Я познакомилась с Татьяной в одном селе, куда обеих направило гороно: меня учителем русского языка, Таню – учителем математики. Мы не могли не подружиться. Во-первых, работа в одном коллективе, во-вторых, мы обе матери-одиночки, у меня сын пяти лет, её сыну два года. В-третьих, дома, куда нас поселили, были друг от друга через дорогу. Вечера мы коротали то у меня, то у неё. Дети играют, мы откровенничаем.
В тот год к нам в школу направили двух выпускниц педучилища. Вот эти две девушки и встали на пути Татьяны к счастью. Татьяна, которая уверяла меня, что нажилась семейной жизнью навеки, что ни одного мужчину она не впустит ни в своё сердце, ни в свою жизнь, – влюбилась! Что нашла она в этом Генке? Парень как парень, армию отслужил, у него даже подружки ещё не было, хотя в деревнях парни, как правило, отслужив срочную, женились вскоре. Или их женили родители, «пока с пути не сбился, пока не загулял». Генка уже «сбился» в том смысле, что часто попивал. Образование тоже «не фонтан»: как окончил деревенскую восьмилетку, так мать его за руку привела к председателю колхоза устраивать скотником. Она ни за что не хотела отпускать сына (которого, кстати, тоже растила без мужа) ни в соседнее Силино, где была десятилетка, ни в училище, хотя Кемерово было под боком. Боялась, что заведутся у Генки нехорошие дружки, научат хулиганить да пить горькую. Пьющих дружков Генка и в деревне нашёл, правда, в хулиганстве не был замешан: выпив, он шёл домой, доставал баян и, если тёплое время года, садился с ним на крыльце. Играл он профессионально, за полчаса мог любую новую мелодию подобрать, а выучил его «басам» да «ладам» и без всяких нот соседский дед, когда Генку из-за баяна ещё и не видать было. Дед умер, а баян его жена подарила Генке: «Поминай деда. Чего баяну зря пылиться. Людям радость, тебе заделье». Генка, может, и выпивать-то потому полюбил, что его наперебой приглашали на разные вечеринки, а в благодарность наливали: выпей, мол, сынок.
Сидим как-то у Татьяны на крыльце, лето только началось, но вечер был на редкость тёплый. Тишина. Тракторы и машины ещё в поле… Но вот с нижней улицы долетел до слуха музыкальный аккорд. Потом крепко сдвинули меха, и зазвучали одна за другой мелодии.
- Генка Котельников играет, – сказала Таня.
- Откуда ты знаешь?
- А я про него за этот год, можно сказать, всё узнала.
- И зачем тебе это? – не поняла я.
Таня помолчала. А потом всё же решилась:
- Я давно хотела с тобой поделиться, неловко было. Нравится он мне. Очень.
- Тань, опомнись, я его трезвым ни разу не видела. Ты куда хочешь горькую свою головушку сунуть? Мужа бросила, потому что пил. Но он хоть родной отец Ване. А это разница.
- А я только сейчас поняла, что не любила его. Так, сдуру замуж выскочила. Боялась в перестарках остаться. Он чувствовал. Каюсь теперь. Я и себе, и ему, можно сказать, жизнь испортила. Но у меня хоть Ваня… А Генка… Понимаешь, мне неважно, что он вот такой, не очень-то, скажем, презентабельный. Но я душой чувствую: это мой мужчина. Там я не боролась, а за Генку поборюсь. Вот увидишь, он со мной и пить потихоньку научится в меру.
И ведь добилась Татьяна своего – стал Генка «на огонёк» каждый вечер приходить. Вскоре по деревне поползли слухи: Генка Котельников «гуляет» с учительницей. Село ахнуло. Такая умница, красавица, учительница, зарабатывает больше всех в селе – и с Генкой?! «Прямо королевишна», – вздыхали завистливо женщины, завидя Татьяну. Слухи дошли и до его матери. Её раздувало от гордости за сына, но она и мысли не допускала, что её кровиночка женится на разведёнке да ещё с дитём. Ей бы радоваться, старой дуре, но она, видимо, попросту ревновала сына, привыкла, что их двое, боялась, что «уведёт» учительница её надежду и опору в свой дом. И она часто громко орала у магазина, стоя в кружке женщин, специально орала, чтоб до Татьяны донесли её слова:
- Мне ни Тани, ни Вани не нужны. Вон две молодые учительницы, пусть из них и выбирает.
