- Эй, ragazzo[1], граппы!
Официант – маленький, чернявый уроженец Сицилии, подскочил на зов. Ловко обмахнул салфеткой стол и выставил стопку - меленькую, толстого зеленоватого стекла, формой похожую на снарядную гильзу. Джино презрительно покосился на сосуд.
- Нормальных тульпанов[2] в этой дыре, конечно, нет?
Сицилиец развёл руками и скорчил виноватую физиономию – - Откуда сеньор капитано? Мы с вами не в Неаполе и даже не в Палермо…
- Верно, мадонна мия… - пилот покачал головой. – Первое, о чём забываешь в этой ливийской дыре – это о хороших манерах.
- Вы правы, сеньор капитано, как вы правы! – услужливо поддакнул официант – В этой кантине даже офицеры хлещут граппу стаканами, а не дегустируют маленькими глоточками, как это заведено у благородных сеньоров! Воистину, с тех пор, как к власти пришли эти Camicie nere, мир катится в тартарары!
Джино кивнул. Camicie nere, «чернорубашечниками» или «сквадристами» называли отъявленных сторонников Муссолини, из которых состояли вооружённые отряды Национальной фашистской партии. Мало кто осмеливался открыто выказывать недовольство этими громилами – однако здесь, в Ливии, на задворках мира, людей трудно чем-либо испугать. Тем не менее, чернявому официанту всё же стоит быть поосмотрительнее – мало ли до чьих ушей долетит его беззаботный трёп?
- Ну, ладно… - капитан помотал головой, отгоняя неприятные мысли. - Давай, лей - или мне так тут и подыхать без капли спиртного?
Официант осуждающе посмотрел на посетителя – а ещё пилот, казался таким культурным! – и забулькал бутылкой, наполняя стопку.
Поводов для того, чтобы напиться, у капитана «Реджиа Аэронаутика»[3], Джино Риенцо имелось в избытке. Ветеран Великой войны, награждённый золотой и серебряной медалями «За воинскую доблесть», многочисленных схваток в воздухе в австрийскими гидропланами и сам налетавший над Адриатикой не один десяток тысяч миль, уже третий день, как пребывал в глубокой депрессии – что вообще-то уроженцам Италии не свойственно. Служба в Ливии надоела ему хуже горькой редьки, отношения с начальством, готовым вылизывать задницы любому чернорубашечнику, присланному на роль политического надзирателя, упорно не складывались – отчего он до сих пор ходил в капитанах, тогда как иные его однокашники давно вышли в полковники. К тому же, сбрасывать газовые бомбы на пустынные оазисы да утюжить с воздуха пулемётами шатры очередного племени, наказывая за поддержку повстанцев шейха Омара - занятие, не прибавляющее самоуважения, таким не похвастаешься в приличном обществе…
Джино давно бы уже дезертировал, плюнув и на звание, и выслугу лет - благо, двоюродный брат, живущий в Америке, давно зовёт к себе. Но не хочется начинать на новом месте с пустыми карманами – всю жизнь он рассчитывал только на себя и не собирался изменять привычкам. Тем более, что ведь есть, что унести с собой в клюве - спасибо войне, дала шанс, и он его не упустил. Но сделать это в одиночку никак не получится, нужен помощник, на которого можно положиться. А где его взять, если в «Реджиа Аэронаутика», как и повсюду в итальянской армии, процветают доносительство и слежка всех за всеми? Нет, тут нельзя пороть горячку – лучше выждать, подобрать подходящего человека, и лучше не одного. И вот тогда, тогда…
Джино, размечтавшись, опрокинул стопку с граппой, невольно подражая тем «бескультурным» посетителям кантины, о которых с таким осуждением отзывался чернявый официант. А что? Полётов на завтра не назначено, его самолёт стоит с разобранным двигателем – и простоит не меньше суток. Так что, можно с чистой совестью напиваться – а если кому-то это не понравится, то хорошая потасовка вполне поможет сбросить нервное напряжение. Мадонна видит, что в этом капитан Риенцо нуждается сейчас, как ни в чём другом.
- Джино, дружище, ты ли это?
