Общество потребления это закономерное следствие формирования и закрепления в мире философии постмодерна. Прежде всего, хотелось бы указать на отсутствие единого понятия постмодерна. Существует огромное количество контекстов, в которых он принимает различные значения, далеко не всегда легко сводимые одно к другому. Мы можем сказать, что не существует постмодернистской философии, но есть постмодернистское описание некоторых форм современной философии.
«Постмодернизм» это понятие, описывающее положение дел в современности в самом общем смысле, но в тоже время имеет консервативный и реакционный оттенок. Т.е. может восприниматься как сверх-модерн, как последняя версия модерна, появляющееся как закономерное следствие модерна, в соответствии с логикой модернизации состояние очевидного анти-модерна (с его терпимостью к обскурантизму, к всевозможных сортов мифологиям, с недоверием к метанарративам, безразличием к противоречиям и логике вообще, не имеющим ничего общего с философией).
Сказанное выше является феноменологической парадигмой, что позволяет нам обратиться к работе Берхерта Вальденфельса «Мотив Чуждого». Этот мотив Вальденфельс обнаруживает в философии Гуссерля и понимает его, исходя из дифференциации сферы Я, в которой всегда можно обнаружить отношение к самостному и к чуждому самости. Чуждое - это то, что не реализуется в рамках некоего ограниченного порядка, что исключено, как возможность и является в этом смысле внепорядковым. Для ответа на вопрос «Как же относиться к Чуждому?» Вальденфельс разрабатывает теорию ответа, реализующую в какой-то мере идею «открытой диалектики» или нового вида рациональности. «Ответ выступает здесь способом, который позволяет заговорить Чуждому как Чуждому, без включения его в имеющийся порядок и лишения его чуждости». Нового вида рациональность обозначается Вальденфельсом как «респонзитивная рациональность». Это не господство единого разума, а пространство встречи множества рациональностей, каждая из которых является рациональностью ограниченного порядка.
В основе этой новой рациональности лежит возможный и действительный ответ, который всегда раньше вопроса. Ответ - это не наполнение интенции спрашивающего неким содержанием, как это понимал Гуссерль, и не удовлетворение притязания, в понимании Хабермаса. Ответ - это всегда отношение к Другому, реакция на его вызов. Респонзитивная рациональность охватывает ограниченный ряд способов и средств ответа, начиная с доязыковых модуляций и заканчивая языковыми модальностями. Телесное отношение играет определяющую роль в этой рациональности. «Ответом являются так же чувства и телесное желание, а не только слово».
Такого рода рациональность открывает новый взгляд на Чуждое или Другое, который вечно ускользает от всех попыток привычной рационализации и нормирования. Из респонзитивной рациональности вырастает новая респонзитивная этика, исходным моментом в которой выступает отношение Я-Другой в пространстве ответа. Этика или этические отношения начинаются во мне самом, потому что Я никогда самим собой не исчерпываюсь и вынужден урегулировать отношение к тому Чуждому, с которым с неизбежностью встречаюсь. Такого рода отношение есть прообраз отношений в социальном мире, которые не вписываются в один единственный порядок разума, а должны сосуществовать в пространстве порядков - культурных, политических, экономических пр. - собственного и чужого.
С учетом сказанного, мы считаем, что нужно прибегнуть к идее о необходимости человеку конструировать себя самостоятельно в качестве субъекта, что соответствует нашим представлениям о новой форме субъективности, заключающейся на своем начальном этапе в следующем: ценности, движимые человеком, необходимо рассматривать с двух сторон. Первая, это «голос и мнения других в нас» - то, что нам навязано извне – «Чуждое». Второе, это когда ценность становится личным приобретением, собственным, своим голосом и мнением. Когда вы убиваете в себе одну ценность и мораль, вы выстраиваете новую - другого порядка, другого уровня. Совершившего подобное переосмысление можно назвать субъектом стратегического действия (ССД), пользуясь определением Андрея Фурсова. Очевидно, что основой для этого субъекта не могут служить ценностные ориентиры прошлого, однако, безусловно, что цель и стратегия его действий не должны создавать противоречий между всеобщим и индивидуальным, что делает их своего рода абсолютным метанарративом – тем, что крайне трудно реализовать в эпоху постмодерна.
<...>
Как итог, мы видим два варианта: либо произойдет откат назад – к понятной нам философии модерна, либо, в случае успешного формирования нового «Я», мы можем говорить о создании принципиально новой парадигмы, что неизбежно приведет к появлению качественно иной философии, и, следовательно, формированию качественно иных ценностей человеческого бытия.