Моя мама всегда очень любила собак. Когда она была маленькой, в семье жил французский бульдог, правда, слушался он только дедушку, но любил всех в доме и позволял всем любить себя. Грозный для чужаков, для моей мамы и тёти он был товарищем по играм и предметом гордости, ведь больше ни у кого из их друзей такого не было. Но прожил он едва ли половину собачьего века и погиб под колёсами пятитонки, оставив в сердцах своих хозяев море скорби и чувство вины. Дед, как это часто бывает, когда люди теряют преданного пса, слышать не хотел о том, чтобы взять другую собаку, но его дочери, особенно младшая, моя мама, вскоре начали донимать родителей просьбами завести щенка.
Это было в тридцатые годы прошлого века, страна уже залечила самые страшные раны от революции и гражданской войны, и жизнь обычных людей становилась всё более спокойной и благополучной. Породистых собак становилось постепенно всё больше, государство начало заботиться об улучшении служебных пород, были организованы питомники, где выращивали и тренировали собак для нужд армии, пограничных войск и милиции. В Советский Союз завозили производителей из-за границы. В моду стали входить породы, представителей которых до этого редко содержали в семьях. Моя мама мечтала об эрдельтерьере. Она представляла себе, как будут её уважать друзья, одноклассники, если рядом с ней будет такая красивая и необычная собака. Мама читала всё, что могла найти о содержании и дрессировке служебных собак, и очень надеялась, что родители в конце концов уступят её постоянным просьбам. Многие её друзья хотели завести овчарок, но мало кому родители могли это позволить, всё-таки крупную собаку содержать дорого, да и шерсти от неё в городской квартире слишком много. А эрдель поменьше, его шерсть полагается тримминговать, поэтому он не сорит ею в доме, и характер у него более весёлый. Бабушка и дедушка наконец сдались, но поставили условие, что собака будет совсем небольшая, так что с мечтой об эрдельтерьере маме пришлось попрощаться.
Мама уже в то время увлекалась не только собаководством, но и театром, и через много лет это увлечение стало её профессией: после войны мама закончила ГИТИС как театровед. А будучи подростком, она была поклонницей многих талантливых артистов, знала все театральные байки и уважала закулисные традиции. Так что, когда родители сказали ей, что можно завести только маленькую собаку, для мамы даже вопроса не было, какую породу выбрать: конечно, таксу! Ведь это была порода, которой увлекались артисты МХАТа. Была даже знаменитая линия кофейных такс с голубыми глазами, которая называлась Качаловской. Вот такую собаку мама и хотела раздобыть. Но в то время, когда её родители согласились, щенков Качаловской линии не было, а ждать мама не могла, уж слишком долго она мечтала о собаке, да и боялась, что взрослые передумают. Поэтому она поехала выбирать собачку не менее знаменитой Чемодановской линии. Тоже кофейную, изящную, но с карими глазами. Назвали собачку Норкой.
Бабушка с дедом, конечно, помогали маме с выращиванием щенка, но они оба много работали, так что слова “будешь заниматься собакой сама” не были пустым звуком. Основные заботы легли на самом деле на неё. И мама справилась. Когда собачка подросла, мама стала возить её на выставки, и там они получали только отличные оценки, причём не только за экстерьер, но и за испытания. Вот только на основное испытание мама Норку не пустила. Ей стало очень жалко несчастную лисицу, на которую натравливали всех испытуемых собак, и мама отказалась добавлять бедняге страданий. Но это не помешало работникам клуба охотничьего собаководства (тогда в нашей стране они ещё не назывались кинологами) определить, что собака достойна того, чтобы участвовать в племенной работе.
Норке назначили жениха, к большому удовольствию моей мамы, пса, принадлежавшего лично Качалову. Этот пёс и Норка были очень похожи, только цвет глаз был разный. А дублёром назначили крупного чёрного пса, настоящего охотника, он с хозяином брал не затравленных животных на выставке, а диких, и не только лис, но даже барсуков. Мама, правда, в то время внимания на него не обратила, так была рада, что ей предстояло “породниться” с самим Качаловым! Ей было всего двенадцать лет, понятно, что восторг от предстоявшего знакомства с кумиром бил фонтаном. Но когда пришло время Норке выходить замуж, Качалов уехал на гастроли и пса забрал с собой. Пришлось идти к дублёру.
В этой истории меня всегда удивляли мои дедушка и бабушка. Им, похоже, даже в голову не приходило, что двенадцатилетняя девочка может и не справиться с вязкой собаки. Мама и на выставку Норку возила сама, и на вязку отправилась одна с собакой через полгорода на трамвае. Хорошо, что хозяин жениха и сам жених были очень опытными, всё получилось без осечек. А мама узнала много нового о том, как такса работает на настоящей охоте. Ей показалось странным, что пёс весь покрыт грубыми шрамами, отчего его природная красота сильно пострадала. И хозяин рассказал, что пёс идёт в нору в одиночку, там, под землёй, со зверем борется и вытаскивает его на поверхность, где его уже принимает охотник. Зубы у таксы не острые, чтобы не портить шкуру пойманного зверя, а собственная шкура прилегает к телу неплотно. Когда зверь хватает собаку, такса крутится и оставляет кусок своей шкуры у него в зубах, зато выигрывает возможность схватить его за горло. А когда с дичью покончено, хозяин зашивает собачью шкуру прямо на месте, в лесу, суровой ниткой швом через край, не особенно заботясь о косметических эффектах. Заслуги этого пса произвели на маму такое впечатление, что она даже перестала расстраиваться, что не познакомилась с Качаловым, и что большинство щенков родилось чёрными.
Щенков раздали тем, кто был записан в очереди в клубе, и только одного мальчика мама смогла отдать своей подруге. Кофейного.
Через четыре года после этого началась война, и бабушке с дочерьми пришлось уехать на Урал в эвакуацию. Это было очень тяжёлое путешествие и собаку взять с собой они не могли, оставили с соседкой. А соседка отвезла Норку в Малаховку к своей знакомой, рассудив, что в деревне всегда есть, чем собаку накормить, чего в городе может и не найтись. Вот только когда семья вернулась в Москву, найти ту знакомую в Малаховке оказалось невозможно: после бомбёжек и тяжёлых зим, когда все заборы и половину хозяйственных построек разобрали на дрова, соседка не смогла узнать местность, а адрес оказался несуществующим. Мама ездила туда несколько раз, расспрашивала людей, не видел ли кто её собаку, но так её и не нашла. Ей даже было стыдно, что она так убивается по собаке, когда почти все вокруг потеряли близких родственников.
К счастью, сын Норки, который жил у маминой подруги, остался цел, и мама взяла щенка от него, Норкиного внука. Как-нибудь я расскажу и о нём, подпишитесь на мой канал, чтобы не пропустить эту историю ☺