Риенцо поднял голову – и поперхнулся от неожиданности граппой. В дверях заведения стоял ни кто иной, как Джотто Мелацци, старый приятель, с которым они были знакомы ещё со времён Великой Войны – и которому он, капитан Риенцо был кое-чем с тех пор обязан. Сущим пустяком – своей жизнью, точку в которой вполне мог поставить тогда метко выпущенный снаряд, благо, целить со стоящего на якоре броненосца по неподвижному гидроплану, изображающему из себя подбитую утку, было одно удовольствие. С тех пор, с октября семнадцатого, они не раз встречались, каждый раз закатывая по этому случаю шумные дружеские пирушки. В последний раз такая, помнится, состоялась пару лет назад, в припортовом кабачке Пирея, куда Джино попал по делам службы – как раз тогда греческое правительство вело переговоры с итальянцами о покупке новых летающих лодок, и капитану Риенцо поручено было совершить демонстрационный перелёт из порта Таранто в греческую столицу. Там он и встретил Джотто, сбежавшего из Италии из-за каких-то политических неурядиц, и обосновавшегося на противоположном берегу Ионического моря.
- Джотто, старый вastardo, тебя ли я вижу? Откуда ты здесь взялся, фильо дu путана?[4]
- Можно подумать, ты ублюдок молодой! Поправь, если я ошибаюсь – когда мы напились в той греческой дыре, ты был старше меня на верных два года?
- Так и есть, дружище, так и есть… - Риенцо махнул рукой, подзывая официанта. – Граппы моему другу, и неси сразу бутылку, чтобы нам не надрывать глотки каждый раз. И рыбы, рыбы жареной подай – у них тут отлично готовят золотую макрель, пальчики оближешь…
- Ну, ты же у нас известный чревоугодник. - Джотто отодвинул стул и уселся напротив приятеля. - И как ты до сих пор в свой аэроплан помещаешься?
Он едва сдержал усмешку: золотая макрель, иначе называемая «дорадо» была его до известной степени тёзкой. О чём, конечно, бравый пилот знать никак не мог.
Чернявый сицилиец вернулся меньше, чем через минуту, водрузив на стол непочатую бутылку граппы и большое деревянное блюдо с рыбой. Риенцо нисколько не преувеличил – запах от поджаренных с золотистой корочкой рыбин, переложенных дольками жареного картофеля, ломтиками лимона и листьями салата исходил одуряющий.
- Ну, за встречу!
Граппа, да под жареную с тимьяном и базиликом рыбку, которая по заверениям чернявого сицилийца, ещё сегодня плескалась в море, пошла на «ура». Они приканчивали уже вторую бутылку, когда Риенцо пришла в голову мысль – а ведь Джотто, пожалуй, и есть ответ на его горячие молитвы, адресованные Мадонне, чтобы та послала ему в помощь надёжного товарища. В самом деле - Джотто, насколько ему известно, уже несколько лет, как разыскивает итальянская тайная полиция, и в случае поимки ему грозит скорый неправый суд и, скорее всего, казнь. А значит – можно надеяться, что не предаст…
Но, будучи человеком, рассудительным и осторожным, да ещё и авиатором, Риенцо начал разговор издалека.
- Ты так и не рассказал, каким ветром тебя к нам занесло. Или ты успел за эти три…нет, два… нет, всё-таки три года помириться с дуче?
- И ним, пожалуй, помиришься… - хмыкнул собутыльник. - Нет, Джино, мне по-прежнему не стоит попадаться этим чёртовым сквардистам. А к вам я приехал по одному делу, которое может представлять интерес для нас обоих. Скажи… ты по-прежнему задумываешься о том, чтобы распрощаться со службой нашему доброму Виктору-Эммануилу?
- В Италии теперь служат не королю, а Муссолини с его поганой шайкой. – невесело усмехнулся Риенцо. – Так что – да, я не против скинуть мундир и перебраться на другую сторону Атлантики. Только сперва надо провернуть одно дельце, а для этого нужен надёжный товарищ. Я, как тебя увидел, сразу понял, что это судьба. Соглашайся, дружище – дельце, скажу тебе, выгодное, в накладе не останешься!
- Выгодное, говоришь… - Джотто оглянулся и понизил голос. – Что ж, врать не буду, я рассчитывал, что тебе понадобится моя помощь. Только здесь это обсуждать, пожалуй, не стоит. Как насчёт того, чтобы прихватить ещё бутылку, пару порций этой чудесной макрели, и поискать укромное местечко - желательно, на свежем воздухе? Меньше лишних ушей, знаешь ли…
Капитан Риенцо толкнул ручку управления от себя. Нос «Ансальдо» опустился, машина плавно заскользила к земле. Впереди, рукой подать, мельтешили вокруг оазиса фигурки в белых накидках, конные и пешие. Время от времени они останавливались, вскидывали к плечам тростинки ружей.
