Сегодня не пятница, но рабочая неделя заканчивается, поэтому я решил опубликовать ещё один рассказ, опубликованный в журнале МОСТ, ТОМ 30-32 в 2011 году. Рассказ необычен тем, что существует в двух вариантах: на русском и французском языках, так как навеян французской музыкальной поэзией. Я представлю оба вариант. Кто читает на французском, может насладиться прелестью этого языка.
Перевела на французский язык профессиональный переводчик Violaine ACKER, Strasbourg (France), которой я безмерно благодарен за то, что она научила этому удивительному языку мою жену и моих старших детей.
Итак, слушайте, читайте, представляйте.
…Ce soir, je ne me suis pas épargnée
Toute ma vie j'ai raconté…
(Сегодня вечером я не щадил себя,
всю свою жизнь рассказала я )
Diane Juster (Je ne suis qu'une chanson)
…J'ai pas grand chose
Que cette chanson là…
(У меня нет много,
Только эта песня)
Bruno Pelletier (J'ai pas grand chose)
Зал, огромный многотысячный зал, как единый организм, рукоплескал тысячами рук. Все, как один, присутствующие в зале встали и не отпускали со сцены своих кумиров, требуя снова и снова повторить финальную арию.
Поэт был немного смущён и оглушён этой огромной славой, такой долгожданной, наконец-то обрушившейся на него. И в то же время – безмерно счастлив. Такого приятного ощущения умиротворения и знания, что всё будет теперь хорошо, он не испытывал никогда.
Всю свою жизнь он боролся за право выйти на сцену и спеть то, что он хотел, не то, что требовали разные продюсеры, режиссёры и «толстые кошельки». Спеть от всей своей широкой души, спеть свои чувства, образы, мысли. Даже тогда, когда он потерял голос, выступая в прокуренных кабаках для полупьяных фермеров, и когда его очередные музыкальные альбомы не имели успеха и замалчивались, он верил, что его время придёт.
И вот оно, это время пришло! Это непередаваемое ощущение восторга и счастья он старался впитать и запомнить навсегда, когда в очередной раз вместе со своими друзьями актёрами-певцами выходил на бис. Он очень устал. Но ему хотелось, чтобы эти минуты длились как можно дольше. Не хотелось, чтобы закончилось это признание, к которому он так долго шёл.
Какое-то дуновение свежего ветерка из-за кулис вдруг отвлекло его. Показалось, что кто-то его позвал. Поэт оглянулся, но никого не увидел. Ощущение не проходило, казалось, что зов усилился. Зал отпустил артистов, и он, влекомый этим чувством, пошёл наугад. Ему казалось, что нужно спешить. Он практически выбежал из концертного зала через какую-то заднюю дверь и застыл в изумлении.
На маленькой тёмной пустынной улочке он увидел двух удивительно похожих друг на друга девушек. От них исходило лёгкое сияние, не яркое, но достаточное, чтобы тёмная улица была освещена этим божественным светом. Они подошли к нему с разных сторон, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Девушка слева была одета в какое-то невзрачное серенькое платье, совершенно не скрывавшее её фигуру. Но покрой платья и материал выдавали безупречность и совершенство. Но ещё большим совершенством была её фигура, будто выточенная из светло-розового мрамора. Плавность, завершённость линий её фигуры не давали глазам оторваться от них. Взгляд будто потерялся в лабиринте совершенства. Где-то в голове сами собой слова стали выстраиваться в строчки, а строчки в стихи. «Поэзия», – пронеслась шальная мысль и исчезла.
Поэт с трудом оторвал взгляд, чтобы взглянуть на девушку стоящую справа. Такого изысканного наряда, выдававшего его бесконечную стоимость, таких дизайнерских решений, стремящихся к идеалу красоты, он никогда не встречал. Каждая из немногих складочек переливалась радужным переливом. Бриллиантовое ожерелье, переплетавшиеся с ниточками из жемчуга, были будто вплетены в саму структуру ткани платья. Величие было вписано в каждое движение девушки. «Слава», – пронеслась за первой ещё одна шальная мысль. Это были единственные его мысли за всё это время, не считая бесконечных стихов и музыкальных образов, что родились в его теперь пустой голове.
Наверное, он выглядел настолько глупо, что девушки разом прыснули заразительным смехом.
– Узнал нас? – спросила Поэзия.
