К числу своих мучеников донской народ до сих пор причисляет Василия Дмитриевича Сухорукова, память о котором сохранилась на всем протяжении Донской области: имя его до сих пор с благоговением произносят в донских палатах, хижинах. Эта личность, обязанная своею известностью единственно своему светлому уму, прекрасному образованию и постоянному труду, испытала много горя, в котором и сошла в могилу. А.А.Карасев, биограф В.Д. Сухорукова.
Глава первая. ГОДЫ УЧЕНИЧЕСТВА.
Первые лучи летнего солнца, вынырнув из-за далекого горизонта, весело скользнули по траве, деревьям, куреням, церквям донской казачьей столицы Черкасска. Город просыпался для нового трудового дня. В ласковых лучах светила ослепительно сияли кресты девятиглавого Воскресенского собора, выстроенного стараниями Петра Великого в начале далекого восемнадцатого века. Шумел по-восточному гомонливый черкасский базар, где можно было купить все от гвоздей до быков и лошадей. Зазвонили колокола всех шести городских церквей. Их звон мягко поплыл над Черкасском, сзывая прихожан на утреннюю молитву.
...Сотник Дмитрий Сухоруков тихо склонился над кроватью сына и осторожно тронул его за плечо:
- Вставай, сынок, пора иттить в училище. Вставай, а то опоздаешь, учитель забранит!
Василий открыл глаза, мгновение лежал, вслушиваясь в голос отца, потом встал и выскочил из куреня окунуться в Дону. Вскоре он вернулся, розовощекий и свежий, вытираясь цветастым полотенцем. Обрядившись в лучшие одежды, отец и сын Сухоруковы вышли из куреня и направились к Главному народному училищу, расположенному сбочь Преображенской церкви у большого черкасского моста на дубовых палях. Пройдя по мосту, тянувшемуся от базара до Преображенской церкви и дальше к Аксайским холмам, они миновали аптеку, войсковой госпиталь и подошли к двухэтажному зданию народного училища. В здании этом до 1789 года находилось войсковое гражданское правительство, созданное на Дону по приказу Екатерины II еще в 1775 году сразу же после подавления пугачевского восстания.
Около училища суетливо толпились взволнованные ученики с родителями, ожидал собеседования с учителями. Дмитрий Сухоруков с сыном влился в толпу, заговорил с другими родителями об условиях приема, о трудностях учебы, ведь дело это было новым для Дона.
История народного образования в Черкасске началась с сороковых годов восемнадцатого столетия, когда здесь открылась войсковая латинская семинария. Кроме арифметики и грамматики, в ней преподавался латинский язык, отчего семинария и получила свое название. Но несколько лет спустя, из-за нехватки средств, семинария закрылась. Однако жизнь требовала грамотных людей, и в 1790 году в донской столице открылось Малое народного училище, а три года спустя и Главное народное училище, в котором и предстояло учиться Василию Сухорукову. Открытие Главного народного училища было заметным явлением в жизни донской столицы. На торжества по этому поводу собралось войсковое начальство, приехал даже епископ Воронежский преосвященный Иннокентий, который и отслужив в Воскресенском соборе божественную литургию. Потом был торжественно зачитан указ об учреждении народных училищ, после чего начались занятия. Вечером город озарился лучезарными огнями иллюминации, с бастионов гулко бухнул пушечный салют. Дмитрий Сухоруков был свидетелем сих торжеств и многократно рассказывал о них сыну.
...Открылась дверь училища, на пороге появился учитель Дмитрий Яновский, несколько лет назад приехавший из Петербурга с тремя своими товарищами. В руке он держал список учеников-первогодков.
- Господа! - перекрывая гомон толпы, сказал Яновский. - Прошу по списку, коий я сейчас зачитаю, проходить на собеседование. Сюда походят только кандидаты в учении, родителей прошу остаться во дворе”. Яновский заглянул в список и вызвал на собеседование первых четырех учеников.
Василий Сухоруков попал к Яновскому. Строгий и подтянутый, учитель ласково-одобрительно смотрел на явно смущенного Василия и задал первый необходимый вопрос:
- Как звать тебя, казак? Голос учителя звучал негромно, в нем чувствовалась симпатия к новичку, которого влекла учеба. Василий понял это и, успокоившись, четко, как учил отец, ответил:
- Василий Дмитриев Сухоруков, господин учитель!