…эти дикари ещё и смеют огрызаться!..
Палец давит на рубчатый рычажок спуска, пара пулемётов, установленные поверх капота, разом загрохотали, заглушая тарахтенье двухсоттридцатисильного двигателя. Согласно плану, с которым комэск ознакомил пилотов за час перед вылетом, половине машин эскадрильи следовало выступить в роли загонщиков – пулемётными очередями загнать мятежников под защиту пальм и глинобитных построек оазиса. После чего вступала в действие вторая часть плана, куда более пугающая. И к ней следовало подготовиться.
Риенцо отпустил гашетку – пулемёты умолкли. Он толкнул рукоять газа вперёд, добавляя оборотов двигателя, и качнул ручку управления, слегка подбирая её на себя. положил машину в вираж с набором высоты. «Ансальдо» послушно лёг в вираж с набором высоты, за спиной загрохотало - это стрелок на отходе добавил бедуинам веселья из своей турельной «Бреды». И верно, не везти же назад нерастраченный боекомплект!
Капитан левой рукой зашарил в брезентовой сумке, привешенной к борту. Вытащил маску противогаза с рифлёным шлангом, идущим от к оставшемуся в сумке жестяному бочонку фильтра. Ужасно не хотелось натягивать эту пакость на себя – прикосновение вонючей резины вызывало у Джино отвращение, к тому же обзор через жабьи глаза-стёкла в латунных ободках был отвратительным. Но – ничего не поделать, лучше уж это резиновое свиное рыло, чем наглотаться того, чем сейчас польют оазис его товарищи по лётному ремеслу. А риск попасть в ядовитое облако имеется – согласно тому же плану, после газовой атаки следовало хорошенько проутюжить оазис из пулемётов и забросать осколочными бомбами – по четыре таких подарочка весом в полсотни килограммов каждый висели под плоскостями. И верно, не везти же назад нерастраченный боекомплект!
Джино выровнял самолёт и оглянулся – сидящий в задней кабине стрелок послушно повторил его действия, изготовивший натянуть резиновую гадость на голову. Ну, вроде, всё в порядке.
Эскадрилья тем временем перестроилась. Пятёрка машин, под плоскостями которых вместо бомб висели вытянутые сигары выливных приборов, выстроились фронтом и на бреющем, на предельно малой высоте понеслись к оазису. Рискованно, конечно, снизу непрерывно палят из винтовок - но если подняться повыше, газовое облако рассеет ветром, и оно достигнет земли, растеряв требуемую концентрацию.
Люизит, «роса смерти», боевое отравляющее вещество, всего на несколько месяцев опоздавшее к Великой Войне, - в процессе подготовки к применению этой отравы пилотам объясняли, как он действует на организм. Поначалу жертва, оказавшаяся в отравленной атмосфере, чувствует только резкий запах, напоминающий аромат цветущей герани. Но это длится недолго, минуты три, от силы пять – дальше начинается жжение в глазах и на слизистых, кожа покрывается пузырями-нарывами, человек выхаркивает с кровью разъеденные люизитом лёгкие – и всё. Недаром, готовясь к полёту, командир эскадрильи лично проверял, все ли пилоты надели, как это было приказано, лётные кожаные костюмы, которые в жарком ливийском климате обычно предпочитали оставлять на земле…
За атакующей пятёркой потянулись косматые хвосты – потянулись и опустились на обречённый оазис смертоносным облаком. Оставшиеся самолёты, и в их числе машина самого Риенци, выстроились полукругом, ожидая своей очереди. Надо дать газу время сделать своё дело, и только тогда заходить для штурмовки. На бреющем, в бурой ядовитой пелене, да ещё и в противогазах, легко ошибиться на несколько метров и зацепить верхушки пальм. Да и огонь с земли будет не таким плотным - сейчас, злорадно ухмыльнулся Риенцо, этим вонючим погонщикам верблюдов станет не до стрельбы…
Пуля ударила в мотор, выбив густой сноп искр, и тут же ещё одна с тупым стуком пробила борт, едва не зацепив самого пилота. Джино резко бросил машину вправо, уходя из-под обстрела – но поздно, поздно! Из простреленного капота фонтаном бьёт горячее масло, окатывая пилота с ног до головы – самое время порадоваться и противогазу и плотной кожаной куртке, защищающим от жгучих брызг!
