, обливающуюся потом от страха.
Где-то недалеко притормозила машина.
- Все закрыто, уже почти 2 часа. Еле нашел круглосуточный магазин. Пиво пьешь? Я еще сок взял. На. А мне безалкогольного. Спать хочешь? Можем к бабке метнуться. Тут рядом, в Городище. Ты чего, ревела что ли? Купаться-то будем?
- Господи, Илья-а-а-а.
Волга была теплая, но грязная. Мы выехали рано утром, я спала почти всю дорогу, потому что больше четырех часов подряд не закрывала рот. Я рассказывала ему про себя, про маму, которая, наверное, выпила литр валокордина, про подружку Вичку (ту еще сучку), про папу, гада, который слинял от нас, когда мне было лет пять. Про работу, которую я ненавижу, несмотря на многочисленные перекуры. Про Димку из логистики (тоже гада), который за три месяца на меня даже не взглянул, хотя я мясом наружу выворачиваюсь, чтоб он на меня внимание обратил (даже вот волосы отпускать начала, хожу как лахудра, а они никак не отрастают несмотря на то, что я их репейным маслом мажу). А он почти все время молчал, только кивал и поддакивал. Хоть бы что - нибудь про себя рассказал. Человек перед ним душу выворачивает, а он как воды в рот набрал, кретин.
В Москву мы приехали уже вечером. Жара по-прежнему стояла ужасная, в открытое окно дул обжигающий ветер. Я измучилась. Дремала, дремала. Довез до подъезда.
-Ну давай, пока.
-Пока.
Даже телефон не спросил. Гад. А я - то дура. Мне уже даже стало нравиться, что он блондин, а не брюнет, как Димка из логистики.
Дома пахло валокардином. Мать, выдав длинную нецензурную комбинацию, демонстративно перестала меня замечать. Все воскресенье я провалялась в постели. Во - первых, встать не было ну никаких сил. Во - вторых, лучше было не показываться ей на глаза. Она уже в сто первый раз рассказывала кому - то по телефону о том, что на хрена детей вообще рожать, в могилу сведут. Вот моя дура, например, в пятницу...
Если сделать над собой усилие и вскочить сразу, не дав будильнику возможности верещать до тех пор, пока не проснутся соседи за стеной, запрыгнуть в душ, быстро - быстро нарисовать на лице утреннюю свежесть, и, задушив на корню мечту о чашечке сладкого кофе, выскочить из дома... Но в понедельник это просто нереально сделать. Выползаю из подъезда. Упираюсь в бок грязнющей раздолбанной четверки, припаркованной черт знает как прямо у штакетника.
- Привет. Метнемся в Питер? Туда - обратно. Эрмитаж посмотрим....