– Да он, наверно, онемел от моей красоты! – усмехнулась Слава.
– Мне кажется, что узнал, – промолвил ошарашенный Поэт, – не каждый день к тебе являются Богини!
– Да, это уж точно! Ну и как нас зовут? – насмешливо допытывалась Слава.
– Поэзия и Слава, – ответил Поэт, всё ещё не отошедший от шока.
– Надо же, почти правильно, – ответила насмешливая Богиня, – нас и так величают тоже, правда сестричка?
Богиня в сером кивнула и ласково посмотрела на Поэта. От этого одобрительного взгляда он вдруг обрёл смелость и спросил:
– А чем вызвано божественное явление перед моей скромной личностью?
– Надо же, опомнился, и даже наглеет, – опять усмехнулась Слава, а Поэзия одобрительно улыбнулась в ответ.
– Я люблю таких! – продолжала Слава. – Ну как, я тебе нравлюсь? Хочешь, чтобы я тебя чаще навещала?
Поэзия кивнула в знак одобрения, и Поэт ответил:
– Да, очень нравишься! Более того, я восхищён! А также подавлен этой неожиданностью. И это мне не нравится!
– Ты хочешь сказать, что я тебе не по душе? – в глазах насмешливой Богини появились огоньки гнева.
– Успокойся, сестрица, – второй раз за всю беседу заговорила Поэзия, – не видишь, человек ещё в шоке, а ты гневаешься! Тебя и так все выбирают. Оставь его мне!
Поэзия приблизилась к Поэту и протянула руку.
– Ну ладно, так и быть, – огоньки гнева в глазах насмешливой Богини сменились обидой в голосе, – забирай этого нахала. Твоя взяла, сестричка!
Будто лёгкий ветерок, нежный и прохладный, дотронулся до руки Избранника в образе руки Богини. Сердце замерло от восхищения, а глаза будто сами зажмурились.
Когда через мгновение, показавшееся вечностью, Поэт открыл глаза, то обнаружил себя снова выходящим на сцену, чтобы повторить на бис «Le temps des cathédrales».
И он запел! В его голосе слышалась радость и надежда о новой встрече со своей возлюбленной…
* * *
Молодая женщина проснулась от ощущения невероятной лёгкости полёта. Этот удивительный сон, этот незнакомый язык, который она почему-то понимала, эти незнакомые песни, которые казались удивительно знакомыми, оставили ощущение восторга и какую-то, пока еле уловимую, мысль, связанную с её новым будущим. Будущим, которое вот-вот постучится к ней сегодня, которое изменит всю её будущую жизнь. На то оно и будущее, чтобы меняться при смене человеческого пути.
Чуть позже её маленькая старенькая машинка остановилась у какого-то института. Мимо неё неспешно перемещалась красивая тёмно-красная «Хонда». В полумраке надвигающейся грозы почему-то именно эта машина выглядела наиболее надёжно и уютно. Молодая женщина, назовём её Олей, настолько засмотрелась, что от неожиданного телефонного звонка выронила телефон куда-то под ноги и тщетно пыталась его разыскать. Но телефон настойчиво звонил и, наверное, на последнем звонке она всё-таки успела нажать на кнопку ответа.
– Ольга? Добрый день. Меня зовут Андрей. Мы с вами встречались на собеседовании по поводу работы в нашей компании. После рассмотрения резюме, выбрали вашу кандидатуру. Если вы ещё не передумали, давайте встретимся, чтобы обговорить детали. Через час в кафе «Перемена», вас устроит?
Оля слушала это длинное сообщение, как в тумане. Она готова была его слушать снова и снова, как какую-то нескончаемую восхитительную симфонию.
– Ольга, вы согласны? – настойчиво повторил голос из трубки.
Она вдруг будто бы проснулась:
– Да-да, конечно же, Андрей! Через час я там буду!
– До встречи, – сказал «симфоническим» голосом Андрей и отключился.
Утреннее ощущение невероятной лёгкости полёта снова появилось! Вот оно! Наконец, можно сменить полуголодную жизнь врача на жизнь с хорошо оплачиваемой работой, служебной машиной и редкие заграничные командировки. Да, теперь она, к сожалению, не будет заниматься любимым делом. Но зато дети больше не будут просить хлеба, которого не на что купить. И она сделала жест, очень похожий на движение руки снизу вверх и со словом «Yes»! Правда, рука сделала совершенно другое. Она взяла ручку переключения скоростей и переключила на заднюю скорость. Опьянённая этим восхитительным чувством радужного будущего, она, не посмотрев ни в зеркало заднего вида, ни в заднее окно, нажала педаль газа. Впрочем, это всё равно ничего бы не дало. В начавшейся грозе через стекло, обильно поливаемое снаружи дождём и запотевшее изнутри, ничего видно не было.