Можно представить, какие «беседы» закатывала она сыну наедине, какие приводила доводы. И ведь подействовало! Генка стал реже и реже бывать у Татьяны, а по деревне пошли слухи, что он теперь у Любы и Нади (девушки жили вместе) частенько гостит вечерами.
Таню терзала ревность, которую она не стеснялась показать мне, но тщательно скрывала от Генки, когда он всё же вспоминал про неё. Правда, это случалось всё реже… Таня знала про отношение к ней его матери и считала её виноватой в том, что Генка так изменился. Но хотя она и говорила с презрением о Генке, что он из тех, у кого «куда ветерок, туда и умок», но отпускать его не хотела. Или не могла.
А Генка всё реже вспоминал о существовании Татьяны. И ещё одна зима прошла… Вот тогда Татьяна решилась на крайнее средство: на колдовство.
Таня выросла в деревне, а в каждой российской деревне обязательно была своя ворожея, колдунья, костоправ, знахарка. И многие верили в них, знали, кто кого вылечил, кто на кого порчу навёл, кого к кому «присушили». Вот и Татьяна, казалось бы, человек образованный, хотя и не очень верила в силу этих приворотов, но и не отрицала категорично и даже знала женщину, которая держала около себя мужа только якобы благодаря своему колдовству. Эта женщина жила напротив родительского дома Тани и сама на всю деревню хвалилась своими «способностями». Вот она и научила Таню одному такому способу: надо печку вычистить, сложить в ней колодец из 12 осиновых щепочек, поджечь его и на заре прокричать в печку имя любимого, как бы позвать его. И всё, никуда не денется.
Ваню Татьяна привела к нам, чтоб под ногами не путался, расспросила меня, не умею ли я находить и чистить дымоходы, сама она этого никогда не делала: мать оберегала её от грязной работы. В моей семье этим занималась свекровь, но я присматривалась, как она это делает, и знала, что нужный кирпич как-то выделяется. Я пообещала Тане помочь. Оставив ребятишек играть, мы пошли работать. Я быстро нашла дымоходы, вычистила их, уже замазывала щели глиной, Таня в кухне вычищала золу из топки. Слышу:
- Помнишь, я тебе про колдунью из нашего села рассказывала? А что, если мне сейчас попробовать? И печка так прочищена… Если в этом есть правда, – поможет.
- Ты же говорила: «На заре». А сейчас полдень… – я не осуждала Таню, видела, что Генка просто извёл её за зиму. Вот подлец, не нужна – разрубил отношения бы сразу, а то...
- Не знаю, Тань. Кричи, если хочешь.
- Я тебя стесняюсь…
- Да я-то тут причём? Ты подожди, я щели только замажу, а то дым от твоего костра в комнату повалит…
Я домазала щели, открыла окна, чтоб замазка на сквознячке быстрее высохла, стала забеливать печь. Тем временем Таня сложила «колодец» и кричит (сначала тихо, несмело как-то, потом всё громче и громче):
- Генка… Ген-ка-а… Ге-е-нка-а! – И вдруг где-то совсем рядом я слышу Генкин отклик:
- Чо? Чо кричишь-то?
У меня от мгновенного ужаса заледенело всё тело. Помню, мелькнула мысль: «Надо же… Как быстро подействовало… Он что, на метле прилетел?»
Уронив щётку, с растопыренными руками, потеряв дар речи, я двинулась в кухню. Было так жутко, что я не могла находиться в комнате одна. На кухне у раскрытой печки я увидела нашу «королевишну», которая как стояла перед топкой, так и замерла, бледная, чумазая от сажи, с расширенными глазами. Она тупо смотрела на меня, я на неё. Дверь на улицу была тоже раскрыта, и я первая увидела, как на крыльцо всходит… Генка.
- «Класс!» – оценила я Танину ворожбу. Генка, перешагнув из сенок порог, снова спросил:
- Чего звала-то? Помочь что-нибудь? Я с работы на обед иду, слышу из твоих открытых окон твой голос… Чего, думаю, зовёт? – пригляделся к нам, снова спросил:
- А вы чего такие? Как контуженные… Так надо чего или просто так? А то мне снова на работу. Ну нет, так я пошёл, – и Генка, не дождавшись от нас ни тпру ни ну, ушёл.
…А ворожба Тане не помогла…
Автор текста: Людмила Семёновна Сафонова