- В коем годе родился, Василий Дмитриев? - с улыбкой спросил Яновский.
- В одна тысяча семьсот девяносто четвертом.1 Василий окончательно успокоился и ждал следующего вопроса, который тут же последовал:
- Где ты родился и где имеешь ныне жительство?
- Родился я в Черкасске, сотника Дмитрия Сухорукова сын, и ныне проживаю здесь же, в Черкасске! - бойко ответил Василий.
- Желаешь ли ты, Василий, учиться в нашем училище или такового желания нет, а пришел ты к нам того ради, чтобы не огорчать своих родителей?”
Яновский пристальней прежнего посмотрел на Сухорукова, силясь распознать степень искренности в ответе мальчика. Василий, словно почувствовав это, вспыхнул и торопливо выкрикнул:
- Желаю! Желаю! Сам хочу, а не по принуждению родителей!
- Это хорошо! - довольно прогудел Яновский, - Желание познать науки должно быть искренним, иначе не обретешь знаний! Итак, приходи, Василий, в училище первого августа, будем изучать различные науки”.
Так начались для Василия Сухорукова дни учебы, не прекращавшиеся всю его жизнь...
Первый день занятий для Сухорукова и его товарищей начался со знакомства с училищем. Знакомил первоклассников учитель Дмитрий Яновский. “Училище наше, - говорил он притихшим казачатам, - четырехклассное. Есть еще пятый класс, рисовальный, но в нем будут учиться те из вас, кои имеют непременный талант к рисованию. В училище имеются кабинеты естественной истории, математики, физики. В последний в этом году приобретена гальваническая машина, с коей вы познакомитесь в последующих классах”.
Занятия в училище начинались с восьми, иногда с девяти, часов и продолжались до полудня. Случались дни, когда из-за обилия уроков приходилось оставаться в училище и после обеда. Сотоварищи Сухорукова ворчали, рвались домой, а Василий охотно оставался в классе, жадно поглощая знания.
Василий довольно быстро освоил российскую грамматику, и любимым его место в училище на долгие годы стала библиотека. Заботами директора донских училищ Алексея Григорьевича Попова и войскового атамана Матвея Ивановича Платова библиотека главного народного училища превратилась в одну из лучших училищных библиотек России. Василий часто приходил сюда и с удовольствием погружался в мир истории и литературы, перечитывая захватывающие книги. Вот “Деяния Петра Великого: в тридцати частях, вот “Ермитажный театр Екатерины II”, вот “Пантеон российских авторов”. Василий бережно взял в руки “Историческое изображение Грузии”, начал читать, и мысли его перенеслись в эпоху становления грузинского государства. Мог ли он думать, что пройдет ряд лет, и Грузия приютит его, опального офицера, “прикосновенного к заговору” декабристов, что здесь начнет он свои исторические исследования по истории Грузии? Сухоруков достал с полки книгу в коричневом переплете, открыл титульный лист: “Сочинения Николая Карамзина”, пролистал и отложил, чтобы взять домой для тщательного прочтения. Тогда Василий не знал, что через много лет судьба подарит ему знакомство с Николаем Михайловичем Карамзиным, что получит он от знаменитого историка сведения о находящихся в московских архивах ценных документах по истории донского казачества и сам передаст Карамзину документы для его “Истории государства Российского”. Сухоруков пробежал глазами по книжным полкам: “Благодать”, “История краткая российской торговли”, “Театр Коцебу”, “Лексикон” господина Татищева, “Сочинения Ивана Дмитриева” - книги эти одна за другой выстроились на полках. В них мудрость веков, в них великие знания, и он, Василий Сухоруков, овладеет этими знаниями и будет сам писать книги. Василий просмотрел газеты “Московские ведомости”, “Санкт-Петербургский журнал”, “Московские и гамбургские немецкие ведомости” и покинул библиотеку...
Тысяча восемьсот пятый год начался со слухов. Говорили о скором переносе донской столицы из Черкасска на новое место, но на какое, никто не знал. Поговаривали, что это будет Аксайская или Заплавская станицы, а может быть, новую столицу будут строить, как и положено, на новом месте?