Звон разбитого стекла и отскочившая вперёд её машинка говорили о возникшем сзади препятствии. Но её это почему-то на этот раз не очень взволновало. Прикинув, что всё равно нечем заплатить за ремонт разбитой фары, Оля стала сигналить. Вдруг хозяин придёт, и они решат всё полюбовно. Конечно, была мысль, что если хозяин этого автомобиля заявится, то ему тоже надо бы подбить «фару», то есть глаз! Это же надо было среди пустой стоянки поставить машину именно сзади её машины. Но хорошее настроение и дождь смыли эту мысль. Да и хозяин долго не шёл. А через час ей нужно было предстать во всей своей профессиональной красе! Мысленно плюнув на это происшествие, Оля развернулась и помчалась навстречу своему новому будущему. И опять где-то вдали маячила тёмно-красная «Хонда»!
* * *
Поэт открыл глаза, и долго не мог понять, где он находится. Ощущение полного присутствия во сне было настолько реальным, что теперь, пробудившись, он не мог поверить, что до этого был лишь сон. Чужой язык там казался ему родным, и теперь он будто заново учил в эти минуты свой родной. А ещё не покидало ощущение, что что-то родное он оставил в том сне. Эта мысль заставила его встать и зачем-то выглянуть в окно. Теперь он понял. Та старенькая тёмно-красная «Хонда», уже давно проданная им.
Да, это было очень странно! Под окном отеля стояла тёмно-красная «Хонда», точно такая же, как когда-то была у него там, дома. Тут пришла ещё одна мысль. Он ведь находился как раз в той стране, язык которой только что слышал во сне. Эти почему-то приятные странности складывались в какую-то, пока не понятую им, картинку.
Но необходимо было на время это забыть. Оставалось два часа до концерта, а он не мог понять, как позволил себе заснуть? Из-за этих забот все странности отошли на задний план.
Концерты в этой стране тоже вызывали какие-то странные чувства – некая смесь нерешительности и робости, и при этом радость и наслаждение. Будто школьник пришёл отвечать любимой учительнице на любимом уроке. И хотя это было уже не в первый раз, некоторая робость присутствовала до самого момента вступления на сцену. А потом знакомая музыка, восторженные лица поклонников и особенно поклонниц выветрили все сомнения, оставляя только поэзию, соединённую с музыкой.
Сколько времени это продолжалось, Поэт не помнил. Он упивался поэзией, наслаждался музыкой и блаженствовал от тёплого приёма! Ни в одной стране его так не принимали, искренне и восторженно, чувственно и с уважением!
Тут музыка замерла. В этом небольшом зале наступила тишина – тишина ожидания и внимательного восторга. Поэт знал, что сейчас он должен петь без музыки и микрофона, но что-то знакомое почудилось ему в этой тишине. Дуновение свежего ветерка из-за кулис вдруг снова позвало его. Зал застыл, и, кажется, время остановилось. Поэт обернулся. Она была одна. Всё то же невообразимо совершенное, безупречно простое серое платье, не скрывающее её божественную фигуру из светло-розового мрамора.
– Здравствуй! – вот так просто сказала она, будто не было этих трудных лет. – Узнал?
– И не забывал! – с трудом вымолвил Поэт. – Вас невозможно забыть!
– Я смотрю, у тебя всё теперь хорошо?!
– Да, благодаря вам, Богиня!
– Я счастлива вместе с тобой, мой Рыцарь! – будто лёгкий ветерок, нежный и прохладный, дотронулся до лица Избранника. – Но теперь моя помощь тебе больше не нужна. Не забывай меня, и я буду иногда навещать тебя во снах и дуновении ветра, мгновениях вдохновения и детском смехе. А сейчас не заставляй себя ждать слишком долго.
Снова будто лёгкий ветерок, нежный и прохладный, дотронулся до руки и лица Избранника. И ненадолго задержался. Сердце замерло от восхищения, а глаза будто сами зажмурились!
