Приветствую всех на канале Птица-муха!
Ловите продолжение рождественской истории, только, как меня и просили в комментариях, предупреждаю – те, кто постарше, приготовьте памперсы.
Дед Митрофан проснулся, когда за окном было уже темно. Дед сладко потянулся, было подумал попить водички, но тут в темноте раздался громкий храп. Дед подпрыгнул от неожиданности и тут же вспомнил, что у него в гостях был дед Григорий и они собирались готовить кролика, но что-то пошло не так.
Дед встал, включил свет, посмотрел на пустые бутылки и всё понял.
– Понапридумывають тама рецептов, никакова здаровья ни хватить пригатовить! – бурчал дед. – Нада хочь в халадильник убрать пока ни заванялси. А ентат, вы на няво поглядити, дрыхнить, как будта совисть у няво чистая.
Дед убрал крола в холодильник и попробовал разбудить товарища.
– Гришка, вставай, я Василию обещалси придить, вставай, идить нада.
– Отвяжися, ведьма стара! – пробурчал дед Григорий, повернулся на другой бок, лицом к деду Митрофану, и опять захрапел.
– Ведьмай старай мине ещё никто ни называл. Ну ладна, спи сибе, проснёшьси придёшь, куды денишьси, а для Васи, можить, кажда минутка у пустую прошедша дарага. – рассудил дед, но тут ему в голову пришла одна мысль.
Ну, это же дед Митрофан! Он взял из ведра, в которое вычищал из печки угли и золу, кусочек хорошо обгоревшего дерева и принялся за работу. Сначала нарисовал деду Григорию на лице усы, переходящие в клиновидную бородку, вымазал нос, и вокруг глаз. Полюбовался на результаты своего труда и решил на лысине товарища пририсовать ещё и рожки. Красота! И, довольный своей выдумкой, пошёл в гости к дедушке с бабушкой, оставив деда Григория храпеть дальше.
Время близилось уже к девяти вечера. Дед постучался в дверь, отряхнул снег с валенок и вошёл.
– Хозяивы! С Рожжеством Христовым!
– Б-а-а! Митрофан! Прахади, ты вовремя, скора Петровна с Вовкай подайдёть! – обрадовался дедушка, что не один останется в женской компании, будет хоть с кем рюмку опрокинуть. – А иде же Гришка-то?
– Гришка поломалси слягка. Спить у мине. Проснётси, сам придёть. Чай саабразить.
– Ну, Митрофан, чаво, калядавать будишь, чи не? – спросила бабушка.
– Каки там, Клавдя, калядки! Чаво, я малинькай что ли? Вон Вовка придёть, покалядуить. Ты яму конхфет-то приготовила, чи не?
– А как жа? Петровна говорить, что целу няделю учила Вовку стишку. Придёть, расскажить. Петровна така гордая, давольная, что Вовка выучил.
– Ну, значить, паслухаим.
Дед был весь в предвкушении. Кому же не знать, как не ему, что Петровна зря мучилась неделю, учила с Вовкой стишок. А дело было так.
День назад Петровна выпустила внука погулять. Было не очень морозно и шёл снег. Вовка взялся лепить снеговика и катал уже второй ком. Дед расчищал дорожку от калитки до дороги, и Вовка, заметив его, покатил ком в направлении дедова дома.
– Здрасти, деда Митрофан.
– Здорова, Вовка. Чаво, Снягурачку лепишь?
– Не-а. Снеговика.
– А марковка имеицца, чи не?
– Не-а.
– Здрасти! Я с тибе пряма валяюси. Какой же снегавик без марковки? Пайдём, подбярём падхадящу. И пугавки для глазкав.
Вовка пошёл за дедом.
– Скора, Вовка, Рожжество.
– А я знаю. Мы с бабушкой к дедушке Васе и бабушке Клаве пойдём в гости.
– А стяшок ты выучил? Калядавать, как будишь?
– Выучил.
– Маладец! Расскажи.
– Ангел к нам с небес спустился и сказал: "Христос родился…"
– Стоп, Вовка, стоп! Чаво энта за стяшок. Да тибе за энтат стяшок никто и канхфетки ня даст.
– А почему?
– Пока ты придёшь в гости у них уже все внуки покалядують. И все энтат стяшок расскажуть, патаму что других никто ня знаить, ну, акромя мине, канешна. Баба с дедам уже так энтава стяшка наслушюцца, что аж ташнить будить.
– А что делать? А ты знаешь другой?
– Канешна, знаю и, если хатишь, тибе научу.
– Хочу, хочу!
– Ну, слухай сюды…
И дед научил.
Пока суть да дело, в дедушкиной хате шёл душевный разговор.
– Ну, чаво, Митрофан, приготовил кашу с кроликам? Получиласи? – поинтересовалась бабушка. – А то, что я за здря рецепт тибе переписавала?