Тем временем полковник де Волан, специально присланный из Петербурга, объездил многие донские станицы, подыскивая подходящее место для новой столицы Дона. После некоторых колебаний решено было остановиться на урочище Бирючий Кут - небольшой возвышенности, расположенной между реками Аксаем и Тузлов. Атаман Платов и де Волан представили Александру I доклад о переносе донской столицы и ее план с описанием улиц, переулков, площадей, где должны были быть построены соборная и ряд других церквей, войсковая канцелярия, гимназия, гостиный двор, лазарет, жилые дома. Александр I утвердил план. Вскоре в Черкасске было объявлено о переезде столицы на новое место, черкасским казакам предлагалось готовиться к переезду в Новочеркасск, как отныне стала называться новая донская столица.
Страсти забурлили на улицах и в куренях Черкасска. Подавляющее большинство казаков не хотело переезжать с насиженных мест, открыто высказывая свое недовольство решением атамана о переносе донской столицы. Страсти с новой силой вспыхнули, когда однажды на черкасском майдане Платов собрал казаков и сообщил, что император утвердил план новой столицы Дона, коя отныне будет заложена на Бирючьем Куту.
- А зачем переносить столицу? - зло выкрикнул кто-то из толпы. - Нам и здесь хорошо!
Платов помрачнел, зыркнул глазами в сторону крикунов, но пока терпеливо ответил:
- Спокон веку разоряется Черкасск полой водой. Каждый год почитай по четыре месяца плаваем мы в воде, рушатся курени, гибнет скотина, а, случается, и люди. Вы сами жаловались мне на водное разорение, а теперь супротивничаете...
- Вода нас разоряет, она же нас и кормит! - загудело несколько голосов сразу. - Обваловать надобно город, каналы прорыть - вот и конец нашим трудностям!
- Пробовали уж мы валовать город. Не помните, што ль, когда два года назад здесь искусство свое показывал французский инженер де Романо? - все так же терпеливо разъяснял Платов. - Но не получилось ничего с его задумками, место сие дюже низкое, топкое. Переходить на гору надобно, казаки!” Черкассцы загудели, заволновались.
- Не пойдем отсель на Бирючий Кут! - закричало несколько человек. - Здесь, почитай, две с половиной сотни лет жили наши предки, здесь схоронены их кости, а мы бросим все и пойдем невесть в какие места, где ни двора, ни кола, ни воды, ни рыбы. Не пойдем, Матвей Иванович!
Долго еще уговаривал черкасских казаков Платов, сулил выгоды от переселения, давал льготы, просил, потом не выдержал и наиболее строптивых казаков велел принародно высечь на черкасском майдане. Но и это не помогло: черкассцы не хотели покидать родные курени.
18 мая 1805 года состоялась закладка новой донской столицы. На волнистое от ковыля пространство Бирючего Кута съехались представители всех казачьих станиц. Чтобы продлить в народе память об этом важном событии, Платов велел от каждой донской станицы привести сюда по три малолетка, чтоб смотрели, запоминали и рассказали потом своим детям и внукам обо всем, что видели в тот майский день 1805 года.
На взлобье холма, клонящегося в низине, багровеющей лазоревыми цветами, был заложен войсковой Вознесенский собор. Атаману Платову, стоявшему в глубоком котловане, подали специально сделанную для этого случая серебряную доску с гравированной надписью. Матвей Иванович громко, чтоб все слышали, прочитал: “Город войска Донского, имянуемый Новый Черкасск, основан...лета от Рождества Христова 1805 года мая 18 дня, который до сего существовал двести тридцать пять лет при береге Дона на острове, от сего места прямо на юг расстоянием в двадцать верст под названием Черкасска”. Платов положил доску в позолоченный ларец и установил ее средь камней, залив известковым раствором. Затем были заложены Александро-Невская церковь, гостиный двор, войсковая канцелярия, гимназия... Грандиозные народные гуляния венчали торжества.
В огромном шатре, специально по этому случаю установленном казачьей командой, были накрыты столы на триста важных персон. Здесь распоряжался атаман Платов, веселившийся от души и искренне веривший, что новая донская столица скоро горделиво вознесется над первобытной степью. Звенели кубки и рюмки, рекой лилось вино, бурной радостью полыхало веселье. Уверенность атамана в скором строительстве новой столицы передалась и другим участникам торжества.