Зал ожидал этих тихих слов и этого сильного голоса. Зал замер в предвосхищении! И когда первые слова раздались в этой тишине, будто лёгкий ветерок, нежный и прохладный, подул в лицо Поэта. И он окунулся с головой в мир служения своей Богине, смотрящей тысячей восторженных глаз, внимающей каждому движению его губ и тела, с благодарностью ловившей каждый звук его голоса.
Mon amour,
Mon doux, mon tendre, mon merveilleux amour
De l'aube claire jusqu'à la fin du jour
Je t'aime encore, tu sais
Je t'aime.
И где-то там, среди тысяч этих глаз были особенные, пусть ненадолго, но бывшие глазами Поэта. И были губы, зеркально повторявшие каждое движение его губ:
...Ma vie c’est toi
Ma vie pour toi...
И там, за этими глазами, был тот удивительный сон, перевернувший всю жизнь. Там, за этими годами, свой маленький домик с садом, в котором живёт её счастливая семья, трое неугомонных ребятишек, хорошая работа в успешной компании. Там, за этими губами, этот новый, ставший родным, язык и первая учительница – Violaine. Там, в этой маленькой головке, большая переоценка ценностей и такие же большие планы на будущее. А ещё там, за этими стенами концертного храма, в котором служит своей Богине её любимый Поэт, ждёт, чтобы отправиться в обратный путь, тёмно-красная старенькая «Хонда».
Июль-сентябрь 2011
***
La salle, une salle immense comptant des milliers de places, applaudit, comme une entité, de milliers de mains. Toutes les personnes présentes, à l'unisson, se sont levées et n'ont pas laissé disparaître leurs idoles, leur demandant de répéter encore et encore leur air final.
Le Poète fut un peu troublé et abasourdi de ce grand honneur, si longtemps attendu, qui se déversait enfin sur lui. Et, en même temps, infiniment heureux. Il n'avait jamais ressenti un sentiment si agréable d'apaisement et celui de savoir que tout ira bien maintenant.
Toute sa vie il s'était battu pour le droit à monter sur scène et chanter ce qu'il voulait et non ce que voulaient les producteurs, les régisseurs ou les "gros porte-monnaie". Chanter de toute sa grande âme, chanter ses sentiments, ses visions, ses pensées. Même quand il avait perdu la voix, en chantant dans les cabarets enfumés pour des paysans à moitié ivres, et quand ses albums suivants n'avaient pas eu de succès et que l'on avait passé sous silence, il pensait que son heure de gloire allait arriver.
Et la voilà son heure de gloire ! Il essaya de nourrir ce sentiment indescriptible d'extase et de bonheur et de toujours s'en souvenir, lorsqu'une fois encore on les rappelait, lui et ses amis acteurs et chanteurs, sur scène. Il est très fatigué. Mais il aurait voulu que ces minutes durent le plus longtemps possible. Il ne voulait pas que cette reconnaissance, à laquelle il avait tellement aspiré, se termine.
Le souffle d'un vent frais provenant des coulisses l'a soudain distrait. Il avait l'impression que quelqu'un l'appelait. Le Poète jeta un coup d'œil sans voir personne. Ce sentiment ne se dissipa pas et l'appel sembla aller en s'intensifiant. La salle laissa partir les artistes et, entraîné par ce sentiment, il marchait au hasard. Il lui sembla qu'il fallait se dépêcher. Il sortit de la salle de concert presque en courant par une porte de service et se figea d'étonnement.
Dans une petite ruelle sombre et déserte, il a vu deux filles qui se ressemblaient étonnamment beaucoup. Une faible lueur émanait d'elles, une lueur pas vive, mais suffisante pour que la ruelle soit illuminée de cette lueur divine. Elles se sont approchées de lui de plusieurs côtés, s'arrêtant à la distance d'un bras tendu. La fille à sa gauche portait une robe grise peu attrayante qui laissait deviner sa silhouette. Mais sa coupe et sa matière donnaient une impression d'irréprochabilité et de perfection. Sa silhouette était aussi d'une grande perfection, comme façonnée dans du marbre rose clair. Vous ne pouviez détourner les yeux de l'harmonie et la perfection de ses courbes. Comme si le regard se perdait dans un labyrinthe de perfection. Dans sa tête les mots formaient eux-mêmes des vers, puis les vers des poèmes. Une pensée folle fila, Poésie, et disparut.