– Ой, Клавдя, да и ня спрашивай, такой сложнай рецепт. Силов ни хватило пригатовить.
– Да чаво ж там сложнава?
– Вот ты мине скажи, када гатовишь, то сама всё делаишь, али Василий тибе памагаить?
–Да бываить, что папрашу крола порубать, и то редко. – ответила ничего не подозревающая бабушка.
Дед Митрофан посмотрел на неё с уважением.
– Чаво, и абмываишь сама?
– Каво?
– Ну, крола.
– Канешна, сама. Чаво тута такова? – удивлялась бабушка.
– И рис сама?
– И рис сама.
– И как тольки у тибе стольки помещаицца? – удивлялся дед. – Мы всё с Гришкай на дваих делали и то силов ни хватила.
– Да, чаво помещаицца-то? – не поняла бабушка.
– Ну, чаво, чаво? Водки!
– Какой ещё водки?
– Да обнаковенной. Чем ты ещё яво абмываишь? Али ты, можа, вином?
– Каво вином?
– Да крола, гаварю! Чем ещё можна абмывать?
Тут до моего дедушки начал доходить смысл вопросов деда Митрофана, и он покатился со смеху.
– Клавдя, он крола ни в смысле помыть, а абмыть! Ой, ни магу, сичас со смеху памру! – стонал дедушка.
– Да идитя вы, стары дураки! Кака разница, помыть али абмыть… – и тут до бабушки дошло. Когда деду Митрофану, просмеявшись, всё разъяснили, он даже слегка обиделся.
– Чаво, па-русски написать ни можна? Абмыть! Нильзя была проста написать – памыть. Тада всё панятна. Ты, Клавдя, проста врядительница кака-то!
Но тут в двери постучали. Пришла Петровна с Вовкой. Бабушка засуетилась, а дедушка ещё смеялся втихаря. Но лучше уж ему было успокоится, чтобы передохнуть, потому что настал черёд Вовке читать стишок. Дед Вася поставил посередине комнаты табуретку, на неё Вовку.
Все расселись по местам и приготовились слушать, а потом восхищаться, угощать конфетами и хвалить его. Надежда Петровна, сияющая от гордости, кивнула Вовке, и он начал:
– Маленький Вовчик
Присел на пинёчик,
Яйцы висять,
Налей сто пядесять! – и замер в ожидании аплодисментов, конфет и похвалы.
Деды и бабушка чуть ли не плакали от смеха, а Петровна, красная, как рак, сказала:
– Не это стихотворение, Вова, а то, катораму Я тибе учила!
– Не буду!
– Па-ча-м-у-у?
Вовка, кивнув на дедушку с бабушкой, сказал:
– Их уже тошнит от этого стихотворения!
Бабушка с дедушкой ещё больше зашлись от смеха, поскольку Вовка был вполне себе прав. Этот стих они уже четыре раза выслушали от внучек и внука.
– Ладна! Я дажа выяснять ни буду, чиих энта рук дела! – сказала Петровна, строго поглядев на деда Митрофана, но тоже уже больше не смогла сдержать смех.
Вовка слез с табуретки, и все уселись за стол. Приступы смеха изредка возобновлялись. Вовка получил свои конфеты, но до еды ему строго- настрого было запрещено до них дотрагиваться. Дедушка уже было начал произносить тост, когда послышался стук в дверь. Все обернулись на звук, открылась дверь, и, как вишенка на торте, на пороге появился дед Григорий.
– Добрай вечар в хату! – торжественно начал дед Григорий, держа шапку в руке и собираясь с ходу поздравить друзей с праздником. Сидящие за столом замерли в недоумении, но через несколько мгновений разразились громким хохотом.
– О, как вы мине радуитися! Энта харашо. И мине налейти, а то от Митрофанова крола у мине галава разламываицца, а в живате кишка кишке бьёт па башке.
У сидящих за столом, кроме Петровны и Вовки, случилась истерика. До слёз. Деда Григория усадили за стол, ничего не сказав про сказочный раскрас. Если бы Вовка по простоте душевной не спросил бы у него, зачем он у себя на лице чёрта нарисовал, дед так бы и не узнал, пока бы в зеркало не посмотрел.
– Вот ить, Митрофан, друг называитьси! – сетовал дед Григорий. – А я думаю, чаво тако? Чаво вы на мине так смотритя? Теперича я понял, чаво от мине так бабы на улице шарахнулиси! Ну, слава Богу! А то я уже была падумал, что такой старай да страшнай!
А кролика дед Митрофан приготовил на следующий день под чутким руководством моей бабушки, предварительно выкинув от греха подальше "энтат сложнай" рецепт.
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала здесь.
Все рассказы про деда Митрофана здесь.
Подписывайтесь на мой телеграм канал, там тоже весело.