Чуть поодаль от шатра-исполина были накрыты шеренги столов для простого люда. И хотя яства здесь отличались простотой, а вина были не столь изысканными, как за атаманским столом, веселье прочно поселилось и здесь. Кругом звучали веселые голоса, гремели ружейные и пушечные выстрелы, по всему полю кипели задорные состязания, одно из которых привлекло всеобщее внимание: началась “охота” на быка. Бык был громадным и вкуснопахнущим... Вчера специальная команда заколола быка-великана, зажарила на огромном костре, нафаршировав его предварительно жареной птицей. И вот теперь бык, сверкая на солнце вызолоченными рогами, лежал на деревянном помосте, покрытый алой тафтой. Народу было объявлено, что тому, кто доставит голову быка атаману, будет выплачена награда в двадцать пять рублей, деньги немалые! Все замерли, ожидая условного сигнала. В наступившей тишине ухнул пушечный выстрел, и толпа ринулась к быку, который равнодушными глазами смотрел на людские страсти. Проворней других оказались артиллеристы местной команды, которым удалось прорваться сквозь толпу, скрутить бычью голову и кинуть ее к ногам улыбающегося Платова. Обещанная награда была тут же выплачена.
К вечеру все расцвело в праздничной иллюминации. В разных местах лагуны горели дегтяные вензели, пирамиды, лодки, стоящие на воде...
Закладка Новочеркасска, в котором предстояло жить, работать, умереть и быть похороненным Василию Сухорукову, состоялась.
Ученики Главного народного училища, бывшие в курсе событий по перенесению донской столицы из Черкасска в Новочеркасск, вскоре узнали и другую весть, непосредственно касающуюся их: весть о преобразовании Главного народного училища в гимназию.
... Весной 1806 года директор донских училищ Алексей Григорьевич Попов собрал у себя учителей Божковского, Яновского, Арнольди, Ганика, Копылова, протоиерея Оридовского и сказал:
- Господа! Указом государя императора от пятого ноября прошлого 1804 года, в России утвержден гимназический устав. Сим указом вся империя разделяется на учебные округа. В Харьковский учебный округ, помимо Слободско-Украинской, Орловской, Воронежской, Курской, Черниговской, Полтавской, Николаевской, Таврической, Екатеринославской губерний, входит и земля донских казаков. Первая донская гимназия будет открыта, господа, здесь, в Черкасске. Для этой цели к нам приехал профессор Харьковского университета господин Тимковский:. Попов повернулся к высокорослому, уверенно державшемуся профессору и с легким поклоном предоставил ему слово. Тимковский уверенно вставил в глаз монокль и деловито, словно давно был знаком с черкасскими учителями, заговорил:
- Господа! Миссия моя, не побоюсь этого слова, ответственна, ведь дело создания гимназии на Дону - совершенно новое и непривычное дело. Нынче на дворе май, а в июле нам с вами предстоит открыть в Черкасске первую донскую гимназию. Для сего надобно найти подходящее здание, набрать учеников в классы, приобрести учебники и сделать еще многое другое. Вчера я имел аудиенцию у господина атамана Платова. Матвей Иванович заверил меня, что он, как большой ревнитель просвещения, окажет всяческое содействие в открытии гимназии”.
Платов не подвел профессора: открытие гимназии было назначено на одиннадцатое июля 1805 года.
В тот день, словно по заказу, выдалась прекрасная погода. Солнце, еще не жаркое с утра, щедро осветило курени, церкви, площади и улицы Черкасска, уже ставшего “станице Старочеркасской”. На майдане у Воскресенского собора было многолюдно и шумно. Внушительно блестели золотистые одежды священнослужителей, скромно чернели мундиры преподавателей Главного народного училища, притягивали к себе взгляды простолюдинов парадные мундиры генералов и высших донских офицеров. Общую картину дополняли синие с красным мундиры казаков, в большом количестве собравшихся на площади.
В десять часов грянул благовест к божественной литургии в соборе. Собрание зашевелилось, двинувшись в соборную церковь. Впереди важно шествовало духовенство во главе с протоиереем Оридовским. Приторно-ароматный дым от кадильниц, которыми умело размахивали священники, обильно окутывал толпу. За духовенством, по два в ряд, робко ступали ученики, следом шли учителя, профессор Тимковский и директор училищ Дона Попов, который был назначен директором открываемой гимназии. Выбор был не случаен, ибо Алексей Григорьевич был одним из образованнейших людей Дона. С десяти лет прошел он школу войсковой канцелярии, обучаясь там “письмоводству”, а потом был отправлен в Московский университет, где провел семь плодотворнейших лет. После университета он некоторое время работал в войсковой канцелярии, потом войсковым землемером, а с 1801 года занял должность начальника учебных заведений войска Донского. И вот теперь Попова облекли званием директора первой донской гимназии.
За учителями торжественно и чинно двигалось войсковое начальство во главе с атаманом Платовым, облаченным в парадный мундир генерал-лейтенанта.
Впереди возникла небольшая заминка: то из боковых хранилищ собора служки вынесли войсковые знамена, полученные донцами за их подвиги в войнах, которые вела Россия в восемнадцатом столетии против шведов, турок, татар, пруссаков, французов. Окропив знамена святой водой и окурив благовониями, Оридовский степенно вошел в церковь. За ним двинулось именитое собрание.
...Василий Сухоруков слушал гулкий бас Оридовского и смотрел на великолепие красок и образов иконостаса и хоров Воскресенского собора. Пятиярусный иконостас подавлял своей мощью и красотой. Иконы, расписанные московскими мастерами, сияли разноцветными ликами. Василий остановил свой взор на главной храмовой иконе “Воскресения Христова”, принялся рассматривать композицию. Восставший из могилы Христос в окружении библейских патриархов полыхает золотистыми красками торжества. Он победил, пройдя все муки и восстав из мертвых. Василий перевел взгляд вправо, остановился на Святой троице, и вот икона “Благовещение”. Чудна и прекрасна работа художника, сколько радостей душе дает она!
Тем временем литургия завершилась, торжественно зазвонили колокола, весело ухнули пушки, салютуя первой донской гимназии. Оридовский усталым басом сказал проповедь о “выгодах народного просвещения”, после чего собрания в том же порядке двинулось к войсковой канцелярии. Здесь, в зале собраний, процессор Тимковский произнес речь о пользе просвещения. Вслед за ним на кафедру взошел Дмитрий Яновский и сказал несколько слов по-латински о “выгодах народного просвещения”. Чтобы не отстать от своего коллеги учитель Арнольди произнес речь по-французски. Последним говорил Алексей Григорьевич Попов. Коротко, ясно и доступно обозначил он все выгоды, которые приобретает донская земля от того, что сегодня в Черкасске открывается первая на Дону гимназия, в которую “принимаются всякого звания ученики”. “Обширна программа нашей гимназии, - голос Попова звучал радостно и уверенно. - Математика и физика в первых трех классах по восемнадцать часов в неделю, история, география и статистика по восемнадцати часов в неделю в трех первых классах, вести уроки будет один преподаватель. Философия, изящные науки, политэкономия - все четыре класса, по двадцать часов в неделю, один преподаватель”. Алексей Григорьевич коротко передохнул и продолжал: “Особливое внимание уделяется изучению иностранных языков, на коих будут преподаваться латинский, немецкий, французский языки во всех классах по шестнадцать часов в неделю. По столько же часов отводится на естественную историю, технологию, коммерческие науки. Гимназии дозволено содержать учителей танцев, музыки, рисования и телесных упражнений”...
...В тот же день начались занятия. Сухоруков вместе со своими товарищами получил учебники по которым надалежало учиться. Им выдали “Математику” Осиповского и Кестнера, “Физику” Гиляровского, “Всемирную историю” Шрекка, “Храм всеобщего богословия, метафизику и логику” Баумейстера, “Нравственную философию” Фергуссона, “Российскую грамматику” Соколовского”, “Опыт риторики” Рижского, грамматику немецкого языка” Голтергофа, “Грамматику французского языка” Соколовского и другие учебники. Предстояла кропотливая многолетняя учеба сначала в Главном народном училище, а с 1808 года в гимназии.
На другой день после открытия гимназии Алексей Попов собрал в своем кабинете учителей и сказал:
- Господа! Должен поставить вас в известность, что в течение учебного года вам предстоит рапортами извещать меня об успехах ваших питомцев. В рапортах надлежит отмечать возраст ученика, время поступления в класс, сословие родителей, способности, прилежание, поведение ученика, сколько пройдено предмета”. Попов подождал, пока учителя запишут пункты рапорта, продолжал: ”За неисполнение правил гимназии, день и нерадивость разрешено подвергать учеников взысканиям и наказаниям, но... - Попов сделал паузу, привлекая к себе внимание, - но при этом запрещается употреблять ремни, палки, плети, линейки, розги, давать пощечины, толкать и бить кулаками. Драть за волосы, уши, употреблять бранные слова против учеников также запрещается”. Учителя заволновались, сдержанно зашумели.
- Сие и так понятно каждому порядочному человеку! - запальчиво выкрикнул Дмитрий Яновский. - Оскорблять ученика - есть гнусность и позор и никто из нас не позволит себе унизиться до пинков, зуботычин и оскорблений в отношении гимназистов. Мы воспитываем свободных граждан России, а не рабов!” Учителя заспорили, разделившись на два лагеря.
- Вы верно заметили, господин Ганик, что сие надлежит исполнить! - сухо отозвался Попов. - Причем исполнить беспрекословно и без всяких исключений”. Я уже более естественным, незлым, тоном продолжал: “Началом учебы в гимназии с сего года будет первое августа, окончанием - первое июля будущего года. На летний роздых, таким образом, дается один месяц, июль. В течение недели выходным днем будет воскресенье, в течение года - церковные праздники, зимняя вакация-с двадцать третьего декабря по первое января, весенняя вакация - на маску. Итак, господа, в добрый путь!”
Учеба шла своим чередом. После напряженных занятий в классе Василий, усталый и изможденный, шел домой, обедал, немного отдыхал и снова брался за учебники. Задавали много, требования учителей были жесткими, поэтому работать приходилось почти беспрерывно. Помогало то, что Василий питал страсть к учебе, а желание познать неизвестное чем-то равносильно таланту. Особых успехов достиг Сухоруков в гуманитарных науках.
В 1808 году Сухоруков окончил курс Главного народного училища и перешел на изучение гимназического курса. Предстояло четырехлетние упорного труда. Учился Сухоруков весьма успешно, вызывал похвалы учителей и уважение товарищей. В 1809 году, побывав на уроке в классе Сухорукова, отметил перед дирекцией знания и прилежание Василия.1 (// «Донская речь». № 104. 1891 г.). В июне этого же года в Черкасской гимназии началось время экзаменов. Василий Сухоруков, хоть и хорошо знал предметы, все же волновался. Накануне его одноклассник Григорий Рудаков наговорил ему страхов о чрезвычайных строгостях экзаменаторов, заставив Василия еще и еще повторять и так хорошо усвоенный материал.
Экзамены прошли блестяще. Василий волновался в самом начале, но лишь только прозвучал первый вопрос, он сбросил волнение и целиком переключился на ответы, которые были полными и обстоятельными. Успешно сдавали экзамены и другие гимназисты. Довольный успехами своих питомцев, Алексей Григорьевич Попов решил устроить торжественный выпуск гимназистов. Торжества были назначены на двадцать седьмое июня.
Это был настоящий праздник. Природа благоухала, вот уже неделю, как стояла солнечная погода и празднично разодетые, радостные и веселые гимназисты собрались в актовом зале гимназии. Торжества открылись “пением хора приличного гимна”. (Сборник областного Войска Донского статистического комитета (СОВДСК). Вып.6. Новочеркасск, 1906. С.168). Потом Алексей Григорьевич Попов начал речь о пользе просвещения. Он говорил, что грамотные и образованные люди нужды Дону, России не меньше, чем храбрые и смелые воины, что хорошо учиться - это все равно, что свершить боевой подвиг. Василий проникновенно слушал директора, его слова точно ложились на подготовленную душу юного гимназиста. “Атаман наш войсковой, генерал-лейтенант Платов, - продолжал Попов, - похвально отзывается о людях ученых. Он прислал мне с берегов Дуная, где кипят бои с басурманами, письмо, в коем пишет”. Попов развернул хрустящий валик письма и, близоруко щурясь, прочитал: “Получив, при рапорте вашем, четыре печатных экземпляра свидетельств разного рода, выдаваемых выпускаемым из гимназии и училищ, я даю вашему высокоблагородию знать, что если с таковыми свидетельствами вашими будут здесь в армии у меня являться, окончившие курс учения, я буду иметь случай отличать их от других, как людей ученых”. Вот так высоко ценить Матвей Иванович образованных людей!”
Вслед за Поповым выступил учитель естественной истории, технологии и коммерции Малышевский, который говорил “о пользе вообще и особенно его наук”. (СОВДСК. Вып.6. С.167). Говорили речи и другие учителя, по-русски и на иностранных языках, но смысл их речей был одинаковым: учеба - это тяжкий труд, не каждому он по силам и хвала тем, кто успешно осваивает науки, кто таким образом становится полезным Дону и России.
Наступила очередь гимназистов” лучшие из лучших выходили к кафедре и говорили своим товарищам речи. Гимназисты второго класса Бондарев и Кузнецов “говорили стихами о производимой пользе преподаваемыми во всех классах науками”. Третьеклассники Виханевич и Гречановский свои речи произнесли на немецком языке. От четвертого класса выступили Терезников и Кучеров со стихами “о преподаваемых им в сих классах науках”. (СОВДСК. Вып.6. С.168).
От гимназистов первого класса говорил Василий Сухоруков. Слегка волнуясь, он прочитал учителям и своим сотоварищам стихи собственного сочинения. (Артинский И. Очерк истории Новочеркасской войсковой гимназии. Новочеркасск, 1907. С.58). Гром аплодисментов покрыл последние строфы его стихотворения. Аплодировали даже учителя...
Это был последний выпуск гимназии в Старом Черкасске. осенью 1809 года гимназия переехала в Новочеркасск. (Артинский И. Очерк истории Новочеркасской войсковой гимназии. Новочеркасск, 1907. С.60). Переехал из родного Черкасска и Василий Сухоруков. Но и на новом месте он продолжал успешно осваивать науки. Переходя из класса в класс, он постоянно получал подарки “за свое прилежание и благонравие”.(СОВДСК. Вып.6. С.170).
И вот грянул 1812 год. В июне состоялся выпуск Сухорукова из гимназии, а вскоре пришла страшная весть о вторжении многоплеменной армии Наполеона в пределы России. Весть эта любой змеей полыхнула по донским хуторам и станицам. Ратный дух с новой силой проснулся в донцах, каждый горел желанием оседлать боевого коня и тут же скакать на поле брани, чтобы в злой сече одолеть басурман, посягнувших на священные просторы России. Вспоминая то время, Сухоруков напишет: “В Отечественную войну Донское войско показало свету свои чувства: все казаки, и старцы и юноши, взялись за оружие, подвизались за веру и отечество. При первом звуке воинской трубы старый донской воин Победин, секунд-майор прошедшего столетия выслал своего последнего сына и внука в полк, в котором старший его сын служил есаулом: когда же образовалось ополчение, сам старик снял со стены дедовскую саблю, пошел в Москву - умереть под стенами ее или торжествовать победу с братьями”. (Сухоруков В. Общежитие донских казаков в ХУП-ХУШ столетия. Новочеркасск, 1892. С.1).
Тем временем грозные вести о продвижении неприятеля к сердцу России поступали на Дон. Казаки кипели, недоумевая, как могли российские полководцы допустить Наполеона к Москве, не покончив с ним на границе. Во все обвиняли иностранца Барклая де Толли, и обвинения эти подогревал в своих посланиях Андриану Карповичу Денисову атаман Платов. В начале сентября пришла роковая весть о сдаче Москвы.
В тот же день в Новочеркасской гимназии забурлили страсти. Гимназисты до хрипоты спорили о дальнейшем ходе событий, горели желанием бросить учебу и идти в ополчение. Кому-то удалось достать копию с послания Платова Денисову и теперь ее зачитывали гимназисты-старшеклассники, в числе которых был и и Сухоруков.
- Вот, господа, - кричал гимназист Алексей Кушнарев, - атаман Платов приказывает его превосходительству наказному атаману Андриану Карповичу Денисову сформировать донское казачье ополчение!”
- Кого ж разрешено брать туда? - спросил кто-то.
- Во-первых, служилых казаков, какие только есть при Войске, - откликнулся осведомленный Кушнарев, - во-вторых, окончивших срочную льготу за пожарным разорением, в-третьих, прибывших из полков, состоящих на службе и находящихся по домам, и, напоследок, написанным сего года в девятнадцатилетние и по двадцатому году малолетков, разумея в числе сих сортов и калмык, в Войске состоящий”.1 («Донские казаки в 1812 году». Сб. док. Ростов-на-Дону, 1954. С.176.)
- Стало быть, нам нет возможности попасть в ополчение? - спросил Сухоруков.
- А кой тебе год? - вопросом на вопрос откликнулся Кушнарев.
- Осьмнадцатый!