Le Poète détourna les yeux avec difficulté afin de regarder la fille qui se tenait à sa droite. Il n'avait jamais vu une tenue si raffinée, reflétant sa valeur inestimable, issue des décisions de designers dans une quête d'idéal de beauté. Chacun des plis, peu nombreux, chatoyait comme un arc-en-ciel. La rivière de diamants, s'entrelaçant avec des fils de perles, semblait intégrée à la structure même du tissu de la robe. La grandeur s'inscrivait dans chaque mouvement de la fille. Une autre idée folle fila, Gloire, et disparut. Pendant tout ce temps, ce fut là ses seules pensées, sans compter les vers sans fin et les visions musicales qui étaient nées dans sa tête, vide à présent.
Il devait avoir l'air si bête que les filles se sont mises à pouffer d'un rire communicatif.
- Tu nous as reconnues ? demanda la Poésie
- Mais il a surement perdu la voix devant ma beauté ! dit la Gloire avec un rire malicieux.
- Il me semble que je vous ai reconnues, souffla le Poète sidéré, ce n'est pas tous les jours que l'on voit des Déesses !
- Oui, exactement ! Et comment nous appelons-nous ? demanda d'un air moqueur la Gloire.
- La Poésie et la Gloire, répondit le Poète, pas encore remis du choc.
- Dis donc, c'est presque ça, répondit la Déesse moqueuse, on nous appelle aussi ainsi, pas vrai, sœurette ?
La Déesse en gris acquiesça et regarda avec douceur le Poète. Ce regard approbateur lui donna soudain du courage et il demanda :
- Qu'est-ce qui a conduit une apparition divine à se produire devant mon humble personne ?
- Eh bien, il revient à soi et devient même arrogant, dit de nouveau la Gloire d'un rire malicieux et la Poésie sourit en signe d'approbation en réponse.
- J'aime les personnes comme lui, continua la Gloire, alors, je te plais ? Tu veux que je te rende plus souvent visite ?
La Poésie hocha la tête en signe d'approbation et la Poète répondit :
- Oui, tu me plais beaucoup ! Plus encore, je suis charmé ! Et aussi assommé par cette surprise. Et cela ne me plaît pas !
- Tu veux dire que je ne te conviens pas ?, des lueurs de rage apparurent dans les yeux de la Déesse moqueuse.
- Calme-toi, sœurette, dit la Poésie, prenant pour la deuxième fois la parole dans la conversation, tu ne vois pas qu'il est encore sous le choc, et toi tu te mets en colère ! Tout le monde te choisit, laisse-le moi !
La Poésie s'approcha du Poète et tendit la main.
- D'accord, qu'il en soit ainsi, les lueurs de rage dans les yeux de la Déesse moqueuse se changèrent en vexation dans sa voix, prends cet arrogant. Tu as gagné, sœurette !
La main de la Déesse effleura le bras de l'Élu comme un léger vent, doux et frais. Son cœur se figea d'enchantement et ses yeux se fermaient tous seuls.
Lorsque le Poète ouvrit les yeux, après ce qui lui a semblé être une éternité, il se trouva de nouveau en train d'entrer sur scène après un rappel pour chanter Le Temps des Cathédrales.
Et il chanta ! Sa voix reflétait de la joie et l'espoir de revoir sa bien-aimée...
* * *
La jeune femme s'est réveillée, car elle avait ressenti une légèreté incroyable d'apesanteur. Ce rêve étonnant, cette langue inconnue, qu'elle comprenait pourtant, ces chansons inconnues, qu'elle semblait étrangement connaître, lui laissaient une sensation d'enchantement et une pensée, pour l'instant à peine perceptible, liée à son nouvel avenir. Un avenir qui allait de se manifester à elle aujourd'hui et qui allait changer toute sa vie future. Mais c'est l'essence de l'avenir, se modifier parallèlement au changement de la destinée humaine.
Un peu plus tard sa vieille petite voiture s'arrêta près d'un institut. À côté d'elle se déplaçait lentement une belle Honda rouge sombre. Dans la demi-obscurité de l'orage approchant, pour une raison inconnue, c'est précisément cette voiture qui semblait la plus sure et la plus confortable. La jeune femme, appelons-la Olga, était tellement concentrée à la regarder que lorsque son téléphone se mit à sonner, elle le fit tomber à ses pieds et se mit à le chercher, en vain. Mais le téléphone continuait à sonner et, probablement à la dernière sonnerie, elle réussit à l'atteindre et décrocha.