Мотор кашлянул, раз, другой – и остановился. Горизонт встал на дыбы, Риенцо терзал ручку, пытаясь выровнять машину – и успел только направить его в сторону от оазиса. «Держись, садимся! – заорал он. Удар о грунт, самолёт подпрыгнул, опустился, колёса зарылись в песок, «Савойя» встала вертикально, задрав к небу хвостовое оперение, украшенное узким белым крестом – и медленно опрокинулась на спину, задрав к небу покорёженные стойки шасси.
- Привязные ремни я кое-как расстегнул, а этот трюк, поверь, было не так-то просто проделать, вися вниз головой! Огонь уже охватил двигатель и добрался до кабины, так что выбрался я, считай, в самый, что ни на есть, последний момент. Успел только потормошить за плечо Пьетро – это мой стрелок, бедняга сломал при падении шею и помочь ему могла, разве что, Святая Лючия Сиракузская, - и отбежал от самолёта шагов на двадцать, когда полыхнул бензобак, а за ним взорвались и бомбы. Прилетевший обломок ударил меня по затылку, и я вырубился…
Друзья сидели на перевёрнутой рыбачьей лодке, шагах в десяти от воды. Как Джотто и предложил, они выбрались из города, прошли с четверть вдоль берега – и устроились здесь, разложив на нагретых солнцем досках прихваченную из кантины снедь.
- Когда я пришёл в себя, самолёт уже догорал. –– Наши, видимо, решили, что мы с Пьетро погибли, сгорели вместе с машиной – а потому не стали рисковать, и улетели прочь. Я их не виню, знаешь ли – полыхало знатно, я бы и сам так подумал...
Джино прикончил очередную порцию граппы, подцепил вилкой кусок рыбы, зажевал.
- Ну вот, значит… Стащил я противогаз, снял парашют – обычно мы летаем без них, но тут почему-то взбрело в голову надеть - и принялся шарить по карманам. Итог оказался неутешительным: половина шоколадки, револьвер с шестью патронами в барабане да планшет с полётными картами и компасом. Ни фляги, ни коробки с НЗ, а до оазиса Бир бин Гунайма – это в двухстах пятидесяти километрах к юго-востоку от, у нас там устроен аэродром подскока и бензохранилище - топать по мёртвым пескам не меньше сотни километров. На пустой желудок и насухую, заметь, топать – как тебе перспективка?
- Погано. – признался Джотто. – Честно скажу: я по натуре завистлив, но тут завидовать нечему.
- Я так и подумал, а потому дождался вечера и направился в разбомбленный оазис. Период опасного поражения при атаке люизитом, как объясняли нам на инструктаже, может продолжаться до двенадцати часов, из которых прошло около восьми. Риск, конечно, но выбор у меня был, сам понимаешь, небогатый – понадеяться на противогаз и кожаный комбинезон, или же подыхать от голода и жажды в песках. Живых там по моим прикидкам остаться было не должно, ну а если не повезёт – всё равно, так и так крышка. Главное последнюю пулю из барабана себе оставить - слышал, небось, что они с наши пленными вытворяют?
- А после того, что вы им там устроили со своим люизитом – так тем более.
- Вот-вот. Да только я оказался прав, ну, почти. Зрелище, скажу я тебе, жутковатое: повсюду трупы людей, верблюдов и лошадей, листья на пальмах, и те, почернели… Из живых на весь оазис нашлось с дюжину баб с детишками, когда начался налёт, они попрятались в домах и почти не пострадали. Ещё несколько человек попали под газ, но, видать, видать, наглотались меньше других…
Его передёрнуло.
- Никогда не забуду: руки, лица в кровоточащих язвах, глаза вытекли, выжженные люизитом – обезумевшие, они бросались на меня с ножами, на звук, едва расслышав шаги. Троих мне пришлось пристрелить и, думаю, я оказал им благодеяние – потом я видел, как подыхали те, у кого не было сил уже, чтобы подняться…
Он разлил то, что оставалось в бутылке, по стаканам и единым духом прикончил свою порцию. Джотто крякнул, полез в карман и извлёк плоскую стеклянную фляжку. Риенцо открутил пробку, понюхал – во фляге оказался ром, - плеснул себе.
- Воду из колодца, что был посреди оазиса я брать, ясное дело, конечно, не стал, охота была травиться! В одном из зданий нашёлся заткнутый пробкой бурдюк и плотно зашнурованная корзина с финиками и сухими лепёшками. Это было спасением – весь мой НЗ сгорел вместе с самолётом, а без воды и провианта из пустыни я бы живым не вышел…
Он вдруг умолк и уставился куда-то вдаль, в морской горизонт.