- На сей счет в письме господина атамана Андриану Карповичу Денисову сказано вполне определенно, - жестко проговорил Кушнарев и начал читать: “Не брать в ополчение семнадцати- и восемнадцатилетних малолетков, ибо они по молодости лет своих будут составлять только счет, а при том надобно, чтобы они оставались в домах, сколько для отбытия по внутренности войска повинностей, столько и для надзора за имуществом”.
Вскоре Василий Сухоруков вместе с Алексеем Бударщиковым и Алексеем Кушнаревым был направлен в Харьковский университет и принят на отделение правоведения.(СОВДСК. Вып.6. С.104.) Донские казаки учились и в других университетах России, например, в Московском, но там были единицы. Гораздо больших донских питомцев было в Харьковском университете. Это и не удивительно, ибо Область Войска Донского входила в состав Харьковского учебного округа, недаром стараниями харьковских профессоров на Дону была открыта первая гимназия, они постоянно следили за учебным процессом в донских учебных заведениях.
Харьковский университет был одним из старейших университетов Российской империи. Его основателем стал Василий Назарович Каразин - либеральный дворянский просветитель и общественный деятель. В период учебы Сухорукова и университете его имя постоянно было на устах студентов. Ходили рассказы о революционности Каразина, испытавшего влияние идей французской буржуазной революции. Говорили о дружбе Василия Назаровича с великим республиканцем Александром Радищевым, от которого и воспринял Каразин некоторые революционные мысли о преобразовании России. Как о легенде, рассказывали студенты о смелом письме Каразина к императору Александру I, в котором он предлагал ограничить его, императора, власть “непреложными законами”, ввести гласность суда, улучшить положение крепостных крестьян, всемерно развивать российскую промышленность, торговлю, особое внимание обратить на просвещение народа. Такое покушение на императорскую власть дорого стоило Каразину: его арестовывали, сажали в крепость, высылали. Все это создавало ему ореол мученика и героя в среде студентов университета. Несколько позже, уже в двадцатых годах, Сухоруков с горечью услышал, что Василий Назарович Каразин отошел от своей прогрессивной деятельности и во всеуслышание заявил о приверженности монархическому строю.
Землячество донских студентов в Харьковском университете, куда влился и Сухоруков со своими товарищами, было заметным среди прочих групп студентов. Университетский профессор Д.Роммель отмечал, что “между студентами университета молодые и красивые донские казаки отличались расторопностью, скромностью, иногда даже поэтическими талантами”. («Воспоминания профессора Роммеля». Харьков, 1868. С.52). Еще до поступления Сухорукова в университет донские студенты впервые в России выпустили здесь сборник студенческих работ. Кроме того, их произведения печатались в других сборниках Харьковского университета.
В университете было четыре факультета: физико-математический, историко-филологический, медицинский и юридический, на котором учился Сухоруков. В 1808 году на базе астрономического кабинета была создана астрономическая обсерватория для учебных целей. Был в университете и ботанический сад, основанный в 1804 году. В год поступления Сухорукова в университет в Харькове по инициативе университетских преподавателей стала выходить первая городская газета “Харьковский еженедельник”. В 1814 году, когда Сухоруков одолевал второй курс университетской науки, в Харькове вышла книга Алексея Григорьевича Попова “История Войска Донского”. Это был первый печатный опыт создания истории мятежного и вольнолюбивого донского казачества. Здесь были и Ермак Тимофеевич, и Стенька Разин, которого Попов в условиях царской цензуры называл “вором и разбойником”. Были там и другие материалы об истории донского казачества, но многое, славное и интересное, осталось за пределами работы, которая как бы звала к продолжению поиска, написанию более полных и совершенных работ.
Основное время Сухоруков отдавал учебе, слушал лекции известного просветителя И.Рижского, близкого по духу к поэтам - радищевцам, внимая интересным и содержательным выступлениям профессора Г.Успенского, страстного критика антирусской норманнской теории. Запомнились ему лекции сторонника материалистической философии профессора Т.Осиповского, профессора Д.Роммеля и других преподавателей университета.
Годы университетской учебы пролетели быстро, но они оказали огромное воздействие на формирование Сухорукова, как исследователя, как личности с обширными знаниями. “Университет с лучшими его представителями до сих пор стоит в глазах студентов каким-то святилищем, - писал А.Карасев, окончивший университет вскоре после Сухорукова. - Университетские семена, брошенные в честную и добрую душу, сильно вопияли, призывая к борьбе с окружающей обстановкой”.
Михаил Астапенко, историк, член Союза писателей России