- Olga ? Bonjour, je m'appelle Andreï. Nous nous sommes rencontrés lors de votre entretien dans notre société. Après avoir examiné votre CV, nous avons retenu votre candidature. Si vous êtes toujours intéressée, fixons un rendez-vous pour parler des détails. Dans une heure au café Peremena, cela vous convient ?
Olga écouta ce long message, comme dans le brouillard. Elle était prête à l'écouter encore et encore, comme une ravissante symphonie sans fin.
- Olga, vous êtes d'accord ?, répéta la voix insistante dans l'appareil.
Elle reprit soudainement ses esprits.
- Oui, Oui, bien sûr, Andreï ! J'y serai dans une heure !
- À plus tard, dit Andreï d'une voix "symphonique" et raccrocha.
La sensation du matin de la légèreté incroyable d'apesanteur était réapparue ! Le voilà, ce nouvel avenir ! Enfin, je peux changer ma vie de 6 mois de médecin en une vie avec un travail bien rémunéré, une voiture de fonction et de rares déplacements à l'étranger. Eh oui, malheureusement désormais elle ne ferait plus ce qu'elle aime faire. Mais, par contre, les enfants ne demanderont plus de pain qu'ils ne peuvent pas acheter. Elle fit un geste, très semblable à un mouvement du bras de bas en haut et prononça un "Yes !". En vrai, son bras fit un tout autre mouvement. Elle mit la main sur le levier de vitesse et enclencha la marche arrière. Ivre de cette délicieuse sensation d'un avenir radieux, elle appuya sur l'accélérateur sans regarder ni dans le rétroviseur, ni dans l'angle mort. De toute façon, ça n'aurait rien changé. Avec ce début d'orage, on ne voyait rien à travers la vitre, arrosée abondement du dehors et embuée de l'intérieur.
Le bruit de la vitre cassée et la voiture rebondissant devant elle témoignaient de l'obstacle qui était apparu à l'arrière. Mais cela ne l'inquiéta pas vraiment cette fois-ci. Se rendant compte qu'elle ne pourrait pas payer les réparations du feu cassé, elle mit son clignotant. Le propriétaire arriverait et résoudrait tout cela à l'amiable. Elle pensa bien sûr que si le propriétaire de cette voiture venait, il lui endommagerait aussi son "feu", à savoir, son œil ! Que lui avait-il prit de mettre sa voiture justement derrière la sienne dans un parking vide. Mais la bonne humeur et la pluie effacèrent cette pensée. Et le propriétaire se faisait attendre, alors que dans une heure il lui fallait montrer tout son professionnalisme. Mettant mentalement cet incident de côté, Olga fit demi-tour et alla grand train vers son nouveau destin.
* * *
Le Poète ouvrit les yeux et ne put comprendre un moment où il se trouvait. La sensation qu'il participait pleinement au rêve était si réelle que maintenant au réveil il n'arrivait pas à croire que ce n'était qu'un rêve. Une langue inconnue lui avait semblé être maternelle, et maintenant c'est comme s'il réapprenait sa langue maternelle. Le sentiment d'avoir laissé quelque chose de cher dans le rêve ne le quittait pas. Cette pensée le fit se lever et pour une raison inconnue, regarder par la fenêtre. Il avait compris. Cette vieille Honda rouge sombre, il l'avait vendue depuis longtemps déjà.
Le Poète ouvrit les yeux et ne put comprendre un moment où il se trouvait. La sensation qu'il participait pleinement au rêve était si réelle que maintenant au réveil il n'arrivait pas à croire que ce n'était qu'un rêve. Une langue inconnue lui avait semblé être maternelle, et maintenant c'est comme s'il réapprenait sa langue maternelle. Le sentiment d'avoir laissé quelque chose de cher dans le rêve ne le quittait pas. Cette pensée le fit se lever et pour une raison inconnue, regarder par la fenêtre. Il avait compris. Cette vieille Honda rouge sombre, il l'avait vendue depuis longtemps déjà.
Effectivement, c’était très étrange ! La Honda rouge sombre se tenait sous la fenêtre de l’hôtel, la même qu’il avait à l’époque chez lui. Une autre pensée lui vint. Il se trouvait justement dans le pays dont il avait entendu la langue dans son rêve. Ces détails étranges et bizarrement agréables s’assemblaient en un tableau, encore incompréhensible.