- А дальше? – спросил Джотто, выждав пару минут.
- А дальше, дружище, и начинается самое интересное. Я увязал свою добычу в арабскую накидку, чтобы можно было нести, перекинув через плечо. И совсем, было, собрался покинуть это гиблое место, когда взгляд мой упал на люк в полу. В крышку было вделано большое, позеленевшее от времени медное кольцо, и я поддел его железякой, которую подобрал тут же, возле очага.
Джотто-«Дорадо» поставил стакан на днище лодки. Теперь он смотрел на собеседника с нескрываемым интересом.
- Не поверишь, дружище, но это была самая настоящая пещера Али-Бабы! Я сам поначалу глазам своим не поверил – думал, спятил от всех этих потрясений. Но нет, всё оказалось взаправду: настоящий арабский сундук, доверху наполненный сокровищами. Сокровищами, понимаешь, Джино? Да что там Али-Баба, ему такое и не снилось…
Он сгрёб фляжку с ромом и надолго присосался к горлышку.
- И если бы только сундук! По углам погреба связки сабель и кинжалов с рукоятками и ножнами в золоте, серебре и камешках. Клинки – сплошь из чёрной йеменской стали, а она, чтоб ты знал, ценится у арабов раз в десять дороже золота… Драгоценная посуда, украшения с изумрудами и рубинами, золотые монеты – кажется, там были даже древнеримские…
- Любопытно… Джотто покачал головой. – Откуда у вождя мелкого племени такие богатства?
- А с чего ты взял, что это всё принадлежало ему? – сощурился Риенцо. – Сдаётся мне, Джотто, что он был только хранителем, а настоящий владелец – как бы не сам шейх Омар аль-Мухтар.
- Казна мятежников?
- Или заначка на чёрный день – например, если наши сумеют-таки поймать шейха. Родольфо Грациани, конечно, генерал и по факту вице-губернатор Киренаики – но поверь, дружище, за половину содержимого этого сундука можно купить даже самого короля Виктора-Эммануила! Унести даже небольшую часть в одиночку, через пустыню, я не мог. Нашёл в окрестностях оазиса осла – несчастная скотина сумела удрать во время налёта и бродила вокруг, оглашая окрестности своим рёвом – и в несколько приёмов вывез всё содержимое подвала. В нескольких километрах от оазиса на карте был обозначен ещё один, давно заброшенный – там-то я всё и припрятал. А верхом на осле потом выбрался из пустыни.
- Перепрятал, говоришь… - Джотто задумчиво поскрёб переносицу. – А не боишься, что твой клад уже кто-нибудь нашёл?
- Не боюсь. Мы постоянно совершаем разведывательные вылеты в том направлении, но ни одной, даже самой мелкой, шайки бедуинов, с тех пор не замечали. Говорят, что местные жители до того были напуганы газовой атакой, что объявили оазис и землю на день пути вокруг него проклятой, мёртвой. Думаю, они ещё лет сто там не появятся – Восток силён традициями. Ну а нашим там и подавно нечего делать. Так что – нет, не боюсь. Но тянуть время тоже не хотелось бы.
- И ты хочешь, чтобы я тебе помог вывезти оттуда сокровища?
- В одиночку мне не справиться. А вдвоём – можно попробовать. Если раздобыть грузовик…
- Грузовик не проблема, грузовик у меня есть. – сказал «Дорадо». - Ну, хорошо, предположим, доставили мы клад сюда, в Бенгази…
- Лучше в Триполи. Оттуда легче вывозить морем.
- Хорошо, пусть в Триполи. Как ты думаешь, как скоро к тебе явятся сквадристы? Или ещё кто-нибудь, столь же заинтересованный?
- И что ты предлагаешь? – Риенцо озадачено нахмурился. – По-другому из этой проклятой страны не выбраться.
- И это говорит мне пилот с пятнадцатилетним опытом? - «Дорадо» хмыкнул, всем своим видом демонстрируя удивление. - Напряги воображение, Джино, и подумай хорошенько! А я пока подожду – вон, рома ещё осталось пару глотков, мне как раз хватит.
[1] (итал.) парень, малый. Фамильярное обращение к официанту.
[2] Фужер особой формы специально для граппы
[3] ВВС Королевства Италия.
[4] (итал.) Сукин сын