Mais il fallait mettre cela de côté pour l’instant. Il restait deux heures avant le concert, il ne comprenait pas comment il avait pu s’endormir. Toutes ces préoccupations mettaient les détails étranges au second plan.
Les concerts dans ce pays évoquaient aussi des sentiments étranges, un mélange d’indécision et d’hésitation parallèlement à de la joie et du plaisir. Comme si un écolier venait répondre à sa maitresse préférée pendant son cours préféré. Et, bien que ce ne fût pas la première fois, une certaine hésitation persista jusqu’à la montée sur scène. Ensuite, la musique familière, les visages enthousiastes des admirateurs et surtout des admiratrices ont effacé tous les doutes, ne laissant que la poésie qui se fondait dans la musique.
Combien de temps cela a duré, le Poète ne s’en souvenait pas. Il s’enivrait de la poésie, se délectait de la musique et était comblé par l’accueil chaleureux ! Dans aucun autre pays on ne n’avait accueilli comme cela, sincèrement et avec enthousiasme, avec sensibilité et respect !
La musique se tut. Le silence se fit dans cette petite salle, un silence d’attente et d’extase attentive. Le Poète savait qu’il devait à présent chanter sans musique ni microphone, mais il eu une impression familière dans ce silence. Le souffle d’un courant d’air frais venant des coulisses l’appela soudain de nouveau. La salle se figea et le temps semblait s’être arrêté. Le Poète se retourna. Elle était seule. Cette même perfection inimaginable, cette robe grise impeccable qui laissait deviner sa silhouette divine fait de marbre rose clair.
- Bonjour ! dit-elle si simplement, comme si ces années difficiles n’avaient pas existé, Tu n’as reconnue ?
- Et je ne t’ai pas oublié ! souffla le Poète, On ne peut pas vous oublier !
- Je vois que tout se passe bien pour toi ? !
- Oui, grâce à vous, Déesse !
- Je partage ta joie, mon Chevalier ! Le visage de l’Élu fut effleuré par une sorte de léger vent, doux et frais. Mais à présent mon aide ne t’ai plus nécessaire. Ne m’oublie pas et je te rendrais visite de temps à autre dans tes rêves et dans le souffle du vent, dans les instants d’inspiration et le rire d’un enfant. Et maintenant, ne te fais pas attendre trop longtemps.
De nouveau le visage et le bras de l’Élu furent effleurés par une sorte de léger vent, doux et frais.
Il le sentit pendant un petit moment. Son cœur s’arrêta d’émerveillement, ses paupières se sont plissées d’elles-mêmes !
La salle attendait ces mots doux et cette voix puissante. Elle retenait son souffle ! Quand les premiers mots résonnèrent, brisant le silence, comme un léger vent, doux et frais, effleura le visage du Poète. Il plongea dans le monde dédié au culte de sa Déesse, regardant avec de milliers d’yeux extasiés, attentive à chacun des mouvements de ses lèvres ou de son corps, écoutant chaque son sortant de sa bouche avec reconnaissance.
Mon amour,
Mon doux, mon tendre, mon merveilleux amour
De l'aube claire jusqu'à la fin du jour
Je t'aime encore, tu sais
Je t'aime.
Et quelque part parmi ces milliers d’yeux, il y en avait des particuliers, même pour un court moment, mais appartenant au Poète. Et il y avait des lèvres qui reproduisaient en miroir chaque mouvement de ses propres lèvres.
...Ma vie c’est toi
Ma vie pour toi...
Et là, derrière ces yeux, se trouvait ce rêve étonnant qui avait bouleversé toute la vie. Là, après ces années, sa petite maison avec jardin où vit son heureuse famille, ses trois enfants turbulents, son travail plaisant dans une société qui a du succès. Là, derrière ces lèvres, cette nouvelle langue, devenue sa langue maternelle, et son professeur, Violaine. Là, dans cette petite tête, tout un renversement des valeurs et des projets si ambitieux pour l’avenir. Et là encore, derrière ces murs du temple à concerts dans lequel son Poète préféré sert sa Déesse, la Honda rouge foncé attend d’être renvoyée.
Juillet - septembre 2011
http://stasbyk.livejournal.com